Чёрная жемчужина Аира (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 94

Потому что иначе… потому что без Летиции вся его жизнь будет бессмысленна, и он сопьётся и сойдёт с ума на этих болотах безо всякого проклятья.

Эдгар подъехал к пристани, когда пароход уже пришвартовался и по мосткам с него вовсю сходили люди. Несли чемоданы, катили бочки, кто-то вёл рабов, купленных на рынке в Альбервилле. Пристань была полна народу, и Эдгар бросился туда, в самую гущу, расталкивая грузчиков с тюками. Он искал глазами знакомое платье, но Летиции на пристани уже не было. Спустился с деревянного помоста вниз, туда, где стояли коляски и телеги для погрузки, и увидел её издали. В зелёном платье, том самом, в котором вчера отвёз её к Обьерам.

Она стояла, сжимая в руках саквояж, а к ней приближался какой-то мужчина. Эдгар приложил ладонь ко лбу, чтобы не слепило низкое солнце, пытаясь разглядеть, кто это, и узнал в мужчине Филиппа Бернара. Он видел, как Летиция отступает, словно защищаясь, выставив саквояж перед собой, и сердце сжалось от неприятного предчувствия. Он бросился вниз по ступеням и подошёл незаметно, пробираясь между телегами и колясками.

— Как ты здесь оказался? — услышал он, как Летиция воскликнула срывающимся голосом.

— Скажи спасибо Флёр Лаваль и мадам Дюран, — произнёс Филипп с усмешкой, — им не очень понравилась, что личная шлюха мсье Дюрана будет присутствовать на свадьбе. Или ты не рада меня видеть, кузина? Давай сюда саквояж, мы плывём в Альбервилль.

— Я никуда с тобой не поплыву! — донёсся до Эдгара испуганный голос Летиции.

— Куда ты денешься! Поплывёшь со мной, хочешь ты этого или нет! — в голосе Филиппа слышались раздражение и злость. — Ты — причина всех наших бед! Жаль, что ты не сдохла от лихорадки! И не утонула в болоте! Но это ещё можно исправить…

— Отпусти меня!

Эдгар вышел из-за коляски и увидел, что Филипп попытался поймать Летицию за локоть, но она увернулась, попятилась, держась рукой за край телеги. И он шагнул, не раздумывая, хватая Филиппа за плечо и вставая между ними.

— Убери от неё руки, мерзавец!

— И это снова ты! — лицо Филиппа перекосило. — Ну ещё бы! А я-то всё думал, как она тут оказалась! Что, удобно устроился, Дюран? Женишься на одной и сразу же заводишь шлюху под боком? Мало квартеронок на Эспаланда Руж? А так-то удобно, ничего не скажешь! А я ведь ей предлагал жениться! Но, видно, грязная кровь в ней сильнее!

А дальше всё было как во сне. Ярость накатила на Эдгара с такой силой, что он ударил Филиппа кулаком по лицу, вложив в этот удар всё то отчаяние и злость, которые искали выхода в последние дни.

— Эдгар, нет! — крикнула Летиция.

— Эдгар, остановись! — раздался за спиной голос Рене Обьера.

Но он не мог остановиться и ударил Филиппа ещё раз. Тот отступил, цепляясь рукой за край коляски, и кровь из разбитого носа залила подбородок. Его лицо снова перекосила гримаса ненависти.

— Так, значит? — он осклабился в кровавой усмешке, внезапно выхватил пистолет и выстрелил.

Боль была не такой уж сильной.

Но всё вокруг разом посерело. Эдгар услышал, как истошно заржали лошади, птицы шумно вспорхнули с дерева и откуда-то издалека прилетел крик Летиции, а потом ноги внезапно ослабели, и небо, стремительно утратив голубизну, потемнело и погасло.

— Не теряйте надежды, всё-таки организм крепкий, молодой… Но на всё воля Божья, а я не волшебник, — доктор тщательно отмывал руки, стараясь не смотреть в глаза собравшимся вокруг.

— Ну, всё-таки? Скажите честно, доктор? — встревоженные голоса почти слились в один.

Доктор вытер руки полотенцем и поправил очки, а потом вздохнул и произнёс, закрывая свой саквояж:

— Если он переживёт эту ночь… если переживёт! — доктор многозначительно поднял вверх палец. — Значит, будет жить. Но… Я бы на вашем месте не отпускал сегодня святого отца. И посоветовал всем молиться.

Она ступает неслышно.

Лапы медленно, почти невесомо, опускаются на лесную подстилку, на опавшие листья и стебли папоротников, утопают в мягкой подушке мха. Ночь темна. И она часть этой ночи, этой бездонной бархатной темноты, похожей на кофейную гущу на дне фарфоровой чашки…

Душно…

Болота дышат жарко и влажно, и где-то вверху над ней смыкаются кроны деревьев, скрадывая и без того скудный свет луны. И только светлячки, словно призраки, словно души умерших, что не могут найти успокоения, мечутся среди листьев и седых нитей висячего мха.

Но она видит прекрасно. И слышит. И чувствует запахи…

От плантации «Утиный остров» до «Жемчужины» — лишь пересечь овраг. Лёгкий прыжок — и вот она уже взбирается вверх по склону. Болото закончилось, но её шаги по-прежнему бесшумны. Земля под ногами жирна и впитывает любой звук, а по бокам, словно алебарды безмолвных стражей, смотрят в угольное небо ровные стебли сахарного тростника.

Белый дом с колоннами безмолвен, погашены все огни, но окна открыты, лишь занавешены тончайшей кисеей от гнуса и комаров. Ещё прыжок — и она внутри. Мягкий ковёр в гостиной, лестница в один пролёт, и заветная дверь открывается бесшумно…

Он позвал её. И он ждёт...

— Эдгар…

— Летиция…

В эту ночь он бродил между мирами. А, может, не только в эту…

Сколько ночей он провел на границе тени и света? Он видел Аирское море. Он видел Эк Балам. И её, ту самую Руби, прекрасную женщину, что свела с ума его деда. Она танцевала на песке посреди бирюзовых огней и звала его за собой, и хотелось уйти туда, где солнце падает в расплавленное золото океана.

— Ты вернулась? Жрец всё наврал, я снова тебя вижу…

— Это не я вернулась, это ты пришёл ко мне…

Она смеётся и отбивает пятками ритм на песке в такт барабанам.

А потом они бродили по кромке болот, и он слушал её рассказ о том, как она попала сюда. Юная жрица из Аира, влюбившаяся в капитана чужеземного корабля, которого привела в свой храм и показала жемчужину — сердце Эк Балам. История об алчности и предательстве. И соблазне, который превратил двух друзей в злейших врагов, навлёк на их головы проклятье и погубил немало душ, превратив её в даппи.

Но ты освободил меня…

И она снова смеётся.

А потом ему казалось, что он видит Летицию, как она плачет, и платье у неё в крови. В его крови. И она просит не оставлять её. Он видит пристань и толпу людей, и себя, лежащего у неё на руках.

— Летти… Летти…

Он звал её…

Метался на кровати в бреду и звал. И она услышала. И пришла. Она была с ним всю ночь. Сидела рядом в изголовье, прикладывая ко лбу прохладную ладонь. Держала его за руку…

— Ты любишь меня? Скажи… Это не притяжение, слышишь? Это — настоящее…

А она держала его за руку, не давая уйти туда, где бирюзовые огни и гулко стучат барабаны.

— Я тебя не отпущу, Эдгар…

Ему казалось, прошла целая вечность, а может, это было только мгновенье. Но когда он открыл глаза, то увидел не прекрасную Летицию у изголовья. Над ним нависало остроносое лицо Шарля со щёткой рыжеватых усов.

— Аллилуйя! Очнулся-таки! Ну ты и крепкий, зараза! — воскликнул дядя и рявкнул в коридор, призывая кого-нибудь подняться.

Прибежала служанка и дала Эдгару воды. Вокруг поднялась суета. Появилась Эветт и всё плакала, прижимая к уголкам глаз платочек, но её причитания совсем не трогали Эдгара. Вспомнилось вдруг всё, что произошло на пристани, и слова Филиппа Бернара о том, как он оказался там.

Спасибо, мама, за такую заботу… Но... С меня достаточно.

Он закрыл глаза и пробормотал:

— Потом… Всё потом.

И Шарль вытолкал всех, закрыв за ними дверь.

— Сколько я уже так лежу? — тихо спросил Эдгар, когда толпа причитающих женщин удалилась.

— Вторую неделю. Мы думали, ты не выберешься. Доктор вообще руками разводил, сказал, что ты не выживешь. Но ты крепкий! Бредил, конечно, в лихорадке. Говорил разное…