Вересковый мёд - Зелинская Ляна - Страница 20

Эрика попросила у хозяйки горячей воды — помыться, взяла еду и ушла к себе в комнату. С наслаждением стянула сапоги. В эту ночь она спала так крепко, что не сразу поняла, крики и дым это не сон.

Она проснулась резко, села на кровати рывком и в первый момент ей показалось, что она дома, что это снова осада замка и горит крыша конюшни. С улицы доносилась тавиррская брань и звон мечей, и сердце у Эрики в груди колотилось набатом, а руки и ноги стали ледяными.

Она метнулась к окну, выглянула и увидела, что уже светает, и что ей не снится пожар — это горит стена дома со стороны входа, и какие-то люди мечутся среди дыма, а во дворе идёт бой. Она едва успела отпрянуть от окна, как в косяк вонзилась стрела с рыжим оперением, а следом ещё одна. Эрика натянула сапоги и бросилась к дверям, но выйти не смогла — внутри дома всё уже заволокло дымом и она, закашлявшись, захлопнула дверь.

Она снова попыталась выглянуть в окно, но кто-то держал его на прицеле, и стрела вонзилась в дерево почти у виска.

Триединая мать!

Эрика отпрянула и с ужасом подумала, что будет глупо, вот так умереть, когда она смогла пережить осаду и штурм их замка в Гранарде, пройти половину страны и ускользнуть от глаз вездесущих тавиррских эмиссаров.

Дверь распахнулась от удара ногой, и вместе с клубами дыма в комнату ворвался Викфорд. Его лицо было в крови и саже, и над головой он удерживал толстый плед.

— Живо за мной! — крикнул и закашлялся. — Одеяло возьми! На голову! Быстро! Давай руку!

Со стороны лестницы раздавался гул пожара.

— Мы же сгорим! — крикнула Эрика.

Но Викфорд только стиснул её руку почти до боли и потащил за собой прямо в гущу дыма.

Огонь уже лизал балясины лестницы, и сердце у Эрики от затопившего её страха, гулко колотилось о рёбра, а ноги просто приросли к полу, потому что шагнуть навстречу своему самому страшному кошмару она была не в силах.

Ещё с того дня, когда пылали дома в Гранарде, когда на площади наспех сооружали костёр на который потом взошла её мать, когда её няня, старая Леоха, тащила её сквозь дым по коридору к стене, почти столкнув в ров полный тухлой воды, и тем самым спасла ей жизнь… С того дня Эрика панически боялась огня. Боялась и ненавидела. Он приходил к ней иногда в кошмарах, перемежаясь тавиррской бранью, топотом копыт по мостовой и звоном мечей, и у этого страха была голова белого волка в серебряном круге и запах дыма. Этот страх сдавливал горло железным обручем, заставляя вскакивать посреди ночи и плакать потом беззвучно.

И вот сейчас всё было ровно так, как в её самом страшном кошмаре. Пламя яростно рвалось снизу вверх по деревянным стенам нижнего холла, в лицо пахнуло жаром и от этого зрелища Эрику почти парализовало. Она даже не могла кричать, вцепилась в дверной косяк рукой, и только одна мысль билась в голове — сейчас она умрёт.

— Я не могу! — прохрипела, пытаясь броситься обратно к окну.

Но Викфорд с силой дёрнул её на себя, и рявкнул, перекрикивая рёв пламени:

— Нельзя, дура! Убьют!

Обхватил за талию, набрасывая на голову одеяло, и почти поволок за собой в удушливую тьму. Они едва не скатились по лестнице, давясь дымом и чувствуя, как он рвёт внутри лёгкие, заставляя почти выплёвывать их рваным кашлем, и в голове всё плывёт, и уже непонятно где верх, а где низ, и куда надо бежать. Эрику накрыло каким-то безумием, и ей хотелось кричать, но она не могла.

Викфорд почти вслепую выбил плечом раму в нижнем окне и вытолкнул Эрику наружу, а сам прыгнул следом, перекатился на спину, кашляя и давясь воздухом. Но тут же вскочил, и схватив скорчившуюся Эрику поперёк талии, потащил прочь от горящего дома. Но она не могла идти, только цеплялась за него скрюченными пальцами и дрожала. Викфорд, кашляя и ругаясь, рывком поднял её на руки, бросился прочь, куда-то между амбаром и кустами, в сторону оврага, за густые заросли жимолости.

