Отыгрыш (СИ) - Милешкин Андрей - Страница 15

Тоже вот — показательно. Ведь не вывезут же это оборудование, точняк не вывезут, порадуют дяденьку Гудериана. Хотя ему тут и так не кисло было… будет.

А архивы-то, небось, уже… Впрочем, это в спокойные времена архивы — бумажконакопители. В данных же обстоятельствах за иной бумажкой — жизнь. И не одна.

"Ты хотел знать? Пожалуйста. Старший майор госбезопасности — не хрен с бугра. Вот и действуй!"

Годунов огляделся. Как именно он материализовался посреди заводского двора — об этом лучше не думать, все равно ничего не надумаешь, если верить куче попаданческих романов… а теперь ещё и собственной интуиции. А вот почему его неведомо откуда взявшейся персоной никто не заинтересовался — это понятно. В нормальном рабочем коллективе большая часть работников друг друга знает, и чужака заметили бы мгновенно. Но, по всему видать, коллектива-то и нет. Есть люди, которых свела вместе печальная необходимость. То, что называется "случайные". Крепких мужиков-работяг всего-то с полдюжины. Дюжина неубедительно бодрящихся дедов — явно из кадровых, а то и из потомственных рабочих; месяц назад эти деды наверняка были персональными пенсионерами, и по первому же зову явились на родной завод. Несколько женщин, в лица которых не надо долго вглядываться, чтобы сообразить — беженки. Ну и парнишки-подростки. Которые порасторопней — наверняка из фэзэушников. Прочие — вероятно, тоже беженцы.

Интересно, а он, Годунов, в своем старомодном… точнее, аутентичном — во, какие слова на почве стресса в голову приходят! — пиджаке, пропыленном так, как если бы в нем полсотни верст отшагали, с кем идентифицируется? Почему-то не возникало сомнений: остановись он сейчас, задумайся, замешкайся — и ненужное внимание к его персоне гарантировано. Почему-то всплыл — вперемешку с достаточно здравыми мыслями — допотопный анекдот: "Что-то отличало Штирлица от жителей Германии: то ли мужественное лицо, то ли волевой профиль, то ли парашют, волочившийся за ним".

Как ни крути, выходит, что лучше всего самому объявиться. Хотя бы и потому, что он ни разу не Штирлиц и о способах сбора информации может только догадываться… да и попытка приведет, девяносто девять из ста, к изобличению его как шпиона. А вот если зайти в контору и побеседовать… Только без шума и прочих спецэффектов. Заходим уверенно, как подобает лицу, облеченному властью, и — спокойно, Маша, я Дубровский.

Быстрым шагом подошел к распахнутой настежь двери, сориентировался, повернул налево и предсказуемо уперся в массивную крашеную дверь с лаконичной надписью "Директор". Единожды стукнул и, не дожидаясь ответа, вошел.

Коротко взглянул на седовласого, боковым зрением пытаясь выцепить календарь или подшивку газет: сообразить, какое нынче число — наипервейшее дело. М-да, это в книжках-киношках подсказки щедро развешаны-разбросаны заботящимися о своих героях авторами так, чтобы героический попаданец долго неизвестностью не терзался…

Но то ли он, Годунов, представлялся неведомой силе, перебросившей его сюда, недостаточно героическим, то ли логика его пребывания в прошлом предполагала квест высокого уровня сложности… Одним словом, ни тебе отрывного календаря, ни подшивки "Правды" поверх стопок бумаг, ни рояля в кустах… да и откуда бы взяться кустам в помещении? Чахлая герань в горшке на подоконнике — вот и вся растительность. В ней даже свистулька не поместится, не то что рояль.

Под недоуменно-настороженным взглядом седовласого вытащил из внутреннего кармана удостоверение.

— Здравия желаю. Старший майор государственной безопасности Годунов Александр Васильевич.

Выдержал паузу, давая возможность седовласому изумиться. Ну и представиться, само собой.

