Вересковый мёд - Зелинская Ляна - Страница 4

У Эрики сердце ушло в пятки.

Узнали?! Донесли?! Триединая мать!

— Такова цена, Бригитта. И наша племянница часть этой цены. Ты либо сама её позовёшь, либо её найду я. И лучше бы она, и правда, нашлась, — голос дяди стал глухим и раздражённым. — А не то…

— А не то, что? Ты и нас сожжёшь, проклятый предатель? — воскликнула Бригитта. — Ищи, если хочешь, но её здесь нет!

Дальше Эрика слушать не стала. Смысл разговора и так был ужасающе понятен.

«Эрика часть этой цены»! Проклятый дядя продал её за мешок золота королю Тавирры! И теперь её голову наденут на пику рядом с головой отца на главной площади Кальвиля и будут глумиться! Нет уж! Лучше смерть в бою!

Она в ярости оттолкнулась ногой от каменной горгульи, но та не выдержав такого натиска, внезапно треснула пополам, раскрошилась и посыпалась вниз каменным дождём прямо на головы незваным гостям. Послышалась брань, и Эрика не дожидаясь, пока ей в спину полетят стрелы, быстро взобралась наверх и побежала по коньку крыши.

— Эй! Стоять! Держи девчонку! — крикнул кто-то снизу. — Держи её!

Краем уха она услышала гортанную брань, звон стали, собачий лай и увидела, как тавиррцы бросились по двору врассыпную. Эрика остановилась на краю балки, вскинула лук и выпустила три стрелы, одна из которых попала в цель, и побежала дальше. Её гнали злость и страх, и она прыгала, как серна: на крышу конюшни, на старую осыпавшуюся кладку стены, а уже с неё на солому, почти не глядя. Бежала по выкошенному лугу вниз, в заросли таволги в розовых метёлках цветов, и уже оттуда в густой ольховник над ручьём. Но ей не хватило всего три шага, чтобы нырнуть в его спасительную зелень.

Сзади раздался знакомый свист, и ноги из-под неё будто вылетели. Эрика упала навзничь, лицом прямо в густую шапку клевера. Её лодыжки плотно обвил ярг — длинный тонкий кнут с жилами живого серебра, из которого нельзя выпутаться. Айяаррское оружие, которое люди обратили себе на службу.

И подумалось только — как же глупо она попалась.

От обиды и злости слёзы едва не брызнули из глаз, и она изо всех сил цеплялась пальцами за клевер, выдирая его вместе с цветами, пока её тащили этим кнутом назад, прочь от спасительных зарослей. Она хотела вывернуться, и умудрилась даже достать из-за пояса кинжал, но ей заломили за спину руки, связали верёвкой и отобрали, и кинжал, и колчан, и лук. Она лежала, уткнувшись лицом в траву, чувствуя ноздрями запах свежескошенного сена, и вдруг увидела перед собой листочек с четырьмя лепестками.

Встретить четырёхлистный клевер доводится не каждому в этой жизни. И считается, что это к очень большой удаче.

Но воистину говорят: удача — жестокая Богиня. А ещё, что у Богини Танаис два лица, и одно из них с улыбкой, а другое с оскалом. Поэтому, когда она протягивает руку — не зевай, успей за неё ухватиться, пока Двуликая Танаис не повернулась к тебе другой половиной.

А Эрика не успела. Надо было бежать сразу, когда внутренний голос шептал… когда увидела этих всадников…

Да уж, и впрямь большая удача! Выбирай Эрика: лишиться головы или отправиться на костёр!

Эрику перевернули и посадили, и над ней нависло лицо Тревора Нье'Лири — огромная рыжая борода, орлиный нос и льдисто-голубые глаза из-под кустистых бровей. Дядя был совсем не похож на её отца, словно и не брат ему вовсе. Громогласный, широкостный, но при этом быстрый, словно ящерица. Он всегда был хорошим бойцом, и Эрика не могла поверить в то, что он стал предателем. Но глаза ей не лгали. Тревор Нье'Лири стоял рядом с её врагами и, ухмыляясь, похлопывал по плечу одного из них.

— А она шустрая, моя племянница, а? Как отделала Гаштона! До следующей луны поди дыра в его боку не зарастёт, — он подмигнул ей, а Эрика в сердцах плюнула ему под ноги. — Ну-ну, не кипятись, я тебя порадовать приехал. Тащите её в дом, да аккуратно, смотрите, чтобы ни царапины, — бросил он коротко своим спутникам и, погладив пышную бороду, зашагал впереди.

