Обман (СИ) - Субботина Айя - Страница 47

Телефон выскальзывает из ладони, потому что я слишком крепко его сжимаю, и задорно летит прямо в полный стакан коньяка, который я собирался распить для поднятия боевого духа.

— Марк… Анатольевич… тут важные документы…

Она точно смертница.

Я пытаюсь выхватить телефон, но вместо этого к чертям собачьим опрокидываю стакан, и он грохается на пол, с ног до головы поливая нас крохотными колючими осколками.

Визг. Кровь. Кровавая оргия и бледные мальчики.

И даже не сразу понимаю, почему вдруг реву. Ну или не реву, но по роже течет что-то теплое.

Провожу ладонною — и скриплю зубами от острой боли чуть ниже правого глаза. Снова туплю, потому что на пальцах явно не горючие слезы раскаявшегося бабника, а куда более прозаичная и повседневная вещь — кровь. И идет она, судя по всему, из торчащего в моей распрекрасной физиономии осколка.

В общем, через полчаса я оказываюсь в машине «неотложки»: без телефона, без связи с внешним миром, зато с жирной перспективой стать одноглазым.

— У меня невеста в ЗАГСе, — бормочу я, пытаясь увернуться от шприца в руках медсестры, но она почти с удовольствием всаживает иглу мне в плечо.

— Не дергайтесь, больной, — ласково говорит Белый халат. — Никуда ваша невеста не сбежит. Вот я бы точно не сбежала.

— Поэтому, вы и не моя невеста, — охотно соглашаюсь я.

Через полчаса, когда я валяюсь на больничной койке, пытаясь понять, почему в мире современных беспроводных технологий и сотовой связи никто не может дать мне телефон, в больницу вторгается торнадо — моя крайне злая семья. И я узнаю, что: дурак, идиот, мерзавец, подонок, подлец и тряпка. Все остальное, как в старом советском фильме, больше похоже на непереводимый поток местного фольклора. Если бы хирургическое вмешательство, меня бы поколотили всем табором. Даже собственная мать. Она, кстати, судя по лицу, всыпала бы больше остальных.

— Вот, — Марина протягивает мне телефон, на котором я смотрю короткое видео с Верой в главной роли.

Моя красавица сидит на диване, поглощает попкорн и смотрит… «Том и Джерри»?

— Я пыталась позвонить ей, а она в ответ скинула это видео с припиской: «Занята: смотрю научно-познавательную передачу «Тысяча и один способ надругательства над сбежавшим женихом».

— Ты хоть бы ради приличия изобразила сочувствие, — ворчу я в адрес Лерки, пока меня, словно молодящуюся порно-звезду, на каталке везут под нож.

— Исключительно из сочувствия, братик, я буду подавать Вере боеприпасы, когда она перейдет к активным военным действиям.

Ну все, Марик, ты конкретно попал.

И букетом в зубах, штурмуя водосточную трубу, точно не отделаешься.

Я барахтаюсь в постели, пытаясь встать, хоть после наркоза содержимое моей головы больше напоминает плохо переваренную блевотину и перед глазами карусели с ядовитыми масляными мазками.

— Ты куда собрался? — тоном тюремного надзирателя спрашивает мать.

— Вернуть свою невесту. — А куда я еще могу идти с опухшей рожей, свежими швами и…

Я снова рассеянно провожу ладонью по лицу, и в пальцы опять словно бьет ток. Шиплю и чуть не плююсь от боли, и снова валюсь на койку. Кровать рядом прогибается под весом еще одного тела и Марина смотрит на меня с видом человека, который наслаждается препарированием жабы.

— Вообще-то вы моя родня и должны быть на моей стороне.

— А я как раз на твоей стороне. Поэтому не дам сунуть башку в пасть льва.

Она выразительно трясет телефоном, давая понять, что речь в общем не обо льве, а о львице.

— Поверь мнению человека, который прошел пару болезненных расставаний — дай ей остыть. Пару дней.

Я бы охотно согласился на это предложение, потому что и мне довелось столкнуться с разъярёнными брошенными женщинами, но я понятия не имею, как проведу эти дни в одиночестве, без своей адской козочки. Не представляя, что в это время на горизонте ее жизни снова может вырасти тот прилизанный франт Егор, за которого она, чего доброго, выскочит замуж мне назло.

