Чёрная жемчужина Аира (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 89

К ужину мадам Дюран не вышла, сославшись на мигрень, а Шарль с Грегуаром сказали, что им нужно съездить осмотреть повреждения ограды у северной границы участка. Было ли этой правдой или они просто решили не создавать тягостную атмосферу за ужином, а может, об этом их попросил Эдгар, но в итоге за столом на веранде они остались вдвоём.

Летиция собиралась на этот ужин, как никогда в своей жизни. Попросив у служанки иголку и нитку, она успела подшить платье, поскольку Полин Обьер была выше ростом, и переставить кружево, а затем долго сидела у зеркала, делая прическу. Она хотела выглядеть хорошо, хоть и понимала, что это глупо.

Очень глупо…

Сумерки уже потянулись густыми тенями от зарослей вдоль реки, и солнце скрылось за верхушками деревьев. Вдоль веранды прошла ньора, зажигая свечи в фонарях, что висели по всему периметру. После вчерашнего урагана вечерний воздух стал свеж, так что тонкая шаль тоже пригодилась, и не только потому, что было прохладно. Летиция вцепилась в неё пальцами, натягивая на голые плечи, потому что Эдгар встретил её, окинув с ног до головы таким жгучим взглядом, от которого сердце сделало головокружительный кульбит и ноги едва не подогнулись. И хотя он тут же погасил эту жажду во взгляде, принявшись отодвигать стул, но Летиция уже едва могла дышать.

Она сидела за столом, чувствуя, как тревожно колотится и замирает сердце, как пальцы стремительно леденеют и мысли носятся в голове беспорядочным вихрем. Она всё ждала, когда же Эдгар озвучит свои истинные мотивы, понимая, что всё это не может быть просто так. Не просто так этот ужин, и это внимание, и забота, и то, что за столом в этот вечер они вдвоём. Её терзало горькое предчувствие разочарования и боли. И даже на какое-то мгновенье в душу закралась мысль, что, быть может, ей снова придётся бежать отсюда, только теперь уже от Эдгара.

— В этом доме редко пьют вино, — он кивнул на бутылку, которую откупоривал слуга, — всё больше виски и ром, но для нашего знакомства я позаимствовал одну бутылку у Рене, — он взял из рук ньора бокал, поднял над столом не слишком высоко и, заглянув куда-то в рубиновую глубину, некоторое время молчал, словно сомневаясь в том, что нужно сказать. — За знакомство... — он как-то горько усмехнулся, и покачав головой, добавил: — За наше настоящее знакомство, Летиция. Надеюсь, мы станем добрыми друзьями и хорошими соседями друг другу.

— За знакомство, — тихо прошелестел её голос в ответ.

У неё снова дрожали руки, и она не знала, как подавить это волнение, которое накрывало её с головой в его присутствии. Бокалы звякнули. Летиция выпила, не глядя на Эдгара, и это было то, что нужно. Вино ослабило узел страха и волнения, стянувший всё внутри, и когда кончики пальцев наполнились теплом, она, наконец, смогла поднять взгляд и произнести:

— Я хотела поблагодарить тебя за всё, что ты сделал. Это было очень неожиданно, и я так растерялась, что забыла сказать «спасибо», а теперь мне за это стыдно.

— Было неожиданно? Почему? Я ведь обещал, что сделаю это, — ответил Эдгар, внимательно глядя на неё.

Она усмехнулась, покачала головой и сказала внезапно, даже не зная, что именно толкнуло её на эту откровенность:

— Люди не всегда делают то, что обещают. И вот так бескорыстно никто и никогда не заботился обо мне. Для меня это очень непривычно… Я почти не помню родителей, а бабушка не слишком-то любила меня… учитывая моё происхождение.

Её вдруг прорвало. Может, это вино подействовало, а может, накопившиеся переживания, но она говорила и говорила и никак не могла остановиться. О своей жизни, об одиночестве, о надеждах на новую жизнь здесь и своих разочарованиях. А Эдгар слушал внимательно и молчал. И смотрел на неё не отрываясь.

— И что ты будешь делать на плантации? — спросил, когда она, наконец, закончила. — Ты и правда хочешь управлять хозяйством сама? И рабами? Анри Бернар уже очень стар…

— Почему бы и нет? — пожала она плечами. — По крайней мере, я могу попробовать. Я, конечно, не знаю, что делать с рабами. Всё, что я помню об этом, было в очень далёком детстве… А то, что я успела увидеть здесь… Я ведь даже успела побыть рабыней, — она горько усмехнулась. — Рабство — это просто ужасно… Но, может быть, если дать им вольную и платить, как это делают в Старом Свете… такое ведь возможно?

Она перевела взгляд на Эдгара и вдруг увидела, как он чуть улыбнулся и посмотрел задумчиво в долину реки, где, словно звёзды на небе, зажигались первые огоньки светлячков.

— Возможно… Но говорят, что вольные ньоры работают гораздо хуже рабов, — ответил он, отодвигая бокал.

— Не знаю… может быть. И как говорил мой дядя Готье Бернар, на плантации обязательно нужен толковый управляющий, который будет держать их в строгости, а проще говоря — бить… Но я не стану наказывать рабов. Это бесчеловечно. Это просто ужасно — быть проданным в рабство! И в Старом Свете хоть его и зовут «старым», — она снова усмехнулась, — но там уже давно нет никаких рабов. Это здесь Старый Свет, а Новый — там. И кто знает, — она пожала плечами, — может быть, в будущем… В Марсуэне я бывала на фабрике по переработке хлопка, там уже многое делают машины из того, что раньше делали люди. И на Всемирной выставке в Хрустальном дворце я тоже видела странные машины, которые, как было заявлено, могут передвигаться без помощи лошадей и даже пахать землю! Это всё было так удивительно, что я подумала — может быть, когда-нибудь машины заменят и рабов на плантациях?..

Летиция не знала, что такого было в её словах, но она впервые увидела, как Эдгар улыбается. И он не просто улыбался, он рассмеялся и покачал головой, глядя на неё таким странным взглядом, будто увидел что-то диковинное. Но это был не смех осуждения, и не обычная насмешка над женской фантазией или глупостью. Улыбка разом преобразила его лицо, убрав с него всю серьёзность и отстранённость, и казалось, омолодила его лет на десять, превратив в мальчишку. И Летиция невольно рассмеялась в ответ.

— …Я сказала что-то очень глупое, да? — спросила она, приложив салфетку к губам и стискивая пальцами ножку бокала с вином.

— Вообще-то… Ты сказала то, о чём я многократно думал и сам, — ответил он, продолжая улыбаться, — я ведь учился в Старом Свете, и по образованию — инженер. И даже бывал в Хрустальном дворце и видел то, о чём ты говоришь. И до того, как я всё потерял, до того, как по стечению обстоятельств стал горе-плантатором, я работал на строительстве первой железной дороги, соединившей Реюньон и Вале-де-Мэй… Там, где раньше были телеги, мулы и дилижансы, теперь можно ехать первым классом в десятки раз быстрее. И я тоже думаю, что Альбервилль с его рабами давно и бесповоротно устарел. Он как черепаха, которая ползёт куда-то по старинке, пока основной мир летит вперёд на всех парах. И то, что ты сказала о машинах, которые заменят рабов… и остальное — это совпадение в наших мыслях, — он разом перестал улыбаться и добавил тихо, отодвигая в сторону бокал, — это было так, будто ты заглянула в мою душу, Летиция.

Её бросило в жар. Она поспешно стянула шаль, чувствуя, что почти задыхается, и выпила остатки вина, пытаясь скрыть своё смущение. У неё закружилась голова от одного этого взгляда, от его голоса, и от того, как он сказал последние слова. И где-то под рёбрами всё мгновенно скрутило в тугой клубок. А Эдгар всё смотрел, не отпуская, удерживая её взгляд своим, скользя им по губам, по шее, по плечам так, что Летиции казалось: под платьем запылает кожа.

— Ты сказал, что всё потерял… как это случилось? — спросила, наконец, пытаясь разорвать невыносимо-жаркую тишину, повисшую над столом.

Он говорил сухо, глядя куда-то в темноту, пронизанную сияющей вуалью светлячков. О своей жене и дочери, о пожаре, о том, как отец не ладил с матерью, как безумие медленно поглощало их семью, и о том, что не хочет быть плантатором…

Летиции казалось, что он говорил ей всё это потому, что в чём-то их истории похожи. Каждый из них оказался здесь не по своей воле. Каждый из них что-то потерял. Каждый был связан по рукам обстоятельствами и бежал от чего-то в этот край болот. И это странным образом их сближало. Их сближало всё, и даже то, что они говорили друг с другом на «ты» вопреки всем правилам вежливости и приличий. Они словно два человека, связанные общим преступлением, общим секретом или тайной, словно две души, прожившие общую жизнь в каком-то далёком прошлом. Почему она чувствовала именно так? Может, это всё магия того зелья, что дала им Мария?