Око воды (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 21

Тогда почему с письмом послали именно его?

Королева никогда не шутит. Какой бы приветливой улыбкой она не одаривала окружающих, за её плечом всегда стоит тень палача. И в этот раз придётся очень постараться, чтобы сохранить голову. Нужно всё узнать об этой будущей фрейлине. О том, чем же она так ценна, что сопровождать её послали самую тёмную из всех Теней Бога Ашша. А ещё нужно узнать, кто же на самом деле эта «ирдионская бродяжка», что прячется где-то в Талассе. Хотя он уже догадался кто она. Этот голос из темноты принадлежал Рошеру — одному из Старших Стражей Ирдиона. Не столь важно, кто она. Важно, что именно она везла.

А потом он найдёт, как превратить эти знания в гарантию свой безопасности.

— … по легенде считается, что эти камни — осколки небесного свода. Ведь встречаются они только в самых высоких горах. И благодаря этому удивительному синему оттенку и золотистым вкраплениям пирита они, и в самом деле, похожи на осколок неба. Это камень искренности и неподдельности чувств, обладающий мощным лечебным действием. Он рассасывает чёрную жёлчь и помогает при боли в суставах… Но вам, леди Лафорт, как я вижу, всё это не особенно интересно. Оно и не удивительно, вам рано ещё думать о боли в суставах, — парифик Бранмид остановился напротив Леи, в задумчивости рассматривавшей сетку трещин в штукатурке над окном. — Может вы ответите мне, о каком же чудесном камне я рассказываю сейчас?

— Простите, ваша честь, — пробормотала Лея, смутившись от того, что её поймали в тот самый момент, когда она предавалась глупым мечтам.

Все в лектории уставились на неё в ожидании ответа. Парифик Бранмид, этот старый подагрик, так любил говорить о больных суставах, что снабжал каждый камень свойством их лечить. Но если не ответить на его вопрос, то придётся вытирать пыль в его огромной коллекции камней и минералов, а это очень утомительное занятие. Нужно поднять каждый камень, обмести его метёлкой из перьев и поставить обратно в самый центр ячейки, которых тысяча на высоченном стеллаже.

— Это ляпис-лазурь, ваша честь, — без заминки ответила Лея, глядя на тёмно-синий искристый камень.

Знал бы парифик, сколько дней она провела перед его стеллажом, изучая все синие камни и пытаясь вспомнить и определить, что же за камень был в том кулоне, который она потеряла в Суре. С одной стороны Лее было жалко, что он бесследно сгинул в реке. Ей так хотелось узнать, что за камень внутри кулона, какие у него свойства, а главное, кому раньше он принадлежал. Но с другой стороны, она была даже рада тому, что он навсегда исчез из их жизни.

Так она думала до вчерашнего дня. Но этой ночью ей снова приснился мост, туман и этот кулон и голос, который звал:

Приди… Приди… Приди…

А потом башня и змей, обвивающий её огненными кольцами. И под утро она проснулась в холодном поту и с бешено бьющимся сердцем.

В то утро она рассеянно ковыряла вилкой завтрак и Рут, как обычно, снова начала ворчать, перемежая свою речь зафаринскими словами.

— Даар ханун! Что-то вы совсем не едите госпожа! Разве не вкусно? Я сама ходила на рынок за перепелами. И за сливками. Смотрите, нежнейшие! Или хотите что-то другое? — а когда Лея отрицательно мотнула головой, Рут начала брать её измором, бормоча и вздыхая: — Видела бы леди Милгид, как вы едите, что бы она сказала? Сказала бы, что мы с этим старым пнём Коннором даже накормить свою госпожу не можем. Станете вы тощая, как те курицы, которых продают нерадивые торговки на Южном рынке. А разве может быть курица тощей? Эм-манафаар! Это только про петухов говорят, что хороший петух жирным не бывает. А вот женщина должна быть мягкая, пышная…

— Рут! Перестань, — воскликнула Лея, зная, что это может продолжаться до вечера. — Ты вот женщина! И ты тощая. Ну не тощая, извини, но уж точно ты не похожа на пулярку! И не особо ты на сливки налегаешь, как я посмотрю.

