Enigma (СИ) - Мейер Лана - Страница 47

– Очень, – на самом деле у меня просто не было слов, которыми я могла бы описать свои эмоции. Сад был сном, сотканным из лепестков сакуры. Я могла бы вечно лежать на зеленой траве, и смотреть на то, как лучи солнца пробиваются сквозь розовые лепестки этого красивого дерева. И танцевать прямо здесь, на опавших бутонах…

– У меня просто нет слов… спасибо, – тепло благодарю его я, крепко обнимая опекуна.

– Тебе стоит благодарить не меня, – загадочно улыбаясь, усмехается Руфус.

– А кого же?

– Эм… садовника, – уклончиво отвечает он.

Странно… после этого разговора, я никогда не видела здесь садовника.

Танцевать на опавших бутонах было не очень удобно, поэтому Руфус распорядился о том, чтобы в саду была организована зона для моих тренировок и отдыха. Удивительно, но спустя пять лет, мой уютный гамак, в котором я любила засыпать или погружаться в параллельные миры, читая книги, остался на месте. Находясь в полной растерянности от происходящего, я просто опустилась на него, с каким-то безумным трепетом оглядывая свой таинственный сад.

Конечно, я не собиралась плакать, но балетные туфли, завернутые в коробку белого цвета, меня просто добили. Сглотнув колючий ком, вставший поперек горла, я взяла коробку в руки, совершенно забыв о том, что принять такой подарок от Карлайла, все равно, что откусить от запретного плода, который охраняет ядовитый змей.

Я и не собиралась ничего принимать. Я просто хотела… посмотреть. Потрогать. Прикоснуться к своей несбыточной мечте.

Конечно, я брала уроки балета. Руфус нанимал для меня самых талантливых танцоров из Европы, но к пятнадцати годам я остановилась на стиле, который больше всего мне нравится и сейчас. На данный момент, в Европе, этот стиль называется «современной хореографией» или «соntеmр» и включает в себя элементы многих других направлений, сливающихся в импровизацию, и выражающий свободу духа каждого танцора.

Каждый раз, когда я делаю перерыв в танцах, мне кажется, что я навсегда разучилась это делать. Совершая самое первое движение, неважно под музыку или без, я понимаю, как ошибалась.

Невозможно забыть то, что является частью твоей души. Частью твоей боли. Частью твоих самых потаенных страхов, тайн и желаний. Наверное, все творческие люди так устроены – они могут быть бесконечно закрыты для внешнего мира и остальных, но когда дело касается самовыражения в любимом искусстве, мы становимся другими. Мы становимся собой.

Настоящими, обнаженными, одержимыми своим делом. Будь то писатель, художник, музыкант… или танцор. И именно поэтому, забыв о том, в каком месте и у кого в плену я нахожусь на самом деле, я начинаю танцевать, испытывая это щемящее в груди чувство наполненности. Наверное, я покажусь вам жутко самоуверенной, если назову себя талантливой танцовщицей, но я благодарна всевышним силам, за эту тайную опору, которую храню внутри себя. Никакие деньги в мире, и высокий статус в обществе, не заставят меня отказаться от танца. А заниматься своим предназначением, это все равно, что любить.

И это то, что всегда будет со мной, как бы одинока я не была.

Смахнув со лба капельки пота, и тяжело дыша, вновь опускаюсь на навесной гамак. Пора уже вернуться в реальность, и заняться делом. Не знаю, что Карлайл хотел сказать мне этим жестом и даром, но я сюда больше не вернусь… наверное.

Это была секундная слабость. К тому же, я не собираюсь здесь задерживаться.

Уже через пять минут я оказалась под струями теплой воды, и с ужасом осматривала синяки на своих бедрах и животе. Кто бы мог подумать? Как этот ледяной айсберг превратился в дикое животное? Прошло две недели, а я до сих пор ходячая открытая рана.

Никогда прежде такого не было. Хотя в моей жизни был только один мужчина, но Джеймс, будучи страстным любовником, не переходил за грань… и всегда рассчитывал силу.

И мне всегда казалось, что Мак просто не способен на такое зверство. Я считала его бесчувственным, холодным, как вампир, и не понимала, как он вообще… ну, может с девушками. Пока не произошел случай, который заставил меня передумать. Это случилось только один раз, и именно этот момент я имела в виду, когда впервые за много лет, увидела его на похоронах.

Во время одной из его вечеринок, я избежала пленения в библиотеке, затерявшись в одном из танцевальных залов. Не хочу вспоминать подробности, но я танцевала до тех пор, пока не увидела его дикий, горящий взор в отражении зеркала. Он накинулся на меня, буквально придавив к зеркалу, и едва ли, не разбив его… тогда я все списала на то, что он был очень пьян. А о том, что почувствовала сама, старалась не думать.

И теперь, когда я смотрю на свою спину, в отражении зеркала во всю стену, и разглядываю глубокие царапины, уродующие кожу, невольно вспоминаю о своем желании закрыть этот сущий ужас огромной татуировкой, а в памяти вспыхивает размытый рисунок, набитый на руке Карлайла. Не помню, чтобы он у него был пять лет назад…

Так, ладно. Мне это абсолютно не интересно. Вообще, если бы не жуткие следы на спине, я бы никогда не стала «клеймить» свое тело черными рисунками. Хватит с меня других оков и печатей в этой жизни.

Крепко завязав на груди полотенце, и собрав волосы в небрежный пучок, выхожу из душа. Вид у меня, сами понимаете, «шикарный»… не хватает только полотенца на волосах и остатков зубной пасты на губах для полного завершения образа.

Но мистер Карлайл снова заявляется в мою «клетку» без предупреждения. Только на этот раз настоящий, пугающий, сотворенный из плоти и крови. Или из камня и железа, скорее. Прикрыв рот рукой, я подавляю в груди вскрик, когда встречаюсь с пристальным взглядом Макколэя.

Взгляд кровопийцы.

Бесчувственный ублюдок стоит у кровати, небрежно облокотившись на деревянный столб. Руки скрещены на груди. Взгляд такой, что я непроизвольно ощущаю, как холод обвивает каждую косточку внутри моего тела. Одновременно, лицо обдает необъяснимым жаром, когда мой взгляд скользит по его широким плечам, обтянутым белой рубашкой. На нем белоснежные брюки в тон с идеально проглаженными стрелками. Несмотря на выбор цветовой гаммы, выглядит Карлайл, как дьявол, притворившийся ангелом.

Знаете, в нем есть этот «мерзкий ген», заставляющий коленки всех девушек подкашиваться, когда он рядом. Каким бы красавцем ни был Джеймс… Карлайл мужчина другой породы. Он, как ледяное, завораживающее пламя, к которому хочется прикоснуться любой женщине… в этом я не сомневаюсь.

Кроме меня. Правда.

Мне совершенно плевать на то, что он ходячий тестостерон, несмотря на отрешенность в зеленых глазах, вдобавок смотрящих на меня так, словно я открытая книга, или жизненный источник, который он намерен в мгновение ока осушить до дна.

Ну и дополняет его «мерзкий ген» эта фирменная редкая ухмылка из серии «я все о тебе знаю, девочка». Так бы и врезала. Прямо в лицо. Стоило не душить его, а сломать челюсть. Как минимум, у меня бы получилось подпортить его внешность.

Хм, а это идея.

– Предсказывая твои вопросы, – деловым тоном произносит Карлайл, нарушая напряженное молчание. Стоит отдать ему должное, он в отличие от меня, ни разу не посмотрел на меня ниже уровня глаз. – В твоей комнате установлена система видеонаблюдения. В ванной тоже.

Что?

Очевидно, в этот момент выражение моего лица отобразило бушующий внутри шторм из эмоции, потому что Карлайл поспешил небрежно добавить: – У меня есть дела поважнее, чем подглядывать за твоими водными процедурами, Энигма, – не знаю почему, но от брошенной непринужденно фразы, по телу пробежал табун мурашек. Может, от этого будоражащего диссонанса между его внешностью и тоном слов. Потому что его губы произносят одно, а слова кричат о другом, превращая мою кровь в лед:

«Я уже видел все, что мне нужно. Трогал, как я хочу. Я трахал тебя, ты была не против, и текла, маленькая, грязная, сука».

От собственной мысли, которую, как мне показалось, я прочитала в его взгляде, стало дурно. Как он это делает?