Чёрная жемчужина Аира (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 88

— Ты также безумен, как и твой отец!

А когда коляска скрылась из виду, снизу раздался голос Шарля, и, хотя подслушивать чужие разговоры было нехорошо, Летиция удержаться не могла.

— Ты дразнишь гусей, племянник, и твоя мать права, — произнёс Шарль, прокашлявшись, — зачем ты оставил Летицию здесь? Ты же видишь, как разозлил Эветт? Она помчалась к Лавалям, как фурия. Гляди, сейчас заявятся сюда всей честной компанией, что ты будешь тогда делать? Или тебе это как раз и надо? Ищешь повод, чтобы не жениться на Флёр?

— С каких пор ты записался в проповедники? — резко осадил его Эдгар. — Ты за этим меня искал — читать нотации?

— Нет, я тебя хотел предупредить. Потому как не собираюсь я участвовать в этой всей междоусобице. Мне Лавали дорогу не переходили, и мне стреляться с ними нужды никакой нет, хватает и старого пирата. А ты, коли уж собрался жениться, так женись, и нечего держать пассию под боком и драконить будущую жену. Она и так крута на расправу, а учитывая, что ты выкинул в прошлый раз…

— Она не пассия, послезавтра утром она уедет к деду.

— Как же, так я тебе и поверю, что ты её отпустишь! Видел я, как ты трясся над ней. Хоть бы дом ей снял что ли, в Альбервилле на Высоком Валу, как делают все…

— Шарль, проваливай по-хорошему, — огрызнулся Эдгар. — Я сам со всем разберусь, и твои советы мне без надобности!

— Моё дело маленькое, — произнёс Шарль с усмешкой. — А ты смотри, как бы не пожалел, пытаясь усидеть на двух стульях. Кстати, тебе бы стоило посмотреть, что сделал чёртов ураган в низине, кажется, мы сильно не досчитаемся урожая…

Летиция слушала, затаив дыхание. Они спорили ещё некоторое время и говорили о разном, но главное, что она вынесла из этой семейной перепалки: женитьба на Флёр Лаваль — единственный выход для семьи Дюран, учитывая ситуацию с банком Фрессонов, урожаем и долгами. И что без обеспечения, которое гарантирует мсье Лаваль, либо Эдгару, либо его матери грозит тюрьма.

И в свете этого обстоятельства Летиция ещё больше утвердилась в мысли, что поступок Эдгара на балу был продиктован именно действием зелья. Не мог человек в своём уме принять участие в том аукционе, подставив под удар такие нужные им отношения с Лавалями, разорвав помолвку ради неё — женщины, которую видел всего-то три раза в жизни. Эдгар Дюран не безумец, и не сумасброд, он порядочный и разумный человек, а значит…

…а значит, он прав. Все их чувства ненастоящие.

И почему это понимание, как ножом по сердцу? Почему от этой мысли так больно?

Отодвинув рукой листву, Летиция смотрела, как Эдгар говорит во дворе с ньорами, и раздаёт указания насчет починки разрушенного ветром забора. Как идёт и садится в коляску, как склонившись, говорит что-то слуге, как надевает шляпу, берет в руку хлыст…

Во всех его движениях, во всех жестах, в выражении его лица — во всём чувствовались уверенность и спокойствие, словно он знал, что нужно делать. Хотя Летиция была уверена, что сейчас на душе у него вот так же муторно, как и у неё. Она видела, с какой готовностью его слушают ньоры, и что даже Шарль — его дядя — хоть бурчит и возражает, но тем не менее выполняет все его распоряжения.

И она не могла оторвать глаз, наблюдала за Эдгаром, понимая, что ей это нравится. Строгость на его лице и отсутствие эмоций — это маска. И она знала, что под этой маской собранности и спокойствия прячется целый вулкан бурных чувств, которые он тщательно скрывает. А его взгляд, тёмный и жгучий, говорил иной раз больше, чем любые слова.

Он уехал, а она стояла ещё некоторое время, глядя вслед удаляющейся коляске, и думала, что никогда и ничего мучительнее этого чувства не испытывала. Даже страх за свою жизнь, который терзал её с того момента, как Антуан Морье ограбил кассу фабрики — этот страх ни шел ни в какое сравнение с той пустотой и тоской, которую ощущала она сейчас. И будущее на плантации Анри Бернара теперь представлялось ей смутным и туманным, словно она в один миг потеряла цель в жизни. А ведь ещё совсем недавно, сидя в кабинете дяди Готье, она прекрасно представляла себе, как будет управлять фермой и сможет быть счастлива, живя посреди этих болот.

