Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 67

— Боги милосердные! — прошептала Иррис.

— Это ещё не всё. За вашу поимку, леди Иррис, назначена баснословная награда, так что теперь в Эддаре вас ищут все, даже нищенки с Рыбацкого моста. Говорят, что джарт Гасьярд был в таком гневе, узнав про ваш побег, что места всем мало было. Я сделал два наваждения — будто видели вас в порту на одном из рокнийских кораблей, а второе, что карета с женщиной, похожей на вас, проезжала по южной дороге на рассвете в сторону Рокны. Не знаю, надолго ли этого хватит, хоть бы до утра и то хорошо, но пока в порту даже рыболовные снасти трясут и всё перевернули, порт закрыт, корабли не отплывают, люди джарта Гасьярда проверяют каждую бочку с солониной, каждый тюк и каждый трюм.

Нахди стащил сапоги и прислонился устало к стене.

— Владычица степей! — пробормотал Цинта, прикрывая рукой рот.

— Но это же всё — ложь! — воскликнула Иррис, снова вскакивая.

— Ложь не ложь, а за что купил, за то и отдаю, — ответил Нахди устало. — Надо думать, что дальше делать, но оставаться вам здесь нельзя, кто-нибудь обязательно узнает и донесёт. А уж джарт Гасьярд весь город перевернёт в поисках вас, очень уж он зол. Вывезти вас надо из города.

— Погоди, — произнесла Шиана, — не пугай их раньше времени. Куда им с раненым-то? Он и так едва дух не испустил! Да и все дороги перекрыты. Придумаем что-нибудь. Пока я миледи гадалкой одену, на лицо пелену наброшу — никто её не узнает, будет в лавке сидеть, травы перебирать. Как поутихнет всё, тогда решим.

— Я… пойду наверх, — произнесла Иррис и ушла.

Слёз больше не было. На неё нашло какое-то оцепенение.

Он жив! Слава Богам! Но какими же глупыми они были!

Теперь понятно, почему она не чувствует связи — Чёрная башня не позволяет этого. Чёрная башня — тюрьма для джартов, она забирает силу и гасит любую магию. Как говорила Милена — три года в ней равны тридцати годам снаружи…

Боги милосердные!

Это всё Гасьярд. Теперь она уверилась окончательно.

Она вспомнила, как он смотрел на неё вчера за обедом… и на совете, на завтраках, когда она сидела рядом с Себастьяном… с самого первого дня, ещё в Мадвере, когда впервые её увидел. Как спрашивал о её матери… Их разговор в храме… И их последний разговор в его кабинете. Эта фальшивая помолвка, это соглашение, которым он её сюда заманил. Этот немигающий взгляд, этот огонь, от которого прикосновений которого было почти больно, эта странная жажда в глазах, и его тихий голос… Она вдруг вспомнила всё и всё поняла.

Он ищет её. И не успокоится, пока не найдёт.

Из-за её побега он и схватил Альберта. И ведь всё верно рассчитал — проклятый старый лис! Знал, что она никуда не уедет без него…

Не просто не уедет… Что она узнает и вернётся.

Иррис вздохнула.

Цинта, конечно, будет против. И даже захочет ей помешать. Он будет сидеть и ждать, выполняя в точности поручение Альберта. Вот только она не может позволить себе сидеть и ждать. Она не может позволить Альберту умереть в Чёрной башне.

Гасьярд желает получить её обратно. Он желает заполучить Поток? Что же, он добился своего. Она вернётся, и обменяет свою свободу на свободу Альберта и его жизнь. И когда Гасьярд отпустит Альберта — он получит свой Поток.

Она горько усмехнулась и вспомнила почему-то Мадверу, своё письмо Богине Айфур и ультиматум тёти Огасты… В её жизни всё опять повторилось. И вот так же, как и тогда, у неё снова нет никакого выбора…

Сначала брат Эрхарда, потом мэтр Гийо, а вот теперь место мэтра Гийо занял Гасьярд.

Видимо, это её судьба.

На рассвете, на границе ночи и утра, когда мир ещё тёмен и тих, а восток уже окрасился алым, она осторожно спустилась вниз, обыскала вещи Цинты, нашла в кармане ключ от калитки в заборе за оранжереей, через которую они бежали прошлой ночью, и выскользнула на улицу.

Лишь оставила на столе Цинте записку о том, чтобы он её не искал.

Дом спал, и спал ещё весь Эддар, и утро впервые было по-осеннему чистым и прохладным. Лошадь обнюхала её, фыркнула недовольно, не понимая, зачем нужно ехать в такую рань, но Иррис была непреклонна.

Альберт трижды спасал её жизнь. Теперь настал и её черёд, потому что без него её жизнь не имеет никакого смысла…

Иррис осторожно вывела лошадь на улицу, вскочила в седло и погнала в сторону холма, на котором находился Большой дворец.

— Здравствуй, Иррис! Признаться, я ушам своим не поверил, узнав, что ты ждёшь меня здесь! — произнёс Гасьярд, осторожно спускаясь по мозаичным ступеням к южной террасе.

Южная терраса когда-то примыкала к рабочим покоям эфе Салавара, здесь устраивались праздничные обеды, приёмы и семейные ужины на открытом воздухе, но теперь это место было безлюдно. Именно поэтому Иррис и пришла сюда поговорить с Гасьярдом наедине.

Она стояла, прислонившись к постаменту, глядя на тёмные шапки кедров внизу, на далёкую воду бухты, подёрнутую призрачной утренней дымкой и разноцветье черепичных крыш города под холмом. Мраморные львы — безмолвные стражи, охраняющие это тихое солнечное утро, взирали на неё с лестницы. Лёгкий бриз чуть шевелил цветы в вазонах, журчал каскадный фонтан в центре террасы, и позади неё стена вьющихся роз роняла лепестки поздних цветов, словно оплакивая ушедшее лето.

Иррис обернулась.

— Здравствуй, Гасьярд, — ответила она негромко, — странно, что ты удивлён. Ты ведь знал, что я приду.

Он подходил осторожно, и Иррис внезапно почувствовала его волнение… и страх.

Он боится? Чего? Или не верит в то, что она и правда пришла?

Гасьярд был одет с иголочки — атласный жилет в тонкую голубую полоску, кружева, бархатный камзол, алмазная булавка в галстуке и волосы завиты и уложены, а его одеколон Иррис почувствовала даже раньше, чем услышала его приветствие.

Боги милосердные!

Она никогда бы не подумала, что даже это можно ненавидеть — его одеколон, его осторожную неторопливую походку, изящные манеры, мягкий голос и даже атлас на его жилете.

— Я… надеялся на твоё благоразумие, — медленно произнёс Гасьярд, остановившись от неё в трёх шагах, — и я переживал за тебя — этот город полон опасностей, и ты в нём оказалась одна… ночью…

Иррис усмехнулась, прислонилась спиной к постаменту, сорвала розу и принялась обрывать лепестки, бросая их под ноги.

— Я не собиралась быть одна, Гасьярд, ты это прекрасно знаешь. Но теперь, твоими усилиями… Но ты искал меня, и вот я здесь, — она смотрела ему прямо в глаза и видела, как он внимательно следит за её лицом, за руками, терзающими цветок, и как он нерешителен, словно не знает, с чего же правильно начать разговор.

— Ты совершила ошибку, Иррис…

— Я совершила много ошибок, и первой была та, что я сделала в Мадвере, когда подписала твоё соглашение, — перебила она его. — Давай оставим этикет и все любезности, я знаю, зачем ты всё это сделал — ты хотел получить Поток? Ведь так?

— Сделал что? — спросил он осторожно.

Иррис снова усмехнулась.

— Пришло время правды Гасьярд. Всё это — соглашение, помолвка, бедный Себастьян, которого ты водил за нос всё это время, наш разговор в Храме и история с проклятьем, то, что ты сделал на обеде и арест Альберта… У всего этого ведь была только одна цель — ты хотел получить Поток, а для этого получить меня. Ты убрал всех, остался только Альберт. И вот теперь он в башне, и ты прекрасно знаешь, что все обвинения против него — ложь. Ведь так? Правда за правду Гасьярд, нам нет смысла теперь скрывать что-то, потому что я пришла за тем, чтобы дать тебе то, чего ты хочешь.

Его глаза сузились и налились тёмной сталью, он хотел сделать шаг вперёд, но удержался и чуть улыбнувшись, спросил:

— И ты, разумеется, попросишь что-то взамен, так?

— Уверена, ты знаешь, что, — Иррис отшвырнула растерзанный цветок и сорвала новый.

— Ты хочешь, чтобы я его отпустил?

— Да.

— А что я получу взамен? — вкрадчиво спросил Гасьярд.