Застывшая тень (Большая книга забытой фантастики) - Остен Джон - Страница 65

— Еще один вопрос, господин доктор, — перебил его д'Англе, — откуда же у вас эти ранения?

— Ранения? — американец на секунду запнулся. — Ну, это от «него». Я сказал вам уже, что хотел симулировать убийство, чтобы вызвать сенсационный процесс для рекламы моего изобретения. Но я еще колебался, опасался… Просто не мог решиться разбить аппарат, стоивший мне таких усилий, удавшийся мне, наконец, и к тому же производивший впечатление настоящего человека… Когда «он» смотрел на меня своими большими голубыми глазами… нет, я не мог решиться. И, в конце концов — в ночь убийства — голос американца дрогнул, но он овладел собой, — в эту ночь я выпил несколько стаканов виски, чтобы придать себе мужества… Как это случилось — больше не могу точно припомнить — вы понимаете, виски было очень крепкое — я забыл, очевидно, выключить аппарат прежде, чем сбросил автомат вниз — очевидно, он сопротивлялся — потому что доказательства этого налицо — следы борьбы…

— Как, сопротивлялся? — спросил судья.

— Нет, конечно нет. Я хочу сказать, что я, наверное, сам был неловок, — по лицу американца скользнула тень, — очевидно, выпил немного больше виски, чем следовало. Пройдемте лучше в морг — там вы сами убедитесь, что это не человек, а машина.

— А что же с горничной? — с любопытством спросил доктор Гаспар.

— А! Это был прекрасный эксперимент! Мне хотелось узнать, в состоянии ли мой автомат действительно произвести впечатление человека. Он был устроен таким образом, что я мог привести его в действие путем передачи электрических волн на расстоянии и управлять им по своему собственному желанию.

В то время, как я запирался в своей комнате под предлогом работы, я оставлял его несколько раз наедине с молодой девушкой… Потом я еле мог удержаться от смеха, видя, как малютка бросает моему автомату нежные взгляды… Мне кажется, он даже обручился с ней. Это была действительно прекрасная машина.

— Я требую немедленного освобождения моего клиента, — заявила мадам Каброль.

Это было единственной фразой, произнесенной знаменитой адвокатессой за все время допроса, но и ее уже было достаточно, чтобы поддержать ее репутацию.

Слава доктора Джеффри вспыхнула грандиозным фейерверком. На следующий день он и его кукла стали известными всему миру. Газеты поместили длиннейшие статьи о неслыханном искусственном человеке, попутно вспоминая обо всех автоматах, исторических и простых, появлявшихся до сих пор. Ученые разделились на два противоположных лагеря. Финансисты предлагали невероятные суммы. Спекулянты предполагали организовать общества для изготовления искусственных людей и живых статуй. Многочисленные ученые общества избрали доктора Джеффри своим почетным членом. Его засыпали орденами, и портреты его и несчастного Джошуа Вильсона появились на сотнях тысяч открыток. Джошуа Вильсон сильно пострадал при своем падении. Кроме того, доктор Гаспар, не разобрав сразу, в чем дело, причинил ему сильные повреждения. Так называемый труп был выставлен для обозрения публики. Тысячи людей проходили мимо этой искусной машины, представлявшей собой полное подобие обезображенного человеческого трупа — триумф человеческого гения и техники.

Среди посетителей можно было увидеть также и бледную белокурую девушку. Она производила впечатление очень нервного и угнетенного человека — по крайней мере, так гласили позднейшие показания сторожей. Девушка долго неподвижно стояла у трупа, всматриваясь в искаженное лицо. Внезапно она разразилась истерическим смехом и исчезла.

В тот же самый вечер, в полночь, случилось следующее: доктор Джеффри только что вернулся домой. Он занимал теперь шикарные апартаменты в бельэтаже «Космополитен-отеля», которые, однако, должен был вскоре покинуть, чтобы отправиться в турне по Европе. Труп Джошуа Вильсона он, конечно, собирался взять с собой — для демонстрации — по крайней мере, до тех пор, пока не создаст новый автомат. Внезапно он услышал, как дверь в салон открылась. Он пошел туда, чтобы посмотреть, кто осмелился войти, не постучавшись. Из темноты перед ним выступила маленькая фигурка в белом переднике. Он вспомнил английскую горничную — хотел сказать что-то — и не успел.

