Вересковый мёд - Зелинская Ляна - Страница 22

Желать женщину — это нормально. Ненормально желать её вот так, как будто с тебя снимают кожу.

За два дня их путешествия это желание начинало сводить его с ума. Но, как ни странно, именно оно превратилось в тревогу, когда Викфорд проснулся на рассвете и почуял чужаков. Ощутив кожей иглы, только уже другие, эти иглы будили и толкали прочь. Они же заставили поднять тревогу, выскочив на улицу. А потом метнуться в дом в поисках Эрики. И никогда ещё он не ощущал такого бесстрашия, как в тот момент, когда тащил её за собой по лестнице.

Но теперь иглы снова успокоились и превратились в желание. И он понимал, что это всё не просто так. Это какое-то проклятое балеритское колдовство, попавшее в его кровь вместе со стрелой. И если он не хочет, чтобы король отрубил ему голову или Тревор прирезал где-то на узких улицах Кальвиля, ему нужно от избавиться от этого желания.

— Вик, я всё понимаю, королева, и всё такое… Но это, и правда, глупо, — Корин Блайт нашёл его позже, когда он смывал в ручье себя сажу и кровь. — Надо решать, что делать дальше. Мы лишились двух бойцов, и если отпустим этого полудурка, то кто знает, кто придёт по нашему следу. Эти клятые балериты по нюху нас чуют что ли? Я тряхнул Куна, что он думает на этот счёт, он сказал, что может по следам нашли, а может у них Заклинатель какой есть, кто слышит лес или ещё одна фрэйя. Не всех этих ведьм видимо сожгли. А мы тут, как на ладони, надо скорее выбираться на рокаду, поближе к гарнизонам. Кстати, тот второй, помер. А этого полудурка… слышь, Вик? Может… отпустим для вида. А я там, в лесочке, прирежу его, раз уж такое дело. Никто и не узнает.

— Нет, — Викфорд стёр капли с лица и посмотрел на своего ларьета, — пусть живёт. Я обменял его жизнь на милость будущей королевы, кто знает, как скоро она нам понадобится. А насчет следов, у нас же есть фрэйя, — он прищурился, — так воспользуемся этим.

— Хм, может быть… а если она нас надурит? Она же бешеная! — Корин сплюнул на траву и поправил ремень. — Хоть и будущая королева.

— Я с ней поговорю. Хочет сохранить жизнь этому блаженному — поможет нам, — он криво усмехнулся и пошёл к лошадям.

Будущая королева!

Его королева…

Вот это его и бесило…

…её власть над ним, данная этим браком. То, что она уже почти его госпожа, что она вольна распоряжаться его жизнью. И будь он в столице, в свите придворных герцога, не знай он её вот так близко, наверно это не было бы так мучительно. Но здесь, на краю мира, посреди врагов, после всего, что произошло, эта мысль просто сверлила его изнутри. Не хотел он, чтобы она была для него королевой. Чтобы она чувствовала себя его королевой. Не хотел, чтобы имела власть над ним, потому что хотел…

Проклятье!

…хотел обратного.

Он подошёл к Эрике и остановился в двух шагах. Она уже переоделась, смыла сажу и стояла у лошади, что-то укладывая в сумку. Поскольку часть псов осталась ночевать на сеновале, то там же бросили и вещи, и очень кстати — ничего не пострадало во время пожара.

— Ну и что рассказал этот блаженный? — Викфорд кивнул на Уилмора.

— Ничего особенного. Он просто ехал за людьми, за которыми его послали, — ответила Эрика, не оборачиваясь, словно бы и не замечая командора, — его взяли просто потому, что он сильный.

— И кто его за ними послал?

Она обернулась, бросила взгляд в сторону, убедившись, что остальные псы не слышат их разговор, и ответила с вызовом:

— Вы же убьёте их, если я скажу. Вы же сожжёте Кинвайл и всех повесите! Будете пытать или что-то ещё! Нет, я не скажу, кто их послал.

И Викфорду в этот момент захотелось её придушить. Она будила в нём зверя своим упрямством и безрассудством, и даже то, что она пыталась таким образом защитить своих людей, её не прощало, ведь так она ставила под удар себя. Но на её людей, и на Кинвайл, и на этого полудурка, Викфорду было наплевать, а вот на неё нет.

— А с чего ты решила, что я не сожгу Кинвайл просто так? Не разбираясь, кто именно послал убийц? — произнёс Викфорд тихо и зло, но так, чтобы его никто не слышал.

