Огненная кровь. Том 1 (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 19

— Хм. Обстоятельства так себе, согласен, — он попробовал её приободрить, — но мы сейчас что-нибудь придумаем. Только не плачьте, прошу вас, это же не смертельно, это всего лишь перелом, вам же не голову оторвало! С переломом я как-нибудь справлюсь.

Она посмотрела на него, так… что у Альберта сердце сбилось с ритма.

Больные иногда смотрели на него с благодарностью и даже плакали от счастья, когда он избавлял их от боли и мук, женщины смотрели с восхищением, но чтобы вот так, искренне и доверчиво, словно на Бога или чудо какое-то, так на него никто никогда не смотрел.

И взгляд этот внезапно его смутил, что случалось с ним крайне редко, и заставил думать, что зря он ляпнул про то, что ничего страшного нет.

Потому что срастить перелом, да ещё быстро — дело очень сложное. Для этого придётся забрать много силы у других органов и ослабить всё тело. Так иногда делают опытные лекари, но на свой страх и риск и только когда риск этот оправдан.

Хотя после такого она ослабеет настолько, что ему придётся всю дорогу везти её на руках, и в себя она придёт дня через два, не раньше, при условии, что всё получится как надо. Он ведь не такой уж и опытный лекарь, что бы там не говорил Цинта. Есть риск и немалый, что это приведёт к отказу одного из органов.

Князь глянул наверх: небо медленно заволакивали сизые тучи, прохладный ветер потянул с озера сыростью — собиралась гроза. Странно это для середины осени.

Треклятый этот Индагар — одни сплошные дожди!

Нужно поторопиться и выбраться из этого глухого места до темноты и до начала грозы. Нет ничего хуже, чем грозы в горах.

Ну и как он вытащит её отсюда, да ещё со сломанной ногой или без сознания, когда сам едва смог спуститься вниз по обрыву?

Был ещё второй путь.

Можно дать ей своей силы, соединив их на время вместе, пропустить её через себя и перелом срастётся. У Альберта достаточно сил, чтобы поделиться с ней, и тогда она сможет идти сама. Но гильдия лекарей строго это запрещала. А уж храмовники враз сожгут на костре, если узнают про его лекарское самоуправство.

Айяаррской магией нельзя лечить людей.

Потому что люди всегда доноры. Можно не суметь разъединиться, и человек умрёт, отдав всю свою силу лекарю. А ещё… к этому привыкаешь. Потом захочется ещё, и ещё — взять немного силы у одного, немного у другого. Альберт слышал о лекарях-убийцах, пристрастившихся к человеческой силе, и храмовники не дремали — кого-то регулярно сжигали на площадях. Так что это было очень опасно, и в первую очередь для него.

Но, подумав недолго — а князь любил принимать решения быстро — он послал к демонам храмовников с их кострами, а мнением гильдии по этому вопросу он и вовсе не дорожил. Доносить на него тоже едва ли кто-то станет, свидетелей в этой глуши нет, Цинта в таких вопросах нем, как рыба, и позже они с Ритой разъедутся в разные стороны — кто его найдёт, даже если узнает? А насчёт привыкания — он уже пробовал это однажды и считал, что ценность человеческой силы изрядно преувеличена.

Так что можно было рискнуть, да и выхода особого не было.

Думать надо было раньше, до того, как он полез по обрыву вниз.

— Вы и правда можете вылечить перелом? — спросила Рита удивлённо, и то уважение, к нему, которое сквозило в её голосе, снова заставило его испытать укол совести.

А ну как он убьёт её сейчас? Это очень даже вероятно.

Проклятье!

Но он же, в конце концов, давал клятву лекаря, и там было что-то такое про «… любыми доступными средствами», а кто виноват, что из всех средств у него осталось только это?

Он улыбнулся и сказал ей спокойным голосом:

— Вылечить? Да пара пустяков! Закройте глаза и… ничего не бойтесь. И не открывайте, пока я вам не разрешу.

Она была бледна, слишком бледна, и ему следовало торопиться.

— Хорошо, — ответила Рита тихо, закрыла глаза и вцепилась пальцами в дерево.

Альберт положил вторую руку на её лодыжку и тоже закрыл глаза.

— Потерпите, боль сейчас уйдёт, — прошептал, впитывая в себя её боль и забирая горячку.

Молитва к покровительнице лекарей вышла почему-то короткой и глупой.

Мать Всеблагая, помоги мне не убить эту прекрасную женщину!

Было страшновато, ведь такое он делал лишь однажды.

Ощущения тогда показались ему странными: щекотно и хотелось пить. Больной был бродягой, и Альберту особо ничего не грозило, даже убей он его на месте — мало ли умерших бродяг регулярно находили в сточных канавах Скандры? Сила текла из него, как вода из мутного ручья, и отдавала она, по чести сказать, перегаром, луком и сырыми опилками, поэтому задерживать её в себе Альберту не было никакой радости, и она также быстро вытекала обратно. И остановиться ему тогда было совсем несложно.

Но сейчас, как только он открылся, с ним случилось нечто странное.

В него хлынул поток, какого он никак не мог ожидать. Он задохнулся на миг, словно с разбега прыгнул в море. Его подхватила гигантская волна и потащила за собой в глубину. Она хлынула, как весенний сель, мчащийся с гор и смывающий все на своём пути. Перед глазами вспыхнули искры, и кровь закипела игристым вином, закружилась голова, затопило совершенно неведомое счастье, пронизывающее до кончиков пальцев и до боли в сердце. Он почувствовал, как падает куда-то вниз, и падение это был вовсе не падением, а полётом. Он летел над миром и видел его сверху, он вдыхал его полной грудью и, кажется, сам был этим миром. Он видел радугу, раскинувшуюся над озером, над лесом и уходящую куда-то за тёмную кромку гор.

Её сила пахла горячим степным ветром, шалфеем и чабрецом, смолистыми почками, цветущими садами…

Что это? Что это такое?!

Нет, щекотно не было и совсем не хотелось пить. Хотелось остаться так навсегда, не отпускать её, спрятав внутри это сумасшедшее ощущение. Он чувствовал её, как себя. Слышал её. Дышал с ней вместе. Бился её пульсом и ощущал кожей её страх.

Почему страх?

Он не знал. И это всё наполняло его невероятной силой. Никогда ещё ему не встречался человек, сила которого была бы такой похожей на его собственную. И он не мог открыть глаза и не мог разорвать эту связь. Вернее, не мог себя заставить.

Отдать силу обратно, означало погасить это чудесное видение, это вино в крови и ощущение счастья, а он не хотел с ним расставаться. И поток не уходил, сила не возвращалась обратно к Рите. В кончиках пальцев начало покалывать, и он понял, что пора остановиться или он сейчас просто её убьёт. Он был уже так близок к этому, что от напряжения прокусил губу, лоб покрылся испариной, и стиснув зубы так, что челюсть заломило, он невероятным усилием воли направил поток обратно.

И тут же потерял сознание.

— Очнитесь! Мэтр Гарэйл! Очнитесь! — услышал он издалека и почувствовал, как кто-то трясёт его за плечо.

Альберт с трудом открыл глаза. Увидел серое небо над собой, ощутил под пальцами мокрый песок и вкус крови на губах, и только ноздри всё ещё опалял горячий степной ветер…

Он сел, тряхнув головой и чувствуя себя совсем пьяным, перед глазами плясали жёлтые пятна, и во рту стало горько. Он хотел что-то сказать, но слова не шли с языка.

— Вы потеряли сознание!

— Кажется… это из-за раны, — хрипло пробормотал он и дотронулся до шеи.

Их взгляды встретились, и в её глазах он увидел проблески того страха.

Почему она так его боится?

— Ну вот, к вечеру вы сможете уже бегать, хотя, надеюсь, что не придётся, — он торопливо встал, отошёл на негнущихся ногах к воде и наклонился вымыть руки.

Стёр кровь с губ тыльной стороной ладони и, глядя на своё отражение в свинцовой воде, зачерпнул его ладонью и умылся.

Гром прокатился глухим эхом над верхушками сосен и берёз.

— Спасибо, — тихо произнесла Рита, отвернулась и принялась быстро шнуровать сапог.

— Не за что, — ответил Альберт, глядя на потемневшее озеро, где ветер уже поднимал мелкую рябь.

Что это вообще такое было?