— Проклятый лгун. Низкий убийца, — прошептала она сквозь стиснутые зубы.

Она подняла руку. Раздались три выстрела.

Доктор Джеффри упал. Струя крови окрасила ковер. Великий изобретатель был мертв…

Укладывая свои вещи перед отъездом в двухнедельный отпуск, я всего меньше думал о путешествии в межпланетном пространстве. Мысленно я уже переносился к родным, радовался предстоящей встрече с ними и с моим другом Эмилем Петерсом, который, как я слышал, прибавил недавно еще одно изобретение к списку своих достижений. Но если бы кто-нибудь сказал мне, что я вскоре увижу огромные пещеры и лабиринты, которыми изрыта поверхность Луны, я счел бы его сумасшедшим. Живя в громадном городе, и так в сущности не видишь ничего, кроме пещер из камня и стали да туннелей электрического метрополитена!

Каждый год я стараюсь воспользоваться отпуском в начале августа с тем, чтобы в первую субботу этого месяца быть среди своих. Меня так и привыкли встречать в этот день на станции. Но на этот раз я задержался и пришлось послать родным телеграмму, чтобы не ждали меня раньше следующего утра.

В воскресенье утром поезд, спускаясь под извилистый уклон черепашьим шагом, подходил к станции.

Брат уже поджидал меня в автомобиле. Миновав единственную улицу городка, мы понеслись по шоссе. Куда ни посмотришь, блестели капли воды, стояли лужи, колосья на полях лежали, как скошенные. Я заметил на вершине холма несколько вывороченных с корнем деревьев.

— Страшная буря пронеслась здесь ночью, — сказал брат. — А длилась всего несколько минут. Хляби небесные, как говорится, растворились и залили все. Я никогда не видал ничего подобного. Мама перепугалась, думала, что наш дом обрушится. Хорошо, что он стоит в котловине. А в высоких местах снесло несколько амбаров. Даже трехэтажная кирпичная постройка, где у Эмиля было новая лаборатория, совершенно превращена в развалины.

Я невольно стиснул брата за локоть.

— Он не убит? — спросил я с замиранием сердца.

— Нет. Он в последние месяцы и не заглядывал туда. Ему всегда больше нравилась старая его мастерская. В лаборатории ночью, я думаю, не было ни души. Те десять механиков, которых Эмиль держал для своих работ, недели три назад получили расчет.

— Значит, все благополучно?

— Да. Кстати, чуть не забыл. Эмиль еще вчера звонил по телефону и просил тебя зайти к нему сразу по приезде.

«Из-за чего такая спешка?» — спрашивал я себя, перелезая через проволочную изгородь, отделявшую ферму Петерсов от нашей.

Имя Эмиля Петерса вы, вероятно, не успели забыть, так как этот «безногий ученый», не покидавший своего колесного кресла, приобрел себе славу и богатство своими открытиями в области радиотехники.

Он жил один со своим старым слугой Олафом в доме, доставшемся ему от отца. Старик служил ему с исключительной преданностью. У Эмиля была парализована нижняя часть тела, начиная от поясницы, и Олаф считал себя виноватым: когда Эмилю было лет десять, Олаф, без разрешения его отца, повел его в цирк, где показывали прыжок с аэростата на парашюте. На другой день Эмиль попытался повторить этот опыт при помощи зонтика и прыгнул с крыши высокого амбара.

Раньше, чем я позвонил, Олаф успел отворить мне дверь. Он кивнул головой в конец комнаты, где сидел за каким то странным прибором Эмиль, и приложил палец к губам. Я вошел на цыпочках. Эмиль поднял на меня глаза, повернул какие-то стрелки у градуированных шкал и подозвал меня ближе.

— Ты выглядишь прекрасно, — сказал я, пододвигая стул и садясь против него.

— А вот про тебя этого не скажу. Видно, деревенский воздух лучше.

— Какая жалость, что твоя лаборатория разрушилась.