Но раз меня взяли в окружение, придется хитрить и делать вид, что я — послушный и на все согласный.

Через пару часов и еще одного осмотра врача, меня привозят домой. Сестры носятся, словно мне не рожу перекосило, а оторвало руки и ноги, и я даже в туалет сходить не могу без посторонней помощи. Терплю, мысленно придумывая слова оправдания для Веры, пока меня укладывают в кровать и пытаться накормить обезболивающими таблетками.

После них я наверняка вырублюсь, так что приходиться разыгрывать целого шпиона, «проглатывая» пилюли для вида, а потом выплевывая их за кровать.

— Со мной все будет в порядке, — как попка-дурак повторяю одно и то же, убеждая семейство оставить меня в покое.

— Марик, ты знаешь, как мы с папой тебя любим. — Мать смотрит на меня сверху вниз, как будто пришло время отпустить птенца из родного гнезда, но орлица лучше отгрызет ему крылья, чем позволить «птенчику» свалить в самостоятельную жизнь. — Но сейчас тебе лучше поправиться и не делать глупостей. Через пару дней я сама поговорю с Верой и все ей объясню.

— Интересно что, — на автомате бросаю я, мысленно прикладывая ладонь ко лбу как во всем известном интернет-меме. Так и вижу эту картину: мама пришла к девушке рассказывать, что ее сын болван, но на самом деле очень хороший мальчик. — Ма, давай ты ничего не будешь делать? Это моя жизнь и с Верой я как-нибудь разберусь сам.

Она минуту испытывает меня пристальным взглядом, но видимо хоть в чем-то удача сегодня на моей стороне, потому что этот поединок выигрываю я.

— Главное, не разберись так, как сегодня, — говорит мама, целуя меня в здоровую щеку и, наконец, уходит вслед за сестрами.

Едва дверь за ними закрывается, я выбираюсь из постели и, еще немного пошатываясь, иду в ванну. Из зеркала на меня смотрит Страшилище: опухшее, синюшное. В общем, просто из сказки о заколдованном принце, который думал, что слишком красив, чтобы любить. А если провести аналогию дальше, то все это — награда злой волшебницы, если бы она каким-то образом забралась в мою башку в тот момент и поймала на крамольных мыслях, а готов ли я взять на себя ответственность за одну-единственную женщину.

— Ничего, мужик, — говорю той страшной роже, — есть вероятность, что тебя не узнают и дадут пожить еще пару минут, а за сто двадцать секунд можно сказать… Да хрен его знает, много, наверное.

Я долго раздумываю над тем, покупать ли Вере цветы, но в конце концов прихожу к выводу, что лучше купить и получить ими по роже, чем не купить и выглядеть еще большим кретином, чем дурак с побитой рожей. Но на всякий случай беру ромашки — они хоть без шипов, и все-таки не такие «тяжелые», как головки нераспустившихся роз.

На пороге квартиры моей Мольки долго прислушиваюсь к звуку за дверью: время от времени слышу громкий смех и какой-то фоновый звук, как от мультиков. Судя по обрывкам фраз, она до сих пор смотрит «Том и Джерри», а это значит, список казней на мою дурную голову уже размером с Эверест.

И все-таки, нажимаю на звонок.

Даю себе обещание не отступать, даже если адская козочка начнет бодаться.

Шаги за дверью немного шаркающие и будто притормаживают. Хм… Молька что — надралась с горя? Вообще я не люблю пьяных женщин, но в данном случае ее состояние может сыграть мне на руку: вдруг снова получится увезти ее в свою холостяцкую берлогу и извиниться в постели раз «много»?

Щелчок.

Вера гостеприимно распахивает дверь, хоть уверен — она посмотрела в глазок и знает, кто заявился к ней в одиннадцать ночи.

— Привет, — широко и дружелюбно улыбается она, и отступает, полностью освобождая путь в ее квартиру. — Заходи давай, не пускай сквозняки.

У меня ступор.

Полный.

Я просто переставляю ноги, как механическая кукла.

На моей адской козочке простая пижама в клетку: объемная и явно после пары десяток стирок, но я все равно пускаю слюни на ее задницу, и радуюсь, что Вера этого не видит, потому что моя и без того «прекрасная» рожа сейчас наверняка полный отпад. В меньшую сторону.