Отыгрыш (СИ) - Милешкин Андрей - Страница 16

Да черт с ним, в конце концов, с Тюриным! Крыса с корабля — капитану легче.

Потапов помалкивает, но смотрит выжидательно. Ясно ему, что дело темное. И вопросов у него наверняка не меряно. С чего вдруг старший майор госбезопасности появился на территории вверенного ему предприятия? К добру оно или к худу? Согласован спешный отъезд Тюрина с командованием или этот вот чекист тоже озадачен увиденным?

Еще как озадачен! Ежу понятно: надо что-то делать, срочно!..

"…я не знаю, что, но у меня есть план", — иронически подсказала память.

К счастью, подсказала и ещё кое-что, многократно прокрученное в голове во время ночных бдений у компа.

— Вот что, Николай Кузьмич, танки ремонтировать сможете? — немного помедлив, спросил у мигом насторожившегося исполняющего обязанности.

— Так нету их, танков, товарищ старший майор. Все, даже учебные, ещё в июле с бору по сосенке собрали — и на фронт. А тут ещё командующий — сами видели — последние броневики забрал.

— Будут танки, Николай Кузьмич. Нам бы только день простоять и ночь продержаться.

— Ну, третий цех запустим, плевое дело, часть наших станков распаковать и кое-какие у медведевцев забрать. Вот и ремонтный цех. С людьми, правда, похуже будет, кадровых-то немного осталось. Ну да ладно, старичков по городу соберем, молодежь поднатаскаем.

— Вот и ладушки, разбирайте ящики, готовьте цех, а что не сгодится — попробуем эвакуировать завтра к вечеру, — заключил Годунов на обратном пути к конторе и снова подумал: "Дельный мужик". И добавил про себя: "Знать бы еще, какого числа это "завтра"…"

И в этот момент, как в приключенческой киношке для подростков и вечно незрелых разумом обывателей, на столбе ожил репродуктор:

"В течение 29 сентября наши войска вели упорные бои с противником на всём фронте.

По уточнённым данным, за 26 сентября уничтожено не 98 немецких самолётов, а 113 самолётов.

За 27 сентября уничтожено 150 немецких самолётов, из них сбито в воздушных боях 37 самолётов и уничтожено на аэродромах 113 самолётов. Наши потери — 28 самолётов.

В семидневном бою на Северо-Западном направлении фронта танковая часть полковника Погодина нанесла тяжёлый удар немецким войскам. Противник потерял убитыми и ранеными 1.500 солдат и офицеров. Наши танкисты уничтожили 12 вражеских танков, 2 дальнобойных орудия, две артиллерийские и 9 миномётных батарей, 36 противотанковых орудий. Подбиты и выведены из строя 14 средних и мелких танков противника, 8 танкеток, 3 противотанковых орудия и 3 миномётных батареи…"

…Двадцать девятое! Значит, завтра начнется Орловско-Брянская оборонительная! В сводке о неудачах — ни полслова. Оно понятно, чисто психологически. Но уже завтра — Годунов помнил это совершенно точно — немцы прорвут оборону 13-й и 50-й армий и их подвижные соединения рванут что есть сил на Тулу. А послезавтра вечером Сталин поручит генерал-майору Лелюшенко принять командование 1-м особым гвардейским стрелковым корпусом. Корпусом, находящимся на этапе формирования. И даст на все про все три дня, а к ночи с первого на второе этот срок ужмется до одного дня…

У него, Годунова, тоже один день, чтобы начать предпринимать хоть какие-то действия. Теоретически все казалось пусть не простым, но ясным, как божий день. По факту же на дворе вечер 29 сентября 1941 года и полная… гм… неясность. Это в компьютерной игрушке твои полномочия четко прописаны и ограничены набором допустимых действий. В реальности же…

Сослуживцы не без основания считали Годунова флегматиком, однако же знали, что при необходимости он выдает план действий буквально на ходу. На его гербе следовало бы начертать тривиальное, но неизменно оправдывающее себя: "Надо ввязаться в драку, а там посмотрим".

