Чёрная жемчужина Аира (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 85

— Да, массэ Эдгар, простите! — Лунэт соскользнула со стула и упала на колени, опустив голову. — Я же ради вас старалась! Очень мы все хотим, чтобы с вами не случилось то, что с массэ Огюстом и массэ Венсаном!

— Выпороть бы вас, — буркнул Эдгар.

Снова отошёл к окну и бросил коротко через плечо:

— Идите, и на глаза мне пока не попадайтесь.

Ньоры благодарили, пятились, не веря своим ушам, и исчезли за дверью быстро, аккуратно её притворив. А Эдгар принялся ходить по комнате, засунув руки в карманы, и думать.

Безумие какое-то! Не может такого быть! Невероятно, но… но история повторяется.

Такое нельзя было придумать. Нил не врал. Лунэт тоже. И если отбросить то, что Эдгар не верит в болотных духов, если на минутку допустить их существование, то тогда всё становится понятно. Мария Лафайетт воспользовалась доверчивостью старого Нила, подослала отца Джоэля, чтобы тот следил за их домом и за ним — она точно знала, что жемчужину Эдгар найдёт в банке и попытается продать.

Он быстрыми шагами прошёл в кладовку, где был заперт отец Джоэль. Оставалось прояснить ещё некоторые моменты. Хотя… он уже и так догадался.

Отец Джоэль лежал на тюфяке, набитом мхом, и на его груди блестели капли пота. Субира промыла раны и наложила мазь, прикрыв сверху разрезанными листьями алоэ. Раненый выглядел не так уж и плохо, и едва услышал скрип открывающейся двери, открыл глаза и повернул голову. Эдгар вошел, смахнул с деревянного табурета банановый лист, сел и прислонился к стене.

— Ну, здравствуй, «святой отец»… — тот промолчал в ответ, лишь тёмные глаза прищурились. — Так, значит, никакой ты не священник? — Эдгар скрестил руки на груди, разглядывая широкоскулое лицо раненого. — Хотя ты мне сразу показался странным, и вопросы странные задавал. Это ведь ты был в моём доме в Альбервилле той ночью? Это в тебя я выстрелил и попал? Ведь так? — Эдгар указал пальцем на не так давно затянувшуюся рану на боку. — И ты следил за мной всё это время... Я вспомнил — это тебя я видел на Эспаланда Руж, когда мой дядя дрался на улице — это ведь ты стоял в толпе зевак. Человек в сутане... И напал на меня на улице тоже ты. Я-то всё удивлялся, почему грабители ничего не взяли, а ты, значит, жемчужину искал, да? И портрет своей подружки Марии с моего стола тоже ты утащил? Или это сделал Нил? А потом ты проследил за мной до пристани и явился сюда, сидел и ждал, пока этот старый дурень Нил, наслушавшись советов вашей ман-бо, явится с лопатой закопать жемчужину. А ты бы её забрал и спокойно утопал в закат, так? — отец Джоэль не отвечал. И Эдгар тоже помолчал некоторое время, глядя на зарешёченное окошко вверху в стене, а затем, переплетя пальцы рук, добавил: — Вот скажи, что мне теперь делать с тобой? Утопить в болоте? Сдать полиции, как вора? Или продать на рынке, как раба? За тебя много дадут, ты крепкий. Или… есть другой путь. Ты мне расскажешь, зачем тебе эта жемчужина, откуда она взялась и что в ней такого особенного. А ещё, как вы с Марией Лафайетт сговорились её украсть, и как во всю эту историю попала Летиция Бернар. И если ты не будешь пытаться меня надуть, то я поищу ещё варианты того, как с тобой поступить.

Летиция шла за слугой, чувствуя, как леденеют пальцы, и сердце то сжимается от страха, то лихорадочно стучит в предчувствии будущей встречи.

Ей принесли платье и завтрак, и даже прислали горячей воды и служанку, чтобы она могла привести себя в порядок, но от служанки Летиция отказалась. Платье, видимо, принадлежало какой-то из горничных похожего телосложения. Но какая разница! Главное, оно было чистым, и уж точно лучше того, что ей нашёл Шарль. Она уложила волосы и заколола шпильками, что прилагались к платью, и даже удивилась такой заботе. Но в то же время её это и пугало. А что, если Эдгар соврал? Если он с Шарлем заодно? Если он всё-таки послушает дядю, и её выдадут замуж за Грегуара? Или — ещё хуже — сдадут в полицию как воровку? Какой позор!

Но когда за ней пришёл Ной и сказал, что хозяин желает её видеть, все мысли из головы разом испарились.

Святая Сесиль! Да как же она посмотрит ему в глаза после вчерашнего?

Она готова была провалиться сквозь землю от стыда и чувствовала, как кровь бросилась в лицо, и стало жарко, и даже уши у неё пылали, пока она шла в гостиную вслед за Ноем. В голове одна за другой вплывали картины её ночного вторжения в комнату Эдгара и неудачного побега. И ей было стыдно, так стыдно, что даже пальцы дрожали, или, может, это от того, что воспоминания эти кроме стыда будоражили совсем другие чувства. Она боялась этой встречи, боялась до ужаса.

Что он подумал о ней? Что она мошенница и воровка?

И от этого было невыносимо горько и больно, потому что Летиция понимала — объяснения её не спасут. Ни один здравомыслящий человек не поверит в её историю. Эдгар будет презирать её. Осуждать. Или насмехаться над её объяснениями. Считать падшей женщиной… Лгуньей…

Она просто не переживёт этого унижения!

Ной пропустил её в гостиную и исчез, плотно закрыв двери.

У Летиции подгибались колени, и пальцы она стиснула так, что ногти впились в кожу, но что ей оставалось? Только вздёрнуть подбородок и посмотреть в глаза своему страху. Она и посмотрела…

…и обожглась об этот взгляд, тёмный и горячий, как патока, охвативший её всю и окативший волной огня.

Эдгар стоял у стола, сжимая руками резную спинку стула, и ни один мускул на его напряжённом лице не дрогнул, лишь губы чуть тронула лёгкая тень улыбки. Он молчал. Но его глаза… они сказали всё безо всяких слов. Не было насмешки, не было презрения, не было осуждения, всё было гораздо хуже…

Она узнала этот взгляд. Тот же самый, как в спальне вчерашней ночью. Взгляд, от которого уйти нельзя и который не отпустит. Который указывает только один путь — в пропасть. Но сердце будто только этого и желало. Сжалось в сладком предчувствии, и под рёбрами всё скрутило в жаркий клубок, и, если бы кожа могла гореть, Летиция бы сейчас вспыхнула как факел.

— Здравствуй, Летиция, — произнёс он глухо, так, будто слова давались ему с трудом.

— Здравствуй, — это она почти прошептала.

При свете дня всё было иначе. И поэтому они так жадно вглядывались друг в друга, не в силах оторваться, хоть и понимая, что это, наверное, неприлично, но что значат приличия после всего, что между ними произошло?

— Проходи. Присаживайся к столу, — наконец, прервал паузу Эдгар и указал рукой на место напротив себя.

Летиция шла, не чувствуя под собой пол и надеясь, что не споткнётся. Мир вокруг поплыл и воздух в лёгких почти закончился. Эдгар отодвинул стул, помогая ей сесть, и ей казалось, она сейчас потеряет сознание от того, что он рядом, что почти касается её.

— Наверное, наконец, настало время поговорить, — произнёс он негромко и сел напротив. — Чай? Или кофе? Что ты будешь, Летиция?

— Чай, — ответила она едва слышно, глядя на сервиз из тонкого фарфора, украшенного изящным узором из незабудок.

Она видела, что у Эдгара тоже дрожали руки, когда он разливал чай. И когда она брала чашку из его рук, их пальцы соприкоснулись, и на стол выплеснулась едва ли не половина. И то, что он волнуется не меньше неё, отозвалось в душе сладкой музыкой.

— Прости, — произнёс он, встал и принялся ходить вдоль окон, засунув руки в карманы.

Молчание повисло в комнате, и Летиция изо всех сил сжимала чашку, пытаясь согреть ледяные пальцы и унять в них дрожь.

Почему рядом с ним всегда так? Почему невыносимо страшно и почему так сладко? И хочется одновременно и сбежать, и нырнуть в глубину его тёмных глаз, и думать о том, чтобы вчерашняя ночь повторилась… и чтобы не кончалась…

— Так кто ты на самом деле? Летиция Бернар или мадам Морье? — спросил, наконец, Эдгар и, прислонившись к стене у окна, скрестил на груди руки.

Он снова обжёг взглядом, и смотрел так внимательно, что от волнения у Летиции пульс забился даже в висках.