А вот теперь ей была ненавистна даже мысль о том, что Эдгар женится на Флёр Лаваль, что они будут жить здесь и у них появятся дети. Но даже если между Дюранами и Бернарами прекратится вражда, если они вдруг станут добрыми соседями, как она сможет смотреть на него, приходя в храм, встречаясь на пристани или у кого-то в гостях? Каждый раз вспоминая, как он целовал её здесь, в своей спальне…

Перестань думать об этом! Отец Джоэль проведёт ритуал — и всё это забудется! Это станет неважно…

Летиция оттолкнулась от перил и ушла с балкона, чтобы не смотреть на дорогу, по которой только что уехал Эдгар.

Обедала она у себя в комнате, хоть и слышала, что вернулась мадам Дюран — перспектива встретиться с грозной хозяйкой поместья её не прельщала. Где-то там, внизу, слышались голоса Шарля и Грегуара, но видеть их ей тем более не хотелось, поэтому большую часть дня Летиция провела на балконе, прячась за густыми ветвями и наблюдая, как в поместье идёт подготовка к предстоящей свадьбе.

Ураганом с храма сорвало крышу, и всё внутри залило водой, так что церемонию святой отец согласился провести здесь, на плантации. Для этой цели ньоры сколотили беседку посреди рощицы апельсиновых деревьев и сделали арку, которую затем украсят ветками и цветами. Приехала телега, на которой привезли несколько столов и стулья — видимо, от соседей. Мадам Дюран руководила приготовлениями к свадьбе: деловито раздавала задания рабам, гоняла служанок с разными поручениями — и видеть это всё было очень неприятно.

Летиция понимала, что она лишняя здесь, что для этой женщины, затянутой в серо-голубой шёлк, она представляет опасность. И для Шарля, и для Грегуара, для всех них она — угроза будущему благополучию, которое должен обеспечить брак Эдгара с Флёр Лаваль. И от этого понимания хотелось встать и пешком идти на плантацию деда, лишь бы не видеть взглядов мадам Дюран, которые она украдкой иногда бросала на её окно.

Эдгар вернулся ближе к вечеру, сообщив, что обо всём договорился с Рене Обьером и его управляющий отвезёт письмо Анри Бернару, рассказав ту легенду, которую они придумали. Ещё он привёз ей несколько платьев, даже больше, чем нужно, сказав, что Полин Обьер передала их с наилучшими пожеланиями. Учитывая ожидаемое прибавление в семействе Обьеров, эти платья ей вряд ли понадобятся в ближайшее время. К платьям прилагались шляпка, тонкая кружевная шаль и какие-то мелочи в конфетной коробке, вроде лент, шпилек и гребня. Эдгар ещё где-то взял саквояж, и принимая это всё из его рук, Летиция смутилась, не зная даже как реагировать. Такая забота и внимание к мелочам, особенно со стороны мужчины, казались непривычными и безумно приятными. Ведь в этой жизни ей приходилось рассчитывать только на себя. И если она оступалась, то никто и никогда не проявлял к ней сочувствия, а позади всегда, словно штык в спину, упиралось бабушкино «Что и следовало ожидать».

Летиция вглядывалась в лицо Эдгара, ожидая во всём этом какой-то подвох, что дальше последует требование какой-нибудь платы, просьба или намёк. Или предложение, вроде того, о чём говорил Шарль, насчёт дома в Альбервилле на Высоком Валу, где жили в основном квартеронки — содержанки богатых плантаторов, их вторые неофициальные семьи. Официальные жёны закрывали на это глаза, и такая практика жизни на разные семьи считалась здесь абсолютно нормальной, до тех пор, пока эти два мира белых мужчин не пересекались между собой. И Летиция с болью в сердце ждала от Эдгара подобного предложения, понимая, что не могут это внимание и забота и его участие в её жизни быть абсолютно бескорыстными.

Но он ничего не сказал, лишь отвёл взгляд и поспешил уйти так быстро, словно находиться в одной комнате с Летицией ему было невыносимо. А она так растерялась, что даже забыла сказать «спасибо» и села в кресло, понимая, что ей стыдно, правда, не понимая, за что именно.