Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита - Страница 23

– Что это? – выпучил глаза Александр Александрович.

Буров снял наушники, будто желая удостовериться, что не он один слышит это. Между тем резкий, хриплый голос отрывисто вскричал:

«…не люблю насилье и бессилье-е, вот только жаль р-распятого Хр-р-риста!».

– Это… это ж…

– Высоцкий, – с наивной простотой пожала плечами Рената.

Мужчины разом уставились на неё, словно она только что, на их глазах голыми руками придушила бурого медведя.

Резкие гитарные аккорды и узнаваемый даже в этом уголке Вселенной хриплый баритон стали пропадать, вновь утопая в море белого шума. Вернуть их никто не пытался. Буров отослал Ординатору частотные характеристики, и сел лицом к остальным.

Рената напомнила о себе чисто по-женски - рухнула в обморок. Александр Александрович еле успел подхватить.

Когда её несли по коридорам в жилые кубрики, навстречу почти нёсся Роман.

– Всё хорошо, Ром, – опережая очевидные вопросы, выкрикнул командир. – Просто обморок.

– Иваныч, Вику – бегом! – выкрикнул тот и помог со сползающей с рук Ренатой. Послать сигнал через Ординатора не было возможности – единственный психосервер-то в отключке! И Иван побежал.

Ренату опустили на лежак, поправили под головой подушку. Но появившаяся следом Вика первым делом убрала её.

– Помогите, – она указала, чтобы Ренате приподняли ноги, под которые она подложила обе подушки, включая свою, – Воды. И глюкозу. Сахар или леденцы, – Иван опять скрылся, но на этот раз вместе с Романом.

Тоненькая, маленькая, как деятельный мышонок, Вика совершенно спокойно, будто ничего и не произошло, померила пальцами пульс и расстегнула верх кителя Ренаты. Когда принесли полный стакан, она набрала в рот воды и сильно прыснула той в лицо. К этому моменту в кубрик зашли ещё и Трипольский с Павловым, и стало душно.

– А ну! Все на выход! Нужен воздух, не толпитесь, – Виктория встала и принялась худенькими ручками выталкивать коллег в коридор.

Но Трипольский вдруг сам бесцеремонно отстранил Вику. От неожиданности она так и уселась оторопело на лежак. Как ни в чём не бывало, Фарадей прошёл в конец кубрика, что-то внимательно разглядывая по стенам и потолку. Влез на второй ярус и, под взглядами остальной группы, принялся что-то нащупывать.

Первым из ступора вышел Иванов. Он было попытался сделать замечание: мол, нельзя так – девушка же. Но Трипольский только отмахнулся, слезая обратно. Так ничего и не пояснив, он протиснулся через коллег и с озабоченным видом исчез.

Очнувшейся Ренате дали воды и сладкий леденец, душисто пахнущий тимьяном. Бледная, она слабыми руками взяла стакан, отхлебнула и принялась благодарить Викторию. Нечаев и Саныч вышли в коридор.

– У меня такое…

– Не у тебя одного, – заверил командир. – Ну, ладно. У тебя что стряслось?

– Милош из изолятора выбиралась.

– Как?!

– Вот чего не сказала, того не сказала. Когда мы оказались на месте, её Ганич заговаривал. Бубнил чего-то в темечко, за голову держал. Молился, – последнее слово Роман почти выплюнул.

– А она? – спросил командир. Кому, как не ему знать, что людей с повреждённой личностью стоит опасаться. Последний инцидент с участием повреждённого увеличил их с Нечаевым служебные досье сразу на пару страниц: Роману досталась официальная благодарность и медаль «за хорошую службу», а командиру – пометка о сломанных рёбрах и раздробленной ключице.

– Ничего. Сидела как под гипнозом. В стенку смотрела, точно там последний сезон «Шерлока» анонсировали. Мы подошли – она не отреагировала. Поп тоже не мешал. Взяли с Иванычем под руки да отвели обратно, – Роман развёл руками. – Переборка цела. Замок сработал сразу, как только она закрылась. Панель тоже нетронута. Мистика какая-то, Саныч.

– Да уж… Мистика. Моё тебе мнение: чего-то слишком дохрена стало этой мистики! Милош сквозь переборки ходит. Буров в эфире Высоцкого выудил.

– В смысле – Высоцкого?..