— А я и не женщина, — ответила Рут не растерявшись, — я шадиж — клятвенная дева. С того дня, как погиб мой отец, а мать осталась с семью дочерями, что нам было делать? Вот я и принесла клятву, надела мужское, взяла шемшир и стала старшей в доме. Вы с меня пример-то не берите. Я всё равно, что мужчина. А значит, я могу, есть что хочу и когда хочу. Могу и не есть вовсе. Могу носить мужское и драться. Мне не надо замуж выходить. Не надо иметь румяные щёки. И страдать, как вы страдаете по этому желтоглазому пустынному коту тоже не надо. Я ведь знаю, почему вы сама не своя с того самого дня на Суре. И сливок поэтому не едите… Эм-манфаар!

— Почему ты так его называешь? — не выдержала Лея, отодвигая тарелку. — И сливки-то тут причём?!

— Потому что он и есть пустынный кот, от которого не жди добра. В Зафарине такие живут. И не заметишь его на земле, стелется, как жухлая трава, сливается с песком. А только зазеваешься, он прыгнет и враз тебе горло разорвёт. Он хоть и не слишком большой, но убить человека ему ничего не стоит. Да и глаза у него такие же жёлтые — вот и похож, — ответила Рут, снова пододвигая Лее тарелку.

— Какие же они жёлтые?! Они карие… Ничего-то ты не рассмотрела из своего угла, — усмехнулась Лея.

— А я говорю жёлтые. Всё, что мне надо я разглядела. Но вы-то смотрите на него совсем иначе, чем я, — вздохнула зафаринка.

Нет, ничего-то Рут не разглядела. Глаза у него карие… Тёплые… Будто смотришь на солнце сквозь каплю горного мёда или янтарь. И взгляд тоже тёплый, почти осязаемый, словно прикасается, гладит. Тогда, на постоялом дворе Лея чувствовала его даже из темноты.

Или просто была слишком пьяна.

На утро после чудесного спасения, ей было стыдно за их ночной разговор. А когда хозяйка сказала, что милорд Брегат уехал на рассвете, Лея и вовсе расстроилась. Она хотела ещё раз его поблагодарить, попросить прощения за свою навязчивость, хотя… зачем она себе лжёт? Она просто хотела его увидеть. А он не захотел. И она всю дорогу грызла себя, перебирая в уме все свои слова, сказанные ему, и его ответы.

Ей было очень стыдно за… да буквально за всё! За то, что она так липла к своему спасителю, за её разговоры, за кальди, которого она выпила явно больше чем нужно, для приличной девушки. За осознание того в каком неприглядном виде она перед ним предстала. А особенно за свою навязчивость, ведь в итоге он вынужден был отправить её спать! И это был настоящий удар по её гордости.

Что на неё нашло?!

Да, она избежала смерти. Да, он её спас. Но почему она вела себя как кабацкая шлюха? Силы небесные! Брала его за руку, в глаза заглядывала. Говорила такие вещи, которые могли привести её на костёр!

Рут всю дорогу бурчала потом, каждый раз напоминая Лее, как же ей не понравился этот «пустынный кот с жёлтыми глазами от которого не жди добра».

И Лея понимала, что лучше всего ей, и правда, было бы его забыть. Их миры слишком разные, и дороги вряд ли снова пересекутся, но едва она ложилась в кровать и закрывала глаза, как снова слышала:

«Никогда не думал, что попадать в плен может быть так приятно».

И забыть этих слов она не могла, как бы ни пыталась. Как и тот взгляд из темноты, и его улыбку, и прикосновение к его руке, твёрдой, как камень.

В университете у неё были поклонники, и один из них, Виктор Дорцо, был особенно настойчив. Настойчив и почтителен. Он держался всё время на расстоянии, но в то же время рядом, и не давал повода себя прогнать, а Лея не давала повода сблизиться. Их объединяла учёба и любовь к науке, но иногда ей казалось, что наука для него всего лишь повод, чтобы находиться рядом. Поклонники у неё были и в Милгиде. И у леди Аберты был целый список женихов на выбор, но Лея никогда не увлекалась мужчинами всерьёз. И даже смеялась над своей подругой Джеммой, которая всё время находилась в поисках хорошей партии.

Так что же случилось с ней за один вечер, проведённый в обществе милорда Брегата?

Она пыталась анализировать и не понимала, почему она не может перестать о нём думать? Почему так сильно хочет снова его увидеть?