— Я уверена, что именно так ты и сделаешь. И вся твоя милость, — произнесла она тихо и указала рукой на Уилмора, — просто подачка для отвода глаз. И я уверена, что вы зарежете этого беднягу, едва он отъедет от деревни на десять шагов, а ты донесёшь на Кинвайл в первом же гарнизоне. И его всё равно сожгут. И убьют там всех: мою тётю, стариков, женщин и даже детей. Я знаю вас, — она вздёрнула подбородок, — я шла из разрушенного дома через всю Западную Балейру, спасаясь от таких, как вы. И видела, как бывает. Видела костры, на которых сжигали таких, как я, и разрушенные деревни… убитых, замученных, голодных, виселицы… Я знаю, что будет дальше, и не хочу вам помогать. И можете меня даже убить за это — я не боюсь умереть.

В словах Эрики не было огня ненависти, только горечь, чёрная, как уголь.

Викфорд смотрел на её лицо и понимал: она, и правда, не боится умереть, просто не понимает, что умереть можно по-разному. Можно мгновенно, а можно умирать долго и очень мучительно. А может и понимает, слишком уж тяжелы были её слова.

И то, как она сказала это… как настоящая королева, и её спокойная решимость и бесстрашие, в этот момент они восхитили Викфорда. Иглы ожили под кожей, пронизывая вены огнём, а взгляд невольно задержался на её губах. И он, пытаясь подавить это, так некстати вспыхнувшее желание, в ярости ударил кулаком по стволу дерева, что даже лошади заволновались, и произнёс медленно и тихо:

— Обещаю… хочешь дам слово… что я не трону их. Не трону эти развалины — ваш Кинвайл, не поедем мы назад, чтобы мстить. Я же не идиот! И что ни слова не скажу в гарнизоне. Но я должен знать, кто послал сюда убийц. Чтобы знать, что делать дальше. Ты понимаешь меня? Я хочу тебя защитить! — он наклонился к её лицу. — Эрика, да перестань ты быть безрассудной, ты же не хочешь умереть?!

Она вдруг моргнула, чуть отодвинулась, и на мгновенье Викфорду показалось, что где-то там, в изумруде этих глаз всё ещё прячутся невыплаканные слёзы.

— Иногда мне кажется, что для меня это было бы лучше. Потому что мне никогда всего этого не забыть, — ответила она, сглотнула и добавила: — Дайте ваше хвалёное слово, что вы не тронете никого. Что не вернётесь в Кинвайл, чтобы мстить. Что не донесёте в гарнизоне, и что ваши люди тоже не сделают этого.

— Я не трону никого, никто не пострадает в Кинвайле, даю слово. Слово Викфорда Адемара, — серьёзно ответил он, — так кто это был?

Она смотрела на него внимательно, и видно было — не верит. И тогда Викфорд вытащил кинжал из ножен и протянул ей ручкой вперёд.

— Если нарушу слово — можешь убить меня, — он усмехнулся и добавил, — ты ведь уже пыталась, теперь знаешь, как надо бить правильно.

Её ноздри дрогнули, и губы тронула ответная усмешка. Эрика взяла кинжал и, резким движением воткнула его в узловатую кору вяза, прямо рядом с головой Викфорда.

— А ты не надейся, что снова сможешь остановить меня слащавым поцелуем! — фыркнула она. — Я, и правда, убью тебя, если нарушишь слово.

— Не сомневаюсь. Так кто? — спросил он, вглядываясь в её лицо.

— В день отъезда, к дяде Тревору в Кинвайл приезжал Тьен Нье'Риган, сын найта с севера, из клана Орешника, — тихо ответила Эрика, оглянувшись через плечо на псов, — я слышала их разговор. Северные кланы против мирного договора, и он угрожал дяде, обещая разобраться со всем по-своему. Видимо в посёлке беженцев возле Кинвайла у него были свои люди, это они и пошли по нашим следам. Уилмор, не виноват, его отправил отец — нести их поклажу. Он даже не знал, куда они идут. Он никогда бы не причинил мне зла.

Эрика замолчала и принялась застёгивать сумки. А Викфорд смотрел на неё, и ощущал что-то странное: внезапно захотелось тронуть её за подбородок, приподнять лицо и заглянуть в глаза. Убрать с её щеки выбившуюся прядку…

И он снова почувствовал её запах: дикой малины, луговых цветов, вереска и мёда, и кожу начало жечь так, будто под ней прорастали невидимые побеги, стремясь ей навстречу.