Эрику притащили и усадили на стул прямо в большом зале, в котором, видимо, в те времена, когда замок ещё не был разрушен, проходили приёмы гостей. Но сейчас большой камин никто не топил — слишком уж много дров пожирала его чёрная пасть, часть окон заколотили, а на полу повсюду валялась солома. По-настоящему жилым в этом доме оставался только второй этаж.

— Ну, и что это ты удумала, племянница? — Тревор Нье'Лири присел на край деревянного стола и скрестил руки на груди. — Куда бежать собиралась?

Эрика смотрела на него исподлобья и молчала, подбирая слова для дяди-предателя.

— Что, дядя, мешок золота, что посулили за мою голову, не давал тебе спокойно спать? — наконец выдохнула она со злостью. — Сейчас я даже рада, что отца уже нет в живых. Он не увидит твоего позора!

Тревор Нье'Лири сделал знак рукой и трое тавиррцев молча вышли из комнаты.

— Ты думаешь, что я предал наш род, девочка? — он снова погладил бороду. — Нет. Я спас нашу землю и наших людей от истребления.

— И как же ты их спас? Обменяв на мою жизнь? — зло усмехнулась Эрика.

— В некотором смысле да, — дядя как-то странно ухмыльнулся. — Но не так, как ты думаешь. Как старший мужчина в роду и от имени Янтарного совета, я заключил соглашение с королём Тавирры о летнем перемирии, ты слышала, наверное. Уже третий месяц, как закончились сражения. И дальше так и будет, если ты, дочь моего брата, будешь благоразумна.

— И в чём же я должна быть благоразумна?

— Ты должна сделать то, что я скажу.

— Добровольно пойти на смерть? Взойти на костер, восхваляя короля Раймунда? — спросила она, едва сдерживая клокочущую в груди ярость.

— Не совсем, — дядя опять погладил бороду. — Чтобы спасти свой народ, умирать вовсе не обязательно. Тебе всего лишь нужно выйти замуж.

— Замуж? Я и так собиралась замуж, пока ты не появился здесь! — яростно воскликнула Эрика.

— За купеческого сына? Хе-хе-хе! Я слышал эти байки. Но уж точно не за такое ничтожество следует выходить наследнице Янтарного трона, — хмыкнул дядя в рыжие усы.

— А за кого же?!

— За короля Раймунда.

Эрика фыркнула, понимая, что дядя ляпнул какую-то глупость, но он смотрел сосредоточенно и серьёзно, впившись в неё тяжёлым взглядом своих прозрачных голубых глаз.

— Что?! — Эрика едва не подавилась воздухом, понимая, что… нет, это не шутка. — Ты же не…

Но по выражению лица дяди было понятно, что он говорит серьёзно. И что-то взорвалось в ней, выплеснулось фонтаном ярости и если бы сейчас ей дали кинжал, чтобы всадить в грудь дяди, она бы так и сделала.

— Ни за что! Выйти замуж за убийцу моей семьи?! Да что, безумная Кхира осенила тебя своим чёрным крылом и ты спятил?! — Эрика вскочила со стула, но связанные руки мешали влепить дяде пощёчину, и она лишь топнула ногой, и добавила, вложив в слова всю силу своей ненависти: — Никогда! Ни за что! Он казнил отца! Он сжёг мою мать! Да я лучше сама взойду на эшафот, чем лягу в его постель! Сколько золота тебе посулили за это? Мерзавец! Предатель! Болотный уж!

Она кричала что-то ещё, совсем не помня себя от ярости, и осыпая его всеми мыслимыми ругательствами, а дядя стоял, как каменное изваяние и молчал, и лишь когда силы её иссякли, он крякнул в кулак и произнёс, как ни в чём не бывало:

— Прооралась? А теперь сядь и послушай, — он подошёл и, положив ей на плечи свои большие руки, толкнул обратно на стул. — Сдохнуть-то проще всего. И кабы ты была какой-нибудь прачкой или торговкой, то, как говорится, сама дура. Хоть в омут, хоть в болото. Но ты не прачка, и не торговка. Ты — наследница Янтарного трона. И ты в ответе за свой народ. Ты когда добиралась сюда, видела, наверное, что осталось от нашей страны? Лохмотья! Балейра почти пала. И если мы и дальше будем сопротивляться, если тавиррцы и дальше будут истреблять дочерей янтаря и вереска, то ничего не останется от нашей земли. Я был в тех местах, где нет уже ни одной фрэйи, знаешь, что я там видел? Сумеречный лес. Язвы в земле. Ушла трава, и деревья… звери, птицы, остаются только камни… пепел и туман.