Enigma (СИ) - Мейер Лана - Страница 80

«Эни.

Этот квест приведет тебя к тому, чего ты всегда хотела – к свободе.

Ты готова?

Будь очень внимательна…»

Он издевается. К свободе?.. Не видать мне свободы теперь, Карлайл, уже поздно. Не считая тебя, у меня есть другой человек, который держит меня за горло.

* * *

Это был запутанный квест, настоящий выход из лабиринта. Макколэй дал мне его карту, где центральной точкой являлась я, а выходом – он. Карта была световой, и, двигаясь по определенному маршруту города, и заходя в отмеченные внутри лабиринта места, я получала новые подсказки, ведущие к выходу.

Конечно, я хотела «выбраться из лабиринта», как минимум по одной причине – увидеть Мака и убить за то, что снова ведет себя так, словно я его подопытная мышка. Хотя почему я до сих пор удивлена? Как я уже говорила, увидела я достаточно.

Почти все «остановки» находились недалеко от реки Лиммат, и я порой просто останавливалась на набережной, глядя на противоположный берег, усыпанный маленькими домами, похожими на игрушечные, пытаясь собраться с мыслями…

Прислушивалась к новому для себя языку, рассматривала лица людей, так не похожих на нас… в Европе все другое: люди, культура, жизнь, система…

Здесь, я – не бесправная нелюдь, а обычная девушка.

Хотя, учитывая, что Макколэй вывез меня из страны незаконно, я уже не знаю кто я и где я.

Направляясь вслед за новыми «подсказками», я прогулялась в дивном парке, зашла в магазин Швейцарского шоколада, перепробовав самые вкусные сорта, побывала в картинной галерее, где была часами готова рассматривать картины неизвестных мне художников (в основном на холстах красовались замысловатые абстракции), и наконец, просмотрела небольшой спектакль в театре Цюриха. Пьеса о простой девушке, что, танцуя босой на площади, свела с ума трех мужчин…

И везде этот проклятый символизм, за который я его ненавижу. Макколэй делает все для того, чтобы моя крыша поехала окончательно, и моему мозгу уже ни одна швейцарская шоколадка не поможет.

Так странно. Я провела день одна, но не было ни секунды, чтобы я не ощущала присутствия Макколэя рядом со мной. Он поселился внутри. Создал прочнейшую сеть, связывающую двух людей. И я непременно разорву ее, обещаю.

Я с какой-то горечью осознала, что не могу забыть обиды и боль, как не могу забыть и Бали. Закат на вулкане, и все остальные, проведенные на пляже, или на скалах. На самом краю мира… где были только я и он. Мне казалось, что мы последние на земле люди… и мне было на это плевать, пока он держал меня за руку.

Это было бы настоящее счастье, если бы не было ложью. Иллюзией. Нереальностью.

Когда я подхожу к «выходу из лабиринта», а именно, к зданию с высокими колоннами и литыми серебром статуями при входе, и вижу Карлайла, у меня сердце «падает» вниз, и подскакивает до горла.

Вы бы его видели.

В свете уличных фонарей его космические глаза приобретают новый оттенок, более темный и насыщенный. Его губы плотно сжаты, словно он напряжен, и в то же время, я замечаю, как они расслабляются, когда он видит меня. Отвожу взгляд, когда подхожу ближе. Смотреть на него – невыносимо больно.

– Надеюсь, ты объяснишь мне, зачем все это было, – начинаю разговор я, но осекаюсь на полуслове. Макколэй прикасается к моей щеке раскрытой ладонью – нежно и властно, так, как умеет только он, силой взгляда заставляя все внутри меня трепетать и сжиматься от страха.

– Нет, – твердо отвечает Мак, и гипнотизируя меня взглядом, начинает атаковать вопросами: – Эни, скажи мне. Что ты от меня скрываешь? Тебе известно мое отношение к предательству?

Стараюсь сохранить «лицо» и не выдать своей истинной реакции на его слова. Страх сковывает настолько, что я перестаю чувствовать свое тело, утопая в зеленом омуте его глаз.

– Учитывая то, что мы «сотрудничаем», понятие «предательство» не уместно, Макколэй, – спокойно отвечаю я, и лишь Всевышний знает, скольких усилий мне это стоит.

– Ты права, – сухо отвечает он, пальцем раскрывая мои губы, заставляя низ моего живота воспылать сладкой истомой. Напоминает, сукин сын. Изводит и терзает, словно знает, что я задумала…

– Куда мы идем? – спрашиваю я, когда мы заходим внутрь банка. Рабочий день закончен, и здесь почти нет людей. Макколэя встречает молодой мужчина в деловом костюме, и они что-то обговаривают, пока я стою поодаль, под прицелом оценивающего взгляда сотрудника банка.

– Увидишь, – отвечает Мак, и заводит меня в один из длинных коридоров внутри здания. Не сразу понимаю, как начинаю задыхаться, ощущая признаки приобретенной в капсуле клаустрофобии. Тошнота подступает к горлу, но я пока могу с ней бороться, но ощущение того, что литые сталью стены «двигаются» прямо на меня, не проходит. Наконец, мы видим круглую дверь в конце коридора, и она слишком похожа на вход в лабораторию Карлайла.

Очевидно, это и есть то самое Хранилище.

– Что это?

– Место, где хранятся документы, которые сделают тебя свободной. Я хочу, чтобы ты сама его открыла. Последнее задание. У тебя получится, – стальные нотки в его голосе эхом разлетаются по замкнутому пространству, посылая табун мурашек по всему телу.

И я делаю это. Открываю самую защищенную, казалось бы, комнату в мире. Специальные приборы сканирует мне сетчатку глаза, а следом и все тело. Всей кожей ощущаю на себе покалывание от воздействия разноцветных лучей, и, честно говоря, боюсь быть подпаленной заживо. Голос, кровь, и еще куча непонятных мне проверок, которые я молча выполняю, толком не представляя, что ждет нас по ту сторону стены…

Момент истины – дверь открывается с характерным щелчком.

Мы с Макколэем заходим внутрь и видим…

Ничего не видим, кроме нас самих. Нашего отражения в огромном зеркале на противоположной стороне стены. Ячейка полностью пуста, и напоминает мне капсулу, очередную ловушку, из которой хочется выбраться, как можно скорее.

Зеркальная гладь позволяет мне увидеть эмоции Маколэя, и вопреки ожиданиям, они есть. Его словно передергивает, замыкает. Желваки на скулах напрягаются, выдавая силу его сдерживаемого гнева.

– Мак, все в порядке? – тихо спрашиваю я, положив руку ему на плечо. Не знаю, зачем это делаю. Рефлекс, привычка… желание.

И тут же жалею о своей «вольности». Потому что одним взмахом руки, он отталкивает меня в сторону, причем удар у него такой силы, что я сразу падаю, и лечу в противоположный угол Хранилища, скользя по гладкой поверхности комнаты.

Озноб прошибает каждую клеточку тела, вдобавок ко всему я больно ударяюсь им о твердую поверхность, ощущая новую волну паники.

– Нет, – рявкает Макколэй, со всей дури ударяя кулаком по зеркалу, но на нем не остается ни одной трещины.

Я дрожу, все еще не в силах отойти от столкновения со стеной, наблюдая за тем, как он теряет всякое самообладание. Теряет себя, потому что тот, кого я вижу сейчас, будто не является Макколэем Карлайлом.

Его тело и его состояние олицетворяет слово «боль», и в момент, когда он сжимает ладонями свою голову, я вижу в отражении, как искажается его лицо от немого крика. Это не просто безумие…

Его пальцы врезаются в его виски, царапая. Сходя с ума от ужаса, я наблюдаю за тем, как он не издает ни звука, но его губы кричат… Макколэй срывает с себя рубашку, и я замечаю, как вздуваются вены на его теле, скованные агонией мышцы бугрятся под кожей и «чешуей» татуировки.

Я не могу смотреть на это дальше, прикрывая глаза ладонями. Кажется, проходит целая вечность, но наверное, минут пять, до того момента, как его тело покрывается нанесенными себе царапинами. Макколэй пытается разбить стекла, избивая самого себя в отражении, пока не падает на пол без сил. И снова мне вспоминается мертвый кит…

Вопреки здравому смыслу, вопреки тому, что он мог отрубить меня, откинув в сторону, я поползаю к Макколэю, и обхватываю его лицо руками. Его трясет мелкой дрожью, все тело покрыто крошечными каплями пота.