Enigma (СИ) - Мейер Лана - Страница 42

Образы того, как этот внушающий страх мужчина бесцеремонно т дико трахает меня, и как мое тело, какого то черта смеет получать удовольствие в его напряженных до предела руках, мучают, изводят, терзают… такое чувство, что мою душу залили бензином и бросили туда спичку.

Я вижу его рваные толчки в меня, глубже. И я снова ощущаю, капли его пота на кончиках пальцев, и врезаюсь ими в твердую и широкую спину, кажущуюся мне необъятной.

Щеки обдает пламенем, и я просто закипаю от гнева. В первую очередь, на себя.

– Лучше убей меня. Но в твой питомник я не вернусь. У тебя нет никакого права так поступать. Держать живого человека в коробке из стекла, – не выдерживаю я, вскакивая на ноги. Поразительно, откуда у меня вообще еще есть силы. Сжимаю кулаки, непроизвольно топнув ногой, стараясь смотреть чуть выше голограммы Карлайла.

Я не хочу смотреть в его глаза, но покровительственный голос Макколэя заставляет меня это сделать. Даже так, находясь на расстоянии, видя перед собой лишь его электронную версию, я в полной мере ощущаю силу этого мужчины, волны непоколебимой, спокойной властности, и аристократического, холодного равнодушия.

– У меня есть все права на то, чтобы распоряжаться Бесправной особью так, как я хочу, Энигма. Но, мне очень жаль, что пришлось держать тебя взаперти. Ты нужна мне физически здоровой и эмоционально сильной, но последние две недели ты не питалась естественным путем. Если бы я мог провести свои работы как-то иначе, я бы это сделал. Твоя агония была моей необходимостью, – лениво проговаривает Мак. Тон такой, словно говорит о погоде, а не о живом существе. Сволочь. Ледяной, безэмоциональный ублюдок. Машина.

– Твоя смерть – вот моя необходимость, – цежу сквозь зубы я, сомневаясь в том, что он расслышал.

– Ты вспыльчивая. Чертовски вспыльчивая, Энигма. Но такая отходчивая. Завтра мы начнем все сначала. А пока, тебе нужно хорошо поесть. Эта комната принадлежит тебе, и все, что находится в ней – тоже. Ты можешь выходить на террасу. Уверен, она тебе понравится. Это мой подарок за твою работу и старания.

Урод. Что он назвал «работой и стараниями»? Связывание, насилие, или двухнедельную жизнь за стеклом?

Пошел к черту. Как только я окончательно приду в себя, ноги моей в этом доме не будет. Я сравняю особняк Руфуса с землей, но сбегу отсюда.

Если бы я только знала, как все изменится… очень скоро, дала бы я себе такое обещание?

Мама. Я должна узнать, что с мамой…

– О маме не беспокойся. Она в безопасности, – словно читая мои мысли, отвечает на немой вопрос Мак, и спальня вновь погружается в кромешную тьму. Проекция моего палача исчезает.

Я ненавижу современные технологии. Если бы два века назад, люди знали, к чему приведет слишком резкий скачок в этой области, они бы уничтожили электричество. Или… нет?

Макколэй

Все это время, я старался не думать, не анализировать, а главное – не вспоминать вспышку антиконтроля и безумия. Всегда был уверен в том, что встроенный отцом чип полностью контролирует мои эмоции, и просто блокирует их, оставляя мне лишь их отголоски для того, чтобы я окончательно не превратился в бездушного робота.

– Мак, посмотри на меня, – спокойный голос отца сопровождается яркой картинкой воспоминаний. Это был один из наших уроков. – Скажи мне, что ты чувствуешь.

– Ммм… – медленно оглядев его кабинет, я лениво пожимаю плечами: – Я ощущаю себя быстро вибрирующим скоплением атомов в данном метафизическом пространстве. Говоря «данном», я имею в виду то пространство, на котором заострен фокус моего внимания. В момент времени «сейчас», если брать в расчет, что я смотрю на время, также как ты – линейно. Я говорю, чтобы ты…

– Так, – отец прерывает меня легким движением руки, и тут же накрывает свои губы ладонью, скрывая удовлетворительную улыбку.

Еще бы. Ведь до операции, я не мог связать и двух слов.

– Это все прекрасно, Макколэй, но…

– Я чувствую столько всего одновременно отец, и вижу этот мир… иначе. Так, словно в нем есть все, понимаешь? Бесконечное пространство вариантов, по которому гуляю я и миллионы, как ты называешь, моих «чувств». Их так много, целая бесконечность… и знаешь, что? Это то же самое, что их нет. Ничего на самом деле нет, папа.

– Ты смотришь мне в глаза и заявляешь мне, что меня нет?

– Я говорю о том, что ты существуешь для меня, только потому, что мой мозг способен выделить тебя среди скопления атомов, как некую отдельную личность, существующую в физическом пространстве.

Отец смерил меня напряженным взглядом и просто кивнул в ответ.

– Я с тобой согласен, Мак, но ты же понимаешь, что я спросил тебя о человеческих чувствах? Более приземленных. Ты, например, бываешь голоден…

– Это не совсем так, – резко обрываю я. – Я просто знаю, что мне нужно поесть для того, чтобы мое физическое тело было здоровым и крепким. Я не ощущаю голода, – и я вновь собираю головоломку, подаренную отцом, за считанные секунды, ловко поворачивая ее грани.

– Хорошо. Мне нужно обдумать наш разговор, – отец продолжает улыбаться, до тех пор, пока я не задаю прямой вопрос, глядя в его глаза, затуманенные линзами очков-половинок.

– А я буду чувствовать? Как ты? Как обычный человек?

– Ммм… – отец на мгновение отводит взгляд, и возводит уставшие глаза к потолку. – Дело в том, что чип, что является теперь частью твоего мозга, Мак, это тот же радиоприемник. И настроен он теперь на другие частоты, неподвластные многим другим людям. Любые чувства, можно описать энергетическими волнами, которые находятся в постоянном движении. Около трех тысяч энергетических точек организма образуют матрицу человека.

– Я ее вижу. Можешь не рассказывать. Правда, эту функцию предпочитаю отключать, – с превосходством улыбаюсь я, вскидывая брови. – То есть, не обращать на матрицу внимания.

– Так вот, ты и сам все знаешь, Мак. Разумеется, как и любой другой человек, появившийся на свет естественным путем, ты способен на чувства. Я говорю о таких чувствах, как привязанность, восхищение, зависть, желание… боль. Просто до твоего мозга долетают лишь отголоски этих волн, на которых «катается» весь остальной мир. Но ты не робот, Мак. Нет. Ты – человек, слышишь? Всегда помни об этом, мальчик.

– Зачем ты меня таким сделал? – я не испытываю боли, когда задаю этот вопрос, но слишком сильно сжимаю в руке подаренную отцом игрушку.

– Я эгоист, Макколэй. Мы с твоей мамой так долго хотели ребенка… И, наконец, появился ты. И ты был… я хотел, чтобы ты… продолжил все, над чем я так долго трудился. Эгоистично, но мне был нужен наследник. Нужен и сейчас, – пока он говорил, я смотрел в одну точку, и, кажется, даже не дышал. – Ты о чем-то задумался, Мак?

– Я думаю… очень жаль, что я никогда не узнаю того, кто будет кататься со мной на одной волне, – усмехаюсь я, и выпускаю головоломку из дрожащих рук.

И до того дня, я был уверен в том, что мой эмоциональный диапазон устроен именно так. И если раньше я с маниакальной точностью предугадывал все действия человека, стоящего передо мной, то с Энигмой произошел сбой…

Поле, которое я видел вокруг нее, было слабым, медленным, вялотекущим. А потом вспыхнуло, словно извержение спящего вулкана. Мгновенно. Я не хочу вдаваться в подробности квантового слоя этого мира, и описывать все, что я вижу и чувствую, когда человек вдруг меняет свои решения, лишь скажу об изменениях, которые ощутил в себе. Всей кожей.

Я не думал, что способен испытывать столь животные чувства.

А именно они… такие простые, приземленные, человеческие чувства и эмоции всегда были предметом моего изучения. И теперь, когда я на собственной шкуре испытал многие из них, я окончательно убедился в том, что все делаю правильно на пути к своей Цели.

Сразу после того, как я вколол объекту небольшую дозу миорелаксантов, симптомы, о которых писал ранее в своем дневнике, исчезли. Припоминаю, что даже после приема таблеток, я не был таким собранным и сосредоточенным. Остался только холодный разум, и бесконечные мысли, приходящие из ниоткуда решения поставленных задач. Я был готов жить в лаборатории, забыв о клубе, бизнесе, встречах, своих девочках, и прочей незначительной ерунде.