Тигр и Дракон (СИ) - "The Very Hungry Caterpillar" - Страница 15

Армия его теперь выглядела по-другому. Раскрасневшиеся, тяжело дышащие, его подопечные смотрели с задором и больше походили на солдат. Вот и обратился к ним Шэрхан как к настоящим воинам:

— Нелёгкая будет битва. Но лёгкую битву и выиграть зазорно. У нас в Джагоррате превосходство врага меньше чем в пятикратном размере и битвой-то не считается, так — потренироваться да сабли заострить. Наша же победа будет тем слаще, чем с большим потом она нам дастся. Ежели поймали вас, снег за шиворот пихают — не сдавайтесь. Снег не нефрит, растает и следов не будет. Бейтесь до последнего. Пусть зеленых возглавляет императрица, мы же тогда с вами будем биться во имя самого императора. Защитим честь и славу золотого дракона и принесем зелёные стяги к его ногам!

Йиньйинь еще переводить не закончил, как толпа уже зарокотала, захлопала. Девица музыкальная ловко на своём небольшом барабане застучала.

Кивнул Шэрхан довольно. Поднял руку:

— А что до императрицы, то, скажу я вам, пока джагорратскую армию водил, воевал я с демонами и похуже.

Замялся Йиньйинь, посмотрел робко.

— Ладно, это не переводи. Во имя великого императора! — гаркнул Шэрхан на цзыси, благо эту фразу, завершающую каждую утреннюю молитву, он уже выучил.

— Во имя великого императора! — отозвались девицы и евнухи.

Под грохот барабана выстроились со снежками наготове. Противники были тут как тут. Остановились метрах в трёх и скалились. Девицы все крепкие, евнухи вообще слоны боевые, зато дисциплины никакой. Стоят гурьбой, как козлы в загоне, без строя, плана, командования. Воевал Шэрхан с такими, бывало. Выглядят страшно, а по сути — зёрнышки в перезревшем гранате, ткнешь — разбегутся. Тыкать Шэрхан умел.

Удар гонга вздребезднул воздух, заставляя и без того разгоряченную кровь бежать по венам лавой вулканной.

— Готовься! — гаркнул Шэрхан. — В бой!

Йиньйинь едва успел перевести, как снежная атака началась. Злым белым облаком накрыло зеленых. Оно жгло, морозило, кусалось. Не все снаряды достигали цели, но и этого хватало с лихвой. Перепугались зелёные. Бросили обзывательства и стали сражаться по правде. Только оказалось, что снежки заготовленные уже расстреляли, а поставку снарядов не организовали. Передним линиям только и оставалось, что рушить и без того расхлябанный строй и копать снег под ногами. Вот тут-то и началось самое весёлое. Шэрхановы солдаты не спали. Как только зелёный нагибался за снегом, его тут же обстреливали с особой жестокостью, пока от него не оставались разве что ножки, из сугроба торчащие. Шэрхан углядел одного такого погребенного евнуха, ринулся через границу, ухватил за тёплые сапоги и дернул обратно. Вылазка его была столь стремительной, что никто из зеленых и возмутиться не успел. Миг — и Шэрхан уже на своей стороне поля, где он толкнул барахтавшуюся добычу в руки злорадных девиц, и они накинулись, как стайка голодных чаек, пихая ему снег за пазуху, под плащ, в сапоги, тыкая носом в сугроб, пока он не застонал в изнеможении и не взмолился о пощаде. Так-то.

Шэрхан вернулся на линию фронта. Вдохновлённые его примером, синие воительницы теперь бесстрашно кидались на пурхавшихся в снегу врагов и тащили их на свою сторону. Удавалось не всем. Кого-то в момент перехвата сбивали с ног и затягивали за линию фронта. Был среди зеленых один особо рьяный евнух, размером с носорога и на морду такой же красавчик, что щелкал Шэрхановых девиц будто семечки тыквенные, прореживая строй и снижая боевой дух. Следовало нейтрализовать. Вооружившись снежками, Шэрхан стал методично громилу обстреливать, целясь в нос и глаза. Поначалу гад отмахивался от него, как от обнаглевшего комара, но вскоре разозлился. Нашел в толпе глазами, кулаком пригрозил. Шэрхан ковырнул в зубах, показывая, что думает о нем и его семье до десятого колена. Может, и не было у местных такого знака, только детинушка рассвирепел, дернулся и на Шэрхана носорогом красноглазым понесся. Лоб в лоб с таким встречаться не хотелось. Как с поленом, с горы на тебя несущимся, воевать? Вот Шэрхан и рванул вглубь лагеря, туда, где, спрятавшись за снежными постройками, можно было спланировать внезапную атаку. Да детинушка не только силой оказался наделён, но и прыткостью лани длинноногой. Шэрхан едва за укрепление завернул, как его за капюшон плаща дернули. Брякнулся он со всей дури на спину, крутанулся, а снег уже лицо залепил. Толстый гад навалился сверху и теперь исправно заталкивал снег за ворот, как подушку бы сеном набивал. Жгло нестерпимо, дыхание липким криком в горле застряло. Попытался Шэрхан тушу сбросить, да какое там. Будто обоз с глиняными тандырами на него перевернулся. В двух вздохах был он от мольбы о пощаде, как вдруг груз на нем замер, осел, а там и вовсе исчез. Словно крылья выросли.

