Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 72

— Что? И ты сможешь это сделать? — спросил он глухо. — Жаль я не спалил треклятый дворец вместе со всеми этими книгами! И с Гасом в придачу! Ты не сделаешь этого, Иррис!

— Сделаю. Я не буду тебя помнить. Я забуду всё с нашей встречи на озере и до этого момента, — говорила она торопливо, словно убеждая себя, а не его, — и когда ты выйдешь из башни, я тебя не узнаю. Я сделаю это потому, что я хочу, чтобы ты был жив, я ни за что не соглашусь на то, чтобы тебя казнили или ты провёл хотя бы месяц в заточении! А ты… пообещай мне, что ты не останешься здесь, и ты не будешь мне мешать, ты не станешь преследовать Гаса, ты уедешь и будешь ждать — жить своей жизнью. И спустя три года ты вернёшься за мной, и мы сможем начать всё сначала, — она снова оторвала взгляд от гранитных плит пола, и глядя Альберту в глаза, добавила горячо, — когда я умирала от яда, ты ведь не спрашивал меня, хочу ли я того, чтобы ты спасал меня ценой своей жизни. Так не отговаривай меня сейчас, это меньшее, что я могу сделать — я отдам взамен всего лишь три года своей жизни!

Альберт стоял и смотрел на неё, на упрямо сжатые губы и на бледное лицо, на стиснутые пальцы и горящие глаза с поволокой невыплаканных слёз.

Она сделает это. Раз решила — сделает.

Он покачал головой и спросил тихо:

— Так мне не удастся тебя отговорить, да?

— Нет. Не удастся.

— Хорошо. Я не буду, — произнёс он тихо. — Видимо, творить безумства присуще не только мне… Что же… Быть может это последнее наше время вместе — не хочу тратить его попусту. Ты можешь просто посидеть со мной рядом?

Иррис посмотрела на него внимательно. Она думала, он будет в ярости, будет кричать или что-нибудь сломает, но он как-то слишком быстро сдался. И это было странно.

— И ты больше ничего не скажешь? Не будешь возражать? Это что, какой-то подвох? — спросила она осторожно.

Его глаза — узкие щёлки и лицо напряжённое, каменные скулы, руки скрещены на груди, но голос насмешливый, только насмешка эта от бессилия и невозможности что-то изменить.

— А что мне сказать, Иррис? — произнёс он горько. — Да разве ты станешь меня слушать? Разве поверишь? Разве ты слушала меня хоть когда-нибудь? И разве ты мне верила? Хоть раз? Ты твердила, что во всём виновата магия или связь между нами, а когда я говорил, что это не так, разве ты верила? Пока сама не убедилась. Ты считала, что я тебя мучаю, но разве я тебя мучил? Ты сама себя мучила отрицанием. И что толку мне возражать сейчас — ты же всё равно сделаешь всё по-своему! Ты раскаешься потом, но будет слишком поздно!

— Но ты ведь тоже совсем меня не слышишь! — воскликнула она. — Ты же всегда идёшь напролом, и ты всё равно сделаешь по-своему, что бы я ни сказала! И я знаю, чем всё закончится! Ты потому и сдался так быстро! Тебя отпустят, и ты бросишься сражаться с Гасом и сделаешь всё, чтобы тебя убили! А я не могу тебя потерять! Но тебе плевать на мои просьбы! Зачем ты всё портишь, Альберт? Зачем?

Он хлопнул ладонью по стене.

— Я всё порчу? — и снова усмехнулся. — Ладно. Пусть так. Но что поделаешь, я такой, Иррис! Я не могу спокойно думать о том, что ты сейчас выйдешь отсюда и добровольно отдашь себя в лапы моего ублюдочного дядюшки! И я не могу спокойно думать о том, что в этом всём моя вина! Ты хоть понимаешь, на что ты обрекаешь себя? Ты хоть понимаешь, каково мне сидеть здесь и знать, что ты три года будешь жить с ним, и это всё из-за меня? Три года! Родишь ему ребёнка? Да лучше бы я умер! Лучше пусть меня казнят! Я всё порчу, да? Но я такой, Иррис! Я иду напролом и делаю всё по-своему! Так, может, не стоит тебе меня спасать такой непомерной ценой? Брось меня здесь, я не стою такой жертвы! Ты хоть знаешь, какой я на самом деле? Ради кого ты делаешь это? Наверное, тебе нужно узнать обо мне всю правду! Может, тогда ты одумаешься!

Он был в ярости, она это видела — стоял напротив и бросал слова, словно стегал бичом воздух. А вокруг него бушевало пламя, рвалось и металось, пытаясь вырваться за пределы тесной тюрьмы.

— Ты знаешь, что я ехал сюда, надеясь убить своих братьев и самому стать верховным джартом? И я бы сделал это! Не задумываясь! Ты знаешь, что я ни капли не жалею о смерти Салавара, более того, я рад этому. Знаешь, что я не хотел лезть в тот обрыв, и проехал бы мимо — это Цинта меня заставил. Я поцеловал тебя той ночью, рассчитывая на награду за твоё спасение, и не ударь меня Цинта по голове бутылкой, не знаю, чем бы всё закончилось. Я чуть не спалил дом купца Миора от разочарования, что не нашёл тебя! И каждый день я надеялся повторить тот поцелуй, встречая тебя за обедом или в саду, и я бы повторил его, дай ты мне хоть самую малую каплю надежды. Я просил у Книги желаний о встрече с тобой в первый день приезда, а потом просил снова — расторгнуть вашу с Себастьяном помолвку! И Книга исполнила мои желания. И видишь, к чему это привело? Вот я какой, Иррис! Мерзавец и подлец. Я не дал Цинте отправить твои письма родным, и даже хуже, я их прочитал! Потому что не мог позволить тебе уехать. Я преследовал тебя, и мне было плевать, что ты чужая невеста. Что ты невеста моего брата. И дай ты мне хоть намёк, хоть малейший повод, я бы не отступил. Я флиртовал с Хейдой, чтобы заставить тебя ревновать. И я солгал тебе тогда, говоря в том, что раскаялся — я не раскаялся, Иррис. И не раскаиваюсь сейчас. Повторись всё опять, я бы снова поступил так же. А теперь мы здесь — и это моя вина! Я в этом виноват! И ты прекрасно знаешь, что я всё равно не оступлюсь. И всё станет только хуже! Так, может, не стоит меня спасать?!

Его глаза горели, и пламя вокруг него плясало рваными лепестками и опадало на пол, словно задыхаясь от нехватки воздуха.

— Ты прочитал мои письма? Зачем? — спросила она удивлённо.

— Я подлец и мерзавец, ответ очевиден, кажется, — отмахнулся он.

— Но всё-таки… зачем ты это сделал?

Он посмотрел на Иррис как-то странно и произнёс, пожав плечами:

— Amoris abundantia erga te.* Во всём, что касается тебя, Иррис, я и сам не всегда понимаю, зачем я это делаю...

*(Прим. лат. — избыток любви к тебе)

— Ты и правда просил у Книги разорвать помолвку? И флиртовал с Хейдой, чтобы заставить меня ревновать? — её губы чуть тронула улыбка.

— Ну сработало же, — он усмехнулся криво.

— И то, что ты говорил мне про Хейду в библиотеке, я знаю, ты ведь делал это специально, зачем?

— Да затем! Затем, что ты в своём упрямстве не видишь того, что тебе нужно до тех пор, пока не потеряешь это! — воскликнул он. — И я хотел… чтобы ты сказала, что мне не нужна никакая Хейда, — он понизил голос и добавил совсем тихо, — я хотел, чтобы ты поняла, что мне нужна ты. А тебе нужен я.

Боги милосердные! Что такого в его голосе, что она не чувствует под собой ног? И почему она не злится на него за все эти глупости, о которых он говорил сейчас? Он хочет, чтобы она его презирала? Ненавидела? Оттолкнула? Но… она не может… и не хочет. Всё чего она хочет – шагнуть ему навстречу и раствориться в нём без остатка, как он когда-то сказал.

— Читать чужие письма было неправильно и флиртовать с Хейдой тоже, дразнить меня за столом на помолвке и целовать мою руку на балу, так как ты это сделал, тоже неправильно. И дарить мне огненные сны… И в библиотеке ты повёл себя совсем… как мальчишка, — произнесла она тихо, не глядя на него, — но… я не оставлю тебя здесь, Альберт, как бы ты ни хотел убедить меня в этом.

— Каждый останется при своём, да?— произнёс он обречённо. — Посиди со мной, Иррис, давай не будем обвинять друг друга ни в чём. Подойди ближе, в отличие от меня ты можешь войти и выйти, когда захочешь.

— Я не… лучше я постою здесь, — голос её дрогнул.

Нет, ей нельзя туда входить! И приближаться к нему нельзя. Она и так уже собрала в кулак все остатки своей воли.

— Боги милосердные! Ты что, меня боишься? — воскликнул он. — Неужели ты думаешь… Я хоть и подлец, но… Я даже пальцем тебя не трону, Иррис. Без твоего желания. Я просто хотел… чтобы ты подержала меня за руку, как тогда, у постели Цинты… Большего я не прошу.