— Потапов Николай Кузьмич, исполняющий обязанности директора, — если И.О. и удивился, то удивление это было какое-то вялое и невыразительное. Наверное, подумал Годунов, последние несколько дней разнообразное начальство тут косяками ходит. Но ни станки, ни люди так до сих пор и не вывезены. То есть наивысшим начальством дядька признал бы сейчас того, по чьей воле появились бы грузовики у заводских ворот.

— Надо понимать, если вас… гм… прислали, значит, эвакуация все ж таки будет? Или… — Потапов вопросительно приподнял бровь.

Молодец мужик, сразу берет с места в карьер, и вперед, как говорится, — к новым горизонтам.

— А давайте-ка мы с вами прогуляемся по аллейке да и обсудим все наши "или", — осторожно ответил Годунов. Если повезет, удастся разжиться самой необходимой информацией.

Осеннее солнце дарило последнее тепло пока ещё свободному городу. По правую сторону от проходной виднелась просвечиваемая насквозь аллейка. Точнее, припомнилась Годунову статейка из недавно читаной краеведческой книжки с картинками, то ли Трубников бульвар, то ли бульвар Трубникова, появившийся ещё в дореволюционные времена и каким-то чудом уцелевший до начала двадцать первого столетия. Значит, шестое чувство не обмануло — судьба избрала для высадки попаданца завод "Текмаш", родной для старшего брата одного из дедов. Интересно, а реально ли пересечься с двоюродным дедом? Впрочем, его сейчас все равно в городе нет, он в первые недели войны ушел добровольцем на фронт вместе другими заводчанами…

Ёшкин кот, нашел когда над курьезами попаданчества голову ломать! Тут, по всему видать, такое начинается, что можно вообще без головы остаться, в самом прямом и некрасивом смысле.

Кузьмич хранил выжидательное молчание недолго — видать, вконец задолбала мужика неопределенность:

— Товарищ старший майор, ну так едем мы или что? Уже определиться бы, как дальше-то, с июля месяца людей мурыжим, а тут хотя бы знали наверняка. И станки — их же, на крайний случай, закопать можно где-нибудь поблизости, ну хоть в Медведевском лесу, а место приметить. Но, опять же, машины нужны, машины! И ходил я, и названивал — все впустую. Нету, говорят, машин — и точка. А как же нету, если…

Годунов в задумчивости пнул носком ботинка камушек, поднял голову — и оторопел. Им навстречу по Московскому шоссе, пыля, двигалась колонна. Толком пока не разглядеть, но в очертаниях машин без труда угадывались танковые башни. "Все, звиздец", — холодея, подумал Годунов.

Сердце ахнуло в пятки и тотчас же поползло в обратном направлении, занимая положенное по закону природы место: во главе колонны нагло катили три броневика с пришлепнутыми сверху танковыми башнями; в том, что это советские бронемашины, Годунов был уверен на все сто. Да и Кузьмич отреагировал на колонну, которая к этому времени поравнялась с ними, умеренно нецензурно — так реагируют не на врага, а на опостылевшее хлеще тещи начальство. Вслед за броневиками промчались пара легковушек, полуторка со счетверенными "максимами" в кузове, а следом — ещё две полуторки с бойцами.

— Тюрин из города подался… — не сдержался Кузьмич — и закашлялся то ли от поднятой колонной пыли, то ли поперхнувшись окончанием фразы.

"Ну вот ты и влип, Александр Васильевич. Старше тебя теперь в городе никого нет", — мысли понеслись с ходу в карьер. Значит, только что командующий округом бросил город, который ещё со времен Ивана Грозного прикрывал Москву. Эк путешествует — прям как чиновники периода расцвета дикой демократии: спешно и с охраной. Вот же ж сука — дали бы волю этому туристу, он бы и за Урал драпанул. В условиях же так называемого "тоталитаризма" беглый командующий сыскался всего лишь в Тамбове. И, похоже, отделался легким испугом: отсидев с полгода, принялся странствовать с должности на должность. В несколько странной последовательности: заместитель командующего армией — командующий армией — заместитель командующего — командующий… Героическими деяниями не прославился, героической кончины не удостоился. С точки зрения общечеловеков, которые записывают в репрессированные даже мешочников и мелких несунов, вполне может считаться "пострадавшим от сталинского произвола", как-никак полгода отмотал…