Шэрхан встрепенулся, снег из глаз вытер, на спасителя своего глянул — и застыли слова.

Но через мгновение уже ухмылялся.

— А говорили, игрищами глупыми не интересуешься, — сказал, снег сплевывая.

Император снял шарф, что пол-лица закрывал, дернул плечом, евнуховским плащом прикрытым.

— Услышал, что честь мою защищать собираешься, вот и пришёл.

— Еще говорили, с оружием нельзя. — Шэрхан кивнул в сторону бессознательного евнуха, явно не кулаком успокоенного.

— Исключительные ситуации требуют исключительных мер.

Император вытянул руку вперед — нефритовая палка в ладони блеснула. С треском вырвалась из наконечника широкая зеленая молния и ударила в землю с такой силой, что снег зашипел и отпрянул. Ишь ты, красуется.

Шэрхан вытряхнул комки влажного снега из сапог.

— Обратно мне пора.

Собрался вставать, да император его снова в снег усадил:

— Ты хорошо командуешь. Не брезгуешь, что войско женское?

— Да чего ж тут зазорного? У меня сестра воин. Дерётся не хуже меня, а как генерал фору даст.

Император кивнул и сжал руку у Шэрхана на локте:

— Проиграй.

Сначала показалось, что шутит. Ан нет, серьёзный.

— Да иди ты, — сказал Шэрхан, отмахиваясь.

Хватка на его локте усилилась.

— Думай, что говоришь, — сказал император предупреждающе. — Тебе повезло, что тут, кроме нас, никого нет.

Посмотрел своим взглядом черным, тем, от которого яйца скукоживались. Раньше скукоживались. А теперь только едкий азарт в груди вспыхнул. Так загорелось, что аж вперед Шэрхан подался. Облачко, императором выдохнутое, в себя втянул.

— Тут, кроме нас, и вправду никого нет.

Император аж рот открыл от наглости Шэрхановой. По губам глазами лизнул. Показалось, подтаял лед под чёрными ресницами, но на мгновение, не больше. Выпрямился снова сосулькой.

— Почему корову убил?

Это еще к чему вспомнил? Только из кошмаров ушла рогатая…

— Обратно бы мне. Сражаемся, вроде как.

Не отпустил император. Еще крепче локоть сжал.

— Ответь.

— Почему-почему… Что, у меня выбор был? Сказала бы твоя кобра: «Жги Джагоррат», я б уже со свечкой в портал шёл.

— А как же твой бог?

— Какой такой бог? Я ж в драконов всей душой теперь верю.

— Не ёрничай. Правду скажи.

Локоть уже больно стало. Ещё чуть сильнее прихватит — полруки оттяпает.

— У меня бог не паскуда жадная. Он говорит, есть у тебя возможность — построй храм, а есть нужда — разбери его и дом себе сделай; есть возможность — читай священные книги, а есть нужда — сожги их и еду себе на костре приготовь; есть возможность — помолись, но если есть нужда — ляг лучше и выспись. Так что он ко мне не в претензии. К тому, что произошло у императрицы он вообще отношения не имеет, это между мной и коровушкой. А с ней мы уже договорились.

— Ясно, — сказал император, отпуская локоть. — Иди обратно к армии своей. Только уж ты проиграй. — На Шэрханов рык усмехнулся: — Если проиграешь — подарок сделаю. Такой, что поражения стоит. Проиграй, не пожалеешь.

Проиграть оказалось несложно. Как появилась на поле боя императрица, так попадали Шэрхановы солдаты, даже снежка в морду не дожидаясь. Во время удара гонга кроме него и не осталось никого на ногах, даже Йиньйинь сдался.