Альтер Эго (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 30

Она любит и халву, и лукум, и орехи в меду! Вот только ела она их очень-очень давно…

И глаза девочки блестят, а Бертран улыбается и говорит:

— Я принесу.

Кэтриона открыла глаза внезапно.

Сумрак, деревянные балки под потолком.

Где она?

Это просто сон. Она в Лиссе, в большой трехэтажной гостинице. Пальцы ощутили шерсть овечьей шкуры, наброшенной на колени для тепла. И шкатулку в руках — та светилась алым. А на ресницах дрожали слёзы.

Она что, плакала?

Опять её тревожила чужая память. И снова эта девочка, танцующая вайху. Она смотрела на мир её глазами и чувствовала её боль. Чужая память всегда мучительна. Захотелось окунуть лицо в воду, чтобы смыть чужие воспоминания.

Плечо горело там, где его проткнул бариттой Драдд в стычке на постоялом дворе. Вроде мазь Адды помогла, и края раны сошлись, с чего ей так болеть?

Но…

Болела не рана. Это защитные арры горели на плече чуть повыше раны, предупреждая об опасности.

Проклятье!

В комнате кто-то был. Он стоял за левым плечом возле стены у окна.

Сейчас Кэтриона остро почувствовала его присутствие и, погрузившись на миг в Дэйю, увидела в том углу плотный сгусток тени — огромного чёрного паука.

Паук?

Большое брюхо из клубящегося дыма и длинные мохнатые лапы приподняты вверх. Паук был готов к прыжку.

Она разжала пальцы, державшие шкатулку, переместила их на рукоять кинжала на поясе и бросилась из кресла на пол, перекатившись через спину как раз в тот момент, когда он напал.

В комнате было темно, хмурый вечер сгущался за окнами, на столе горела одна тусклая свеча да ещё слабый свет шкатулки. Пламя дернулось, отбросив на стену мелькнувшую тень, и погасло. Нападавший успел схватить Кэтриону за ногу, но она тоже не промахнулась — полоснула его кинжалом, и в тот же миг что-то обожгло ей руку повыше запястья — у него тоже был нож.

Он вскрикнул глухо, скорее, прорычал. И она оттолкнула его ногой, перекатилась еще и, вскочив, швырнула в него кувшин, чашу с водой и стул. Выбежала наружу, на лестницу и, захлопнув дверь, услышала, как в комнате что-то загрохотало, а потом всё стихло.

— Проклятье! — прошептала она, глядя на порез на предплечье.

Слава богам, нож прошел вскользь. Метнулась вниз и, прихватив у хозяйки канделябр со свечами и увесистую кочергу, вернулась и медленно открыла дверь в комнату.

Окно было распахнуто, но нападавшего уже не было. Она бросила в угол кочергу, подхватила баритту и кинжал, зажгла ещё свечей и осмотрелась.

Он не оставил следов. Никаких.

Как он вообще забрался в комнату?

Выглянула в окно. Высоко и…

— Да какая же наглость! — воскликнула и, перехватив поудобнее оружие, вышла из комнаты. — Вот же подлый гаденыш!

Рыжий конь стоял у коновязи, тот самый, подпругу которого она перерезала вчера на постоялом дворе.

Кадор! Или как его там… Сейчас она точно его убьет!

Она спускалась по лестнице очень осторожно, оглядывалась, держа наготове оружие, но за дверью и внизу никого не было. Впрочем, хозяйка, покосившись на её окровавленную руку и кинжал, тут же выдала, что мужчина на рыжей лошади изволит принимать ванну.

Ванну? Ванну! Надо же! Кто бы поверил!

Кэтриона хмыкнула, поднялась по лестнице, туда, где в торце коридора находилась ванная комната, распахнула пинком дверь и ворвалась внутрь.

В одной руке баритта в другой кинжал, а в душе злость. Но ни кинжал, ни баритта не понадобились. Да и злость вдруг куда-то исчезла.

В комнате действительно стояла большая деревянная лохань с водой, а на полу множество свечей в плошках, и её недавний соперник лежал в ней с намыленной головой, выставив на обозрение голые пятки. Его баритта стояла по правую руку, а на полу в живописном беспорядке валялась одежда.

Кэтриона шагнула внутрь и остановилась в недоумении.

Да уж, глупо получилось.

Он точно не мог успеть выскочить в окно, потом вернуться, раздеться, намылиться и ждать её. Да и к чему такой балаган? И он не ранен, а того она точно зацепила, на кинжале осталась кровь.

И она остановилась посреди комнаты в некоторой растерянности.

Ну не извиняться же перед ним!

Он плеснул воды в лицо, усмехнулся и произнес так, словно ждал ее весь день:

— Если бы на мне была шляпа, миледи, я бы, безусловно, ее снял, чтобы вас поприветствовать, даже несмотря на то, что вы не очень-то вежливы, врываясь в комнату к голому незнакомому мужчине с бариттой наперевес.

Он не потянулся к оружию и даже не сделал никакой попытки защититься, а ведь если бы она захотела, он был бы мертв уже десять раз.

Странно…

Пока преимущество было на её стороне. Хотя… он подозрительно беспечен, возможно, в комнате есть ловушки, и она об этом не подумала.

Дура! Возможно, у него есть сообщник! Или сообщники…

Псы? Нет. Точно нет. Псы они даже в Дэйе выглядят как… псы.

— А милорд, выходит, не боится, когда к нему голому врываются с оружием наперевес? — спросила с усмешкой Кэтриона, медленно подходя и держа оружие наизготовку.

Она пыталась ощутить опасность.

Но арры молчали.

— Это похвала моей смелости или упрек в моей нерасторопности? — он провел мокрыми руками по волосам, снимая пену.

Она подошла ещё ближе и встала на расстояние вытянутого лезвия.

— Это ни то, ни другое. Просто в прошлый раз для продолжения беседы меня несколько не устраивала моя… ммм… позиция. Зато теперь вполне устраивает, — Кэтриона улыбнулась и приподняла кончиком баритты его подбородок, — продолжим?

— А на чем мы остановились в прошлый раз? — он положил руки на края лохани и усмехнулся.

— Кажется, на вопросе, кто я такая. Но теперь, исходя из новой расстановки сил, вопрос меняется на: кто ты такой?

— Хочешь узнать меня поближе? — он улыбнулся широко. — Раздевайся. Полезай ко мне, вода еще горячая, места хватит на двоих, хозяйского сына я послал за пивом. Чем не приятная компания? Я тебе расскажу, кто я, а ты расскажешь о себе.

Он похлопал рукой по краю лохани и махнул ей пригласительным жестом. Но Кэтриона сделала вид, что не услышала его недвусмысленного намека.

— Спасибо, милорд, но я уже принимала ванну.

— Я вижу, у миледи снова проблемы со сковородками? — он указал пальцем на её окровавленную руку. — Или миледи оставила в живых слишком много врагов?

— Похоже на то, — ответила она, разглядывая его вещи. — И если бы не вся эта душистая пена, милорд, то я бы решила, что это ты только что наведался в мою комнату с кинжалом и хотел зарезать меня во сне.

— Во сне? — спросил он удивленно. — Попросил бы без оскорбительных намеков, миледи! Если бы я хотел тебя зарезать, то сделал бы это вчера на той конюшне при свете дня и в полном твоем сознании. А то и вообще просто не стал бы вмешиваться в твою заварушку с псами.

— Допустим, я тебе верю. Тогда вопрос — зачем ты за мной следишь? — спросила она и, подхватив его баритту и кинжал, уселась на подоконник на безопасном расстоянии.

— Я не слежу, — ответил он коротко.

— Ты ходил искать меня в бордель и к князю Текла. Ты приехал за мной сначала на тот постоялый двор, теперь сюда. Ты даже лошадь свою поставил рядом с моей. Зачем? — спокойно спросила она.

Он снова усмехнулся, взял ковш и вылил себе на голову воды, фыркнул, а потом, причесав руками мокрые волосы, сказал:

— Я ходил в бордель, чтобы найти свою лошадь, а к князю Текла, потому что это ты меня выкрала с маскарада и хотела убить, и мне бы очень хотелось знать — зачем? А на том постоялом дворе и здесь я оказался, потому что мне нужно было где-то есть и спать. Я поселился здесь, потому, что это ближайшая приличная гостиница от въезда в город. Я увидел своего коня, заметьте, своего первого коня и поставил, заметьте, своего второго коня рядом, ожидая, когда же придет милая воровка и заплатит мне за его использование. Я же говорил, что найду тебя, и я тебя нашел. Хотя это, скорее, воля случая. Но после всего... ммм... что между нами было... влезать к тебе с кинжалом, чтобы убить во сне? По-твоему, я идиот? Или просто невоспитанный мужлан?