Отец моего жениха (СИ) - Салах Алайна - Страница 50

— Это много для меня значит, Юль. Очень, — Сергей обводит глазами мое лицо и мягко приглаживает волосы. — Дай мне немного времени разобраться со всем, хорошо?

Я киваю, потому что прекрасно помню о его непростой ситуации с сыном, а чтобы не портить романтический настрой вечера, кокетливо уточняю:

— Кстати, еще не слишком поздно для ужина? Алчной рязанской хищнице не терпится разбазарить твои олигархические капиталы.

Сергей заразительно смеется, заставляя меня хихикать, после чего коротко целует в нос.

— Ты никогда мне не забудешь этого, да?

— Кто знает, — деланно вздыхаю я, перелезая на пассажирское кресло. — Возможно, путешествие на Мальдивы, новая сумка и хатка в видом на Москву-реку отшибут мне память.

Забеспокоившись, что Сергей не оценил мой юмор, быстро уточняю:

— Ты ведь понял, что я шучу?

— Да понял я, Юль, — усмехается Сергей, заводя двигатель. — Поехали ужинать.

— Предупреждаю, я не умею красиво есть устриц и прочих моллюсков, — шепчу, когда мы шествуем по роскошному вестибюлю храма французской кухни. — Поэтому если не хочешь, чтобы я опозорила тебя перед всеми этими красивыми людьми, закажи что-нибудь попроще.

— Уточнить, если в меню макароны по-флотски? — Молотов насмешливо поднимает брови и крепче сжимает мою талию. — Твоим столовым манерами позавидовали бы многие мои приятели, так что перестань нервничать. И еще ты очень красивая, поэтому твоя тарелка будет последним, куда окружающие будут смотреть.

Вот знает он что сказать, чтобы я вновь почувствовала себя Мисс Мира. Окей, устрицы, добро пожаловать ко мне на стол. Я готова.

— Берешь ту вилку, что лежит справа и отделяешь моллюска от раковины, -поясняет Сергей, наглядно демонстрируя мне мастерство поедания морских гадов. — Видишь, совсем не сложно, - подносит вилку с к моему рту и я, приоткрыв рот, вбираю в себя сомнительный деликатес. Проглотить мне его не удается, потому что в этот момент случается то, чего я опасалась в каждый наш совместный выход в свет. Через два стола от нас я вижу Диму, стоящего в компании незнакомого мне приятеля. Бледный как скатерть под моей тарелкой, он смотрит на меня и Сергея, сжав кулаки.

43

Юля

Первый шок постепенно покидает тело и способность соображать вновь возвращается ко мне. Заставив себя проглотить злосчастную устрицу, я возвращаю взгляд к ничего не подозревающему Сергею. Господи, всего секунды три прошло, а мне кажется что я на час зависла в этой гнетущей пантомиме.

— Сергей… — мой голос походит на хрип страдающего тяжелой формой ангины. — Дима здесь и…

Договаривать мне не приходится, потому голова Сергея дергается в том самом направлении, где стоит его бледный сын, и он резко поднимается с места. Наблюдаю, как он, двигаясь словно в замедленной съемке, огибает соседний стол под удивленные взгляды посетителей, как лицо Димы искажается в жалобной гримасе, придающей ему сходство с подростком, и как он разворачивается к выходу.

— Дима, подожди! — голос Сергея, обычно такой спокойный и уверенный, пропитан тревогой; шаги быстрые и торопливые.

Дима не останавливается. Он практически бегом покидает ресторан, оглушительно шарахнув дверью. Сцена между сыном и отцом приковала внимание всех посетителей: они начинают оживленно перешептываться, глядя в спину Сергею, который выходит за ним следом.

Я залпом осушаю бокал вина и несколько секунд разглядываю тарелку с горой ракушек, которую Сергей должен был мне романтично скормить. Пока не могу оформить бушующие во мне эмоции в трезвую мысль, но одно знаю точно: усидеть на месте я не могу. В конце концов, я к этой трагичной сцене тоже причастна, и просто ждать ее итога будет неправильным.

— Счет мы обязательно оплатим, — бросаю перепуганному официанту, который застыл с подносом в метре от нашего стола, и, грохоча каблуками, бегу к двери.

В вестибюле Димы и Сергея нет, есть только симпатяга-администраторша с вытаращенными от удивления глазами.

— Снаружи? — выпаливаю на ходу.

Девушка энергично кивает головой и для убедительности тычет пальцем в входную дверь. Вылетаю на улицу и оглядываюсь. Черт, надо успокоиться. Драки точно не будет: у Димы, конечно, мускулатура хорошо развита, но до Сергея ему еще лет пять в качалке торчать. Я-то знаю, о чем говорю: все-таки с обоими спала. Уф, не вовремя конечно я об этом вспомнила. Да и не станет Сергей драться с сыном. Наверное. Ой, надеюсь только, что Дима не додумается меня денежной подстилкой называть и оскорблять. Вот тогда сможет.

Отца и сына я нахожу без труда по надрывным выкрикам Димы: он выбрасывает вперед ноги и извивается всем телом, пока Сергей, крепко обхватив его руками, прижимает к своей груди. От это картины сердце ноет так, что на глаза наворачиваются слезы. Не за Диму, а за Сергея. Почему-то именно о его состоянии я сейчас больше всего беспокоюсь. Может быть, потому что люблю его, а, может, потому что Дима меня обидел и в его чувства я больше не верю. Возвращаться я к нему в любом случае не собиралась, даже если бы с Сергеем не сложилось, поэтому раскаяния за вероломство не чувствую. И за чувства к его отцу тоже вины не испытываю — да, ситуация по-родственному нестандартная, но вышло как вышло. Я как-то по телеку видела, что отец в дочь влюбился — вот это действительно жопа. А своей любви к Сергею стыдиться я не собираюсь. Да и кто бы стал стыдиться на моем месте? Он же потрясающий — красивый, умный, чуткий, сексуальный, сильный… Ох, хватит уже, Живцова. У нас тут трагедия разворачивается.

— Успокойся, успокойся, сын, — охрипшим голосом произносит Сергей, сильнее стискивая плечи Димы. — Я тебя сейчас отпущу.

Едва он ослабляет хватку, Дима вырывается из его рук и, крутанувшись волчком, с яростью впивается в него глазами.

— Какого черта именно она? — по перекошенному агонией лицу катятся слезы. Господи, Димка плачет. — Тебе лет сколько, мать твою? Сорок! Ты старше ее в два раза… Как вообще… как…

— Ты предлагаешь мне в сорок себя похоронить? — голос Сергея звучит тихо и спокойно, но я знаю, что он сдерживается. Его боль и волнение я чувствую даже когда он стоит ко мне спиной на расстоянии нескольких метров. — Я пока еще живой, Дим, и также как и ты могу увлечься женщиной.

— Вот именно! Женщиной! Ровесницей своей! Самому не противно от себя? Она же в дочери тебе годится!

— Я перед тобой оправдываться не буду, Дим. Поверь, последнее, чего бы я хотел — это ввязаться в отношения с твоей бывшей девушкой. Но иногда есть вещи, которые сильнее нас. Юля мне дорога. И я бы никогда не позволил себе… если бы вы были вместе.

Дима шумно втягивает в себя воздух и с остервенением вытирает мокрые щеки тыльной стороной ладони. По лицу его вижу — сейчас убеждать его в чем-либо бесполезно. Сейчас он уязвленный обманутый мальчик, который видит лишь свою боль.

— Ты ведь тогда еще на нее смотрел, да? Когда мы вместе были? Бабок у тебя до хрена, богатая жизнь уже не вставляет, и тебе на старости лет девушку мою захотелось? Ты всего меня лишил… по твоей вине у меня семьи нормальной никогда не было… Юлька лучшее что со мной в жизни случилось, но ты и ее забрал. Ненавижу тебя. Ненавижу, понял?!

Вот теперь я понимаю, что означает фраза «сердце обливается кровью». Потому что мое натурально обливается от его хлестких, от обиды брошенных фраз. И пусть у меня нет своих детей, я могу представить, каково слышать это Сергею. Возможно, он не был образцовым отцом, но я верю, что каждый человек на определенном жизненном этапе отдает столько, сколько способен. Сергею было восемнадцать, когда родился Дима. Он мог бы вынудить Снежану сделать аборт, мог оставить ее одну с ребенком, но он этого не сделал. Вместо этого он женился, бросил университет и пошел работать, чтобы обеспечить свою семью. Вряд ли кто-то в его возрасте мечтает стать отцом, но он не побоялся взять на себя эту ответственность. Целиком и полностью содержать свою семью больше двадцати лет — не так уж это и мало для мужчины. Так что нет, я считаю, что Дима совершенно незаслуженно разбрасывается своими обвинениями, и что все эти слова он должен переадресовать своей тупоголовой мамаше. Именно ее я виню в том, что ее сын не имеет представлений о семейных ценностях. Сергей часть своей работы сделал — обеспечил их всем, а вот чем занималась она, Снежана?