Оставалось надеяться, что в неразберихе, сопровождающей любое безвластие, полномочия у Годунова будут такие, какие он сам на себя возложит.

Деловито попрощавшись с директором, резидент будущего вышел на улицу, вторично обозрел смутно знакомый городской пейзаж, лишенный привычного гомона и движения — и зацепился взглядом за стоящую на противоположной стороне дороги эмку.

Чумазый сержантик только что закрыл капот и сейчас с обескураженным видом вглядывался в жиденькие сумерки. Надо понимать, птенец отстал от стаи, получасом ранее подавшейся, вопреки законам природы, на северо-восток?

Годунов молча показал открытое удостоверение.

— В каком направлении следуете?

Вопрос, против его воли, прозвучал жестко, как у какого-нибудь киношного энкавэдэшника.

— Я-а… — замялся водитель. — По приказанию генерал-лейтенанта Тюрина…

— Машина из гаража штаба округа? — милосердно помог парню Годунов.

— Так точно.

— Бежим?

— Бежим, — неожиданно легко и даже с вызовом согласился "гаврош".

— А чего так неорганизованно бежим-то?

— Два раза заглохла, — парень с неприязнью покосился на эмку.

— Плохо, значит, за машиной следим?

— Да я только три дня как…

Начал оправдываться, запнулся, вопросительно посмотрел на Годунова.

— Машина нужна в городе. Под мою ответственность.

— А разве мы не… — водитель снова осекся. — Виноват. Разрешите обратиться…

Годунов махнул рукой — вопрос понятен и без долгих слов.

— Город мы не оставляем.

"Пока", — мысленно закончил он.

— Вот это здорово! — обрадовался парень с такой непосредственностью, что Годунов окончательно утвердился во мнении: к треугольничкам, да к форме вообще, он ещё не привык.

— Звать-то тебя как?

— Сержант Дёмин, — бодро отрапортовал водитель. И добавил нерешительно: — Сергей.

— Дорогу к военкомату, надо понимать, знаешь?

— Так точно.

— Поехали.

Час, конечно, уже поздний. Но время — военное. Так что…

29 сентября 1941 года, Орёл

Домчались минут за десять. За столь короткое время нереально придумать дельное объяснение, с чего это целый старший майор госбезопасности прибыл для инспектирования в откровенно непрезентабельном виде и без каких бы то ни было подтверждающих полномочия документов, как гоголевский ревизор — инкогнито. Угу, и тоже самозванец. Да тут хоть день думай, хоть целую неделю — фиг до чего путного додумаешься. Кроме сакраментального: наглость — второе счастье. Конечно, он, Годунов, актер не Бог весть какой, да и лгущий без зазрения совести ловкач — не его амплуа, однако ж делать нечего, придется лицедействовать. Да и начальственный гнев, если рассудить, не в таком уж дальнем родстве с растерянностью. Орёл и решка одной монеты… и нужно сыграть так, чтобы монета легла орлом.

Орлом.

Областной военкомат располагался в двухэтажном особнячке явно дореволюционной постройки.

Надежды оправдались (вот бы и дальше так везло, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!): дверь была не только не заперта, но и открыта настежь, и даже заботливо подперта камушком.

Годунов, изобразив на лице невозмутимость, вошел, огляделся по сторонам. Из ниши слева дисциплинированно выступил красноармеец:

— Вы к кому, товарищ?

— Военком на месте? — Годунов показал удостоверение.

— Так точно, товарищ старший майор! — даже предписанный уставом ответ не смог скрыть удивление дежурного.

— Проводите.

— Фомин, сопроводи…

"А что вы хотите, ребята? Не одному же мне пребывать в растерянности?.. Однако ж не думаю, что в ней, родимой, вместе веселее".

Полсотни шагов по полутемным лестницам и коридорам — и ярко высвеченный дверной проем.

Годунов интуитивно понял, что его уже ждут. Наверняка дежурный позвонил. Событие-то из ряда вон: целый генерал, по армейским меркам, неизвестно зачем и откуда появившийся…

Высокий майор-летчик с повязкой, закрывающей левый глаз, со светлыми волосами, зачесанными ото лба назад, энергично поднялся навстречу: