Чёрная жемчужина Аира (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 59

И ничего более отвратительного Летиция в жизни не слышала.

Святая Сесиль! До чего же мерзко! Жаль, она его не убила!

Но, несмотря на кровь, голова у мсье Жером оказалась на удивление крепкой, сознания он не потерял, а ключ от двери так и лежал в его кармане. И готовая разрыдаться от обиды и злости, Летиция выставила вперёд остриё черепка и воскликнула срывающимся голосом:

— Попробуй только подойти ко мне, и я воткну вот это тебе в горло!

Мсье Жером достал платок, приложил к ране, с сожалением осмотрел свой залитый кровью сюртук и клочки бумаги.

— А вот это ты зря сделала, — он указал рукоятью кнута на обрывки. — Придётся писать вторую купчую, а я не рассчитывал на такое. Запомни, моя пташка, никто за тобой не придёт. Тебя не спасёт твой дядя или кузен. Для всего Альбервилля ты теперь преступница, прячущая деньги, украденные твоим мужем. Теперь все знают, что ты — мадам Морье, и вовсе никакая не племянница Бернарам, уж я об этом позаботился. Так что никто не будет тебя искать. Запомни — никто!

Сердце у Летиции колотилось как сумасшедшее, и дрожали колени, а от услышанного только что, казалось, она сейчас лишится чувств.

Дядя поручил её убить?

Мсье Жером посмотрел на одежду, лежащую на кровати, достал из кармана часы и, открыв крышку, коротко на них взглянул.

— Чёрт! Ладно. Переоденься, и отдай мне своё платье.

— Ни за что! — упрямо ответила Летиция.

— Или ты переоденешься сама, или это сделает Нуньес, пока ты будешь сладко спать, прямо как этой ночью.

Мсье Жером достал из кармана пузырёк и, демонстративно поболтав в нём жидкость, добавил с ухмылкой:

— Или хочешь, это сделаю я, пока ты будешь спать, моя пташка…

И Летиции ничего не оставалось, как сдаться.

— Я не буду делать этого при вас! — ответила она, пытаясь погасить свою ярость и понимая, что ей всё-таки придётся быть покладистой, чтобы выжить.

— Ну же, мадам Морье, не стоит быть такой стеснительной, — осклабился он, — я знаю все твои страшные тайны, моя Люсия.

В дверь постучали, и когда мсье Жером открыл, на пороге возникла фигура пожилой ньоры.

— Чего тебе, Нуньес?

— Там посыльный пришёл, массэ Жером. И тот господин…

— Хорошо. Проследи, чтобы она переоделась, и принеси мне её платье, — коротко скомандовал мсье Жером служанке.

А затем развернулся, перехватив поудобнее кнут, внезапно щёлкнул им так, что его плетёное жало, размотавшись на всю длину, вонзилось в штукатурку рядом с плечом Летиции и оставило на стене глубокую борозду.

— Без глупостей, моя пташка, или вот так же я исполосую твою прекрасную спину, — Морис Жером отдал ключ Нуньес и удалился.

Переодевалась Летиция в спешке: мало ли, а вдруг мсье Жером вернётся в самый неподходящий момент? Нуньес помогла со шнуровкой, постояла каменным изваянием, наблюдая, как пленница спешит, и затем, забрав бальный наряд, степенно удалилась. Появилась чуть позже — принесла поесть и собрала черепки.

Летиция попыталась её разговорить, надеясь разжалобить старую женщину, но ньора была нема, как рыба, и жалости никакой к пленнице не испытывала, лишь уходя буркнула, указывая на платок:

— Тийон надень, а не то хозяин рассердится.

Для рабынь ношение тийона в Альбервилле было обязательным, чтобы белые господа могли запросто отличить их от свободных женщин. Летиция хотела возмутиться, но поняла, что это бесполезно, да и главное, на что она должна сейчас потратить силы, это не на спор со служанками — надо придумать, как обмануть мсье Жерома и сбежать отсюда. Она с ужасом прислушивалась к звукам за дверью, боясь, что вот он снова войдёт со своим кнутом, но её похититель так и не появился. С одной стороны, это было хорошо, но с другой — ожидание смерти хуже самой смерти. День прошёл, село солнце, и на Летицию опять накатила волна паники. А если он придёт ночью, пока она спит? И откуда только силы взялись — она придвинула к двери тяжёлый деревянный комод и водрузила на него стул. По крайней мере, мсье Жером уж точно не войдёт незамеченным!

Второй стул она поставила рядом и спрятала под подушку осколок кувшина — своё единственное оружие, а затем долго лежала, боясь сомкнуть глаза и прислушиваясь к тишине дома. На улице пели цикады, светлячки мерцали в ветвях деревьев призрачным облаком, и где-то ухал болотный филин, но дом не издавал ни звука. Видимо, мсье Жером так и не вернулся.

У Летиции было предостаточно времени, чтобы обдумать всё, что произошло. Теперь многое для неё стало ясным. Во-первых, то, что появление мсье Жерома ещё там, в Марсуэне, не было случайным. Яснее ясного, что туда его послал дядя Готье. Зачем? Затем, чтобы убрать никому не нужную претендентку на третью часть плантации. Не исчезни она тогда из дома Антуана Морье — нашли бы её с перерезанным горлом, и все бы подумали на Одноглазого Пьера. Умно, ничего не скажешь!

А она убежала и спутала планы мсье Жерому и дяде заодно. Но, как оказалось, у дядюшки был припасён и план Б. Она-то, дурочка, верила тому, что он говорил! Так, может, и дед Анри никакой не сумасшедший? Может, всё это выдумала змеиная семейка, которая с первого дня хотела от неё избавиться?

Летиция лежала, не раздеваясь, и спать не могла. Ворочалась с боку на бок, понимая, что теперь, когда её имя опорочено, когда её выставили соучастницей преступления, никто и в самом деле не придёт ей на помощь. Хотя, может быть, Жильбер Фрессон? Раз он был достаточно безумен, чтобы предложить ей побег в Старый Свет без единого луи, то может, и в историю, сочиненную мерзким сыщиком, не поверит?

Ах, хоть бы не поверил!

Увы, как бы ни странно это выглядело, но мсье Жильбер был сейчас её единственной надеждой на спасение. Сейчас, в темноте и тишине, немного успокоившись и упорядочив мысли, она вспомнила все подробности того, что произошло на балу. И всё случившееся показалось Летиции очень странным. А ещё нереальным и каким-то далёким, как будто всё это произошло не с ней. Она пыталась понять, что во всём произошедшем вчера было не так, но мысли помимо её воли вдруг потекли совершенно в другом направлении. Она вспомнила Эдгара Дюрана, их танец, его голос и руки, обнимавшие её…

…и незаметно погрузилась в сон.

Луна ушла…

И ночь, будто чёрный ром в бокале — жаркая, пряная, сладкая, пахнущая карамелью и гвоздикой. Густой воздух застыл, даже цикады затихли. Вот и наступило её время…

Она опускает ноги на циновку… и всё меняется…

Тело наливается звериной силой, и весь мир — ощущения, запахи, звуки — усиливаются разом и обрушиваются на неё. Ночь полна жизни, той жизни, о которой она и не знала до сих пор…

…у края залива возятся выдры, шлёпая по мягкому илу…

…попискивают летучие мыши, деля добычу в ветвях старого платана…

…опоссумы возятся в траве, и бругмансия* под окном источает дурманящий аромат, от которого снятся очень странные сны…

*бругмансия — тропическое растение, родственник дурмана, цветёт ночью, его аромат способен вызывать галлюцинации.

Она бесшумно идёт по деревянному полу, проскальзывает сквозь решетку на окне, и вот под лапами уже мягкий дёрн, покрытый подушкой мха. Дом тёмен и тих, и стоит у самых болот. Банановая рощица обрывается у забора, а дальше — непроходимые мангровые заросли. Но ей в другую сторону — туда, к бисеру ночных огней города, на рю Гюар…

Фонарь над входом в дом Дюранов окружён живым ореолом мотыльков, и от их хаотичного движения причудливо танцуют на стене маленькие тени. Она идёт вокруг дома, дальше — вверх, на крышу каретного сарая, и уже оттуда — в окно, в спальню…

Он спит на кровати.

Кисейный полог завёрнут и привязан к резному столбику, и простыни сбиты, словно он метался во сне. На его лице несколько ссадин, и меж бровей залегла хмурая складка, словно и сейчас, во сне, он напряжённо о чём-то думает.

Где-то внутри неё глухо и ритмично начинают стучать барабаны. Гулким пульсом они колотятся, словно настоящее сердце, качая по её венам ненависть и ярость.