Они упали прямо в росистую траву. Эрику трясло, она ловила губами воздух и всё не могла надышаться.

— Никуда не уходи! Жди здесь! Поняла?! — крикнул он, склоняясь над ней, а затем поднялся и, согнувшись пополам, побежал обратно.

А Эрика лежала и дышала, чувствуя лишь одно — как же это чудесно просто дышать.

Когда она, наконец, выбралась из оврага, то огонь уже охватил здание полностью, и гудел ровно, уносясь вверх ровным ярким столбом. Деревне повезло — рассветный воздух был тих и спокоен, ни ветерка, и постоялый двор находился в стороне, прямо у дороги, а иначе сгорела бы всё, такая сила была у этого огня.

Бой закончился. Эрика увидела псов, окровавленных, потных, злых, в саже и с обнаженными мечами. Они стояли на выкошенной лужайке между дорогой, пожарищем и амбаром, а повсюду были трупы и кровь. На траве у ног Корина Блайта лежали двое нападавших, один из которых оказался серьёзно ранен. И рядом, припав на одно колено, стоял Викфорд, приставив кинжал к горлу второго пленного.

— Отвечай, кто послал?! Не скажешь — язык отрежу!

Но пленный только мотал головой и бормотал что-то бессвязное.

Веточка тополя, веточка ивы…

— Ты будешь говорить? — Викфорд схватил мужчину за полы куртки, ударил кулаком по лицу и тряхнул так, что у того мотнулась голова, того и гляди оторвётся.

— Он блаженный какой-то, — пожал плечами Корин и, направляя меч на пленника, добавил: — добить их надо, командор, и убираться.

Эрика подошла ближе и неожиданно узнала в пленном сына кузнеца. В Кинвайле его месяц назад приставили охранять их с Бригиттой, когда дядя Тревор оставил им денег. Его звали Уилмор, и он был совершенно безобиден, слушал Бригитту, таскал воду, ходил за лошадьми и помогал по хозяйству, и как он оказался здесь, среди нападавших, было совершенно непонятно.

Викфорд вытер потный лоб тыльной стороной ладони, встал и махнул Корину — действуй.

— Нет! Нет! Стойте! — воскликнула Эрика, бросаясь к пленному. — Не убивайте его! Я его знаю! Он из замка Кинвайл! Это сын кузнеца! Он… он, и правда, блаженный. Он не опасный, просто очень сильный. Пожалуйста, не убивайте его!

Она простёрла над ним руки, будто пытаясь защитить от меча и глядя на Корина умоляюще. А псы вокруг смотрели на неё зло, вытирая кровь с мечей и лиц, потому что среди них тоже были раненые, и двое довольно серьёзно. И на их лицах не было ни жалости, ни сострадания, а только одно желание — убивать.

— Его нельзя оставлять в живых, — жёстко ответил Корин, и в его голубых глазах блеснули острые льдинки, — он приведёт остальных. Как-то же они нас нашли.

Он перехватил меч поудобнее, но Эрика выступила вперёд, подставляясь под лезвие и заслоняя собой Уилмора, и воскликнула горячо:

— Не трогайте его! Он не выдаст нас. Он же… он же вообще не понимает, что делает! Он просто делает то, что ему говорят!

Уилмор покачивался, глядя на свои связанные руки, что-то бормотал, и было понятно, что он очень сильно испуган.

Эрика обвела всех глазами, но не увидела на лицах остальных псов ничего кроме злости. Для них ничего не значила кучка убитых балеритов, и она ощутила, как на неё снова накатывает ярость. И хоть Эрика и понимала, что нападавшие сами виноваты, но всё это… всё это было неправильно!

— Как решит командор, — Корин чуть отвёл меч и посмотрел на Викфорда. — Но убить их — это единственно правильное решение.

Эрика обернулась и тоже посмотрела на Викфорда. И только сейчас заметила, как страшно он выглядит: весь в крови и саже, волосы опалены огнём и одежда, но страшнее всего были его глаза — чёрные, будто в них сама бездна. Он стоял и смотрел то на Эрику, то на Уилмора, который покачивался и бормотал, не понимая, что в это мгновенье его жизнь висит на волоске.

Веточка тополя, веточка ивы…

— Вы убили достаточно балеритов, оставьте жизнь этому несчастному, он же не опасен! — горячо воскликнула Эрика, указывая рукой на Уилмора. — Добивать раненых — как же это благородно! А особенно вот таких!