– Того самого, Ромка, того самого… Как – не спрашивай. Я сам ничего уже не понимаю…

Сами собой вспомнились слова Бурова про два равноценно неправдоподобных варианта, ведь дело обстояло схожим образом. Ну не спел же кто-то тут, на Ясной, голосом Владимира Семёновича, да ещё и под гитару! Под какую гитару, ну откуда тут гитара?! Но не менее невероятным выглядело и то, что кто-то перед запуском контрабандой протащил на «Герольд» аудиозаписи. Хотя… если учесть, что в тридцать восьмом году исполнялось ровно сто лет со дня его рождения, то, наверное, мог бы найтись энтузиаст. Вот кого-кого, а энтузиастов в России хватало всегда…

– Связь, проще говоря, не наладили.

– Нет. Буров говорит, что кроме Высоцкого в эфире никого. Так что… Так что будем ждать, пока Ренате станет…

– Я готова, – Рената стояла в проёме и с усердием поправляла китель, словно просто долго собиралась, а не лежала в послеобморочном состоянии.

– Рената Дамировна…

– Александр Александрович!

Вот умеют порою некоторые женщины придать своему голосу тон, лишающий большинство мужчин всяческих аргументов. Наверное, именно такие женщины – с гипертрофированным материнским инстинктом и несгибаемой волей, и были некогда самыми деспотичными властительницами в матриархально устроенных обществах.

На самом деле ей по-прежнему было страшно. В полузабытие Ренате привиделись опустевшие модули, покрытые толщей сероватого снега. Она не забыла, что из девятнадцати человек на промозглой Хиц-3 выжило всего четверо, и их счастье, что в том числе оказалась психосервер. В противном случае, отправленная для поиска колонистов экспедиция вернулась бы ни с чем. А они погибли бы.

– Ведите, – Рената указала коллегам на коридор.

Только войдя в генераторную снова, она поняла, что сглупила. Раз уж надежды на традиционную связь не осталось, можно же было и не ходить сюда. Никто ведь не заставлял её сканировать планету сидя именно тут, дыша ужасно колючим, сухим воздухом, от которого ей поплохело.

Но вслух она ничего не сказала. Села ровно на ту же табуретку, с которой упала какое-то время назад и приготовилась.

Поиск психоактивности первого типа был отдельной дисциплиной на факультете. Сложной, если не самой сложной. Но преподаватели успокаивали: это из-за большого количества посторонних импульсов, ведь на территории Союза после войны жило никак не менее пятисот тысяч женщин со способностями психосервера. Мол, в реальных условиях всё куда проще: на чужой планете найденный импульс попросту не может быть посторонним.

– Я могу упасть, – предупредила Рената, прилежно укладывая ладошки на колени. – Но приводить меня в чувства опасно. Слышите? Вика обо всём в курсе. Если что – пусть наблюдает.

Все сделали вид, будто информация для них – новая.

Рената закрыла глаза и медленно опустила барьер, полностью отдаваясь во власть Ординатора. Она прекрасно помнила каждый шаг, необходимый для успешного сканирования. И готова была на всё.

Но что-то сразу пошло не так.

Вместо непроглядной темноты, сродни той, из которой космопроходцев после “прыжка” выдёргивал Ординатор, вокруг клубилась и завивалась непонятная серо-синяя хмарь. Она была неоднородна, внутри то и дело угадывались странные очертания. А ещё, Рената ощущала себя отдельно от Ординатора, будто бы во плоти…

Хмарь растеклась, очертания становились чётче, линии проступали всё быстрей, соединяясь в ровные силуэты домов и грубые перекрестия зарешёченных окон, из которых вдруг заструился разнотонно свет…

Рената закричала, осознав себя стоящей на сером крупном песке, посреди холода безликих теней, но ничего не вышло, словно рот её был залеплен остывшим воском. И тогда крик, не найдя хода наружу, обернулся жгучей болью, которая быстро росла, давила изнутри, опускаясь всё ниже, сминая внутренности.

Взвыла сирена воздушной тревоги. Звук по-прежнему тут не существовал, Рената просто знала, что город окутал оглушительный вой – предвестник всеобщей гибели. Смертельно-холодные тени, шедшие до этого строго в одном направлении, бросились вдруг в разные стороны, проходя друг друