Отец моего жениха (СИ) - Салах Алайна - Страница 51

— Дим, — с тяжелым вздохом произносит Сергей, делая шаг на встречу сыну. — Тебе надо остыть, и потом мы с тобой обо всем поговорим.

— Не о чем мне с тобой разговаривать! Я видел достаточно. Думаешь, твои слова что-то изменят?

Ох, ну я же активистка. Разве я могу стоять в стороне?

Я в несколько шагов подлетаю к ним, и игнорируя укоризненный взгляд Молотова, поворачиваюсь к Диме.

— Дим, хватит во всем обвинять Сергея. Эта была той, кто к нему пришел после того, как я увидела тебя с этими девушками в ресторане. Так что если ты на кого-то и хочешь злиться — то злись в первую очередь на себя, — Знаю, что сейчас я жестока. Но надеюсь, что именно жестокая правда его отрезвит. — И Сергей меня отвергал, потому что не хотел делать тебе больно. Он любит тебя. Поэтому все твои слова…это нечестно.

— Юль… — из агрессивного тон Димы становится жалобным. — Как ты с ним… ты ведь не могла из-за денег… я знаю, ты не такая… Тогда почему?

Черт. Лучше бы он злился на меня, но он, кажется, предпочитает винить во всем одного Сергея.

— Дим, ты ошибочно видишь в своем отце того, кто тебе по жизни должен, и совсем не замечаешь в нем живого человека. Он прекрасный мужчина, и я с ним потому что… — Нет, все-таки не настолько я жестока, чтобы озвучить свои чувства при нем, — просто потому что он достоин любви и восхищения. А тебе нужно принять его право на счастье. Ты говоришь, что он всего тебя лишил… а что тебе самому было от него нужно, кроме денег?

— Защищаешь его… — горько усмехается Дима. — Ты такая… всех готова защищать, — он вновь поворачивается к отцу, — Не прощу тебя никогда. Если думаешь, что я приму твои отношения с моей девушкой, ты сильно ошибаешься. Придется сделать выбор: либо она, либо твой сын. Хотя, — подпинывает валяющийся на асфальте окурок и произносит с горькой усмешкой: — Когда я у тебя был в приоритете?

Лицо Сергея напоминает высеченную из камня маску, пока он провожает глазами Диму, который, развернувшись, бредет к своей БМВ.

— Едь аккуратнее, сын, — произносит глухо, но хлопок закрывающейся двери отрубает его слова. Простояв на месте несколько секунд, машина Димы покидает парковку, тихо шурша низкопрофильными покрышками.

Повисает тишина, которая отзывается во мне разгоняющимися ударами сердца. Сергей несколько секунд стоит, не шевелясь, а когда поворачивается ко мне, в горле стынет ком: в моих глазах он всегда выглядел намного моложе своего возраста, но сейчас будто постарел на десятилетие.

— Извини, что тебе пришлось это увидеть, — слабо улыбнувшись, он достает из кармана телефон и прикладывает его к уху:

— Саш, это Молотов беспокоит. У меня тут с сыном небольшой конфликт вышел… он за руль сел. Сам знаешь, дело молодое... Мало ли, лихачить начнет. Остановите его, если скоростной режим нарушать будет. Да, машина та же. Эмка три семерки… Спасибо, Сань. В долгу не останусь.

Я разглядываю его, пытаясь побороть желание обнять и сказать глупую фразу «Все будет хорошо». Хочется его поддержать, стать опорой… но насколько реально стать опорой, если ты и есть причина проблем?

— Садись в машину, Юль, — Сергей подходит ко мне и касается лба губами. — Я пока счет оплачу.

Мне остается только кивнуть. Он выходит из ресторана через пару минут и, в молчании опустившись на водительское сидение, заводит двигатель.

— Куда едем? — осторожно уточняю, накидывая ремень.

— Я тебя домой отвезу, а сам поеду в Барвиху. Мне с Димой поговорить нужно.

Выдавив из себя понимающую улыбку, я обхватываю себя руками. В эту минуту зревшая в груди тревога достигла чудовищных масштабов, и теперь мне становится по-настоящему страшно. Безумно страшно от того, как произошедшее скажется на наших с ним пока еще хрупких отношениях.

44

Юля

— Юль, я позвоню, как все с сыном утрясу, — переведя автомобиль в режим парковки, Сергей поворачивается ко мне. Сердце сильнее сковывает тоска и паника: судя по отрешенному лицу, мыслями он явно сейчас не здесь. Хочется вцепиться пальцами ему в рубашку и вытрясти из него слова успокоения. Так хочется, чтобы он сказал, что, независимо от ультиматума Димы, между нами это ничего не меняет, и что для себя он давно все решил. Именно в эту минуту мне необходимы его тепло и внимание, но Сергей не в силах их дать сейчас, и мне нужно справляться самой. Если еще и я закачу истерику, то это будет двойной удар по его нервам. Сергей ведь и правда не железный, и я могу только догадываться насколько ему тяжело. Все это я понимаю, но душа все равно воет от безысходности и плохого предчувствия.

— Конечно. И… — хочу сказать ему, что люблю, но что-то меня останавливает. Наверное, не хочу навязывать ему свои чувства, когда он стоит перед выбором. Он ведь и так о них знает. А потому просто решаю его ободрить. — Я не считаю тебя плохим отцом, Сергей. И уверена, что Дима тоже не считает. Просто он шокирован и обижен, а сгоряча можно сказать совсем не то, о чем думаешь.

Сергей слегка кивает, но выражение его лица не меняется. Очевидно, не так уж я убедительна в своем вымученном красноречии.

— Не буду тебя задерживать, — мне удается улыбнуться, и я, наклонившись, быстро целую Сергея в уголок рта. Господи, надеюсь это не последняя возможность к нему прикоснуться, и не придется жалеть о том, что я не была более настойчивой и не засунула язык ему в рот.

Сергей проводит рукой по моим волосам и его взгляд теплеет, на несколько секунд возвращая мне мужчину, который был со мной все эти дни.

— Извини, Юль. О Диме думаю. Я позвоню.

Кивнув, я покидаю машину и иду к подъезду. К щиколоткам словно пристегнули утяжелители, в груди мучительно жжет. Мысль о том, чтобы очутиться в пустых стенах, в которых нет Сергея и, возможно, никогда больше не будет, вызывает желание запрыгнуть обратно в салон и сказать, что черта с два я куда-нибудь уйду. Но даже этой воображаемой возможности я оказываюсь лишена, потому что, обернувшись, вижу, что автомобиля Сергея уже нет.

Вернувшись в квартиру, я на автомате щелкаю чайником и опускаю в кружку пакетик Липтона. Те дни время, что Сергей жил у меня, этот чайный суррогат был заперт в верхнем шкафчике гарнитура, а я озаботилась покупкой хорошей рассыпной заварки, чтобы у олигарха не возникало ностальгии по английским традициям. Сейчас же хочется выпить именно Липтон, очевидно, чтобы напомнить себе, что все хорошее имеет свойство заканчиваться.

Я не склонна к пессимизму, но все же хочу подготовить себя к худшему, чтобы в случае паршивого исхода санитарам из психлечебницы не пришлось вкалывать мне в руку транквилизатор. Черт знает, как моя психика отреагирует на утрату мужчины, в которого я так успела поверить и так полюбить.

Делаю горьковатый глоток обжигающего кипятка и смотрю в окно. Дружественное солнце, которое еще совсем недавно согревало меня и радовало, сейчас вновь кажется равнодушным врагом. Светит также ярко, будто в моей жизни ничего ужасного не происходит, насмехается своими лучами.

Эй, Живцова, откуда такие упаднические настроения? Где твой здоровый крестьянский оптимизм? Ничего же еще не произошло. К тому же однажды я уже смирилась с потерей Сергея, так что во второй раз на опыте должно быть легче.

Вот только я знаю, что легче не будет, потому что когда Сергей улетел в первый раз, я еще не знала, каково это: слышать его смех, просыпаться в его объятиях, готовить для него, разговаривать с ним. Не имела ни малейшего понятия, насколько это прекрасно — ощущать его своим мужчиной, а себя — его женщиной. Потому что тогда, полтора месяца назад, я и подумать не смела о том, что у нас с Сергеем есть будущее, а в последние три дня держать свои романтичные фантазии в узде никак не получалось. И дети, и фата, и марш Мендельсона в них были.

Тишина в квартире угнетает. Хоть Марине звони. Выслушивать ее ироничные замечания относительно моей нынешней жизни, конечно, не хочется, но зато можно отвлечься. Ой, да ну, нет. Не подруга она мне. Лучше маме позвоню.

— Привет, Юляш, — слышится в динамике грохот посуды — мочевидно, мама готовит. — Как дела твои? Случилось чего? Я вон варенье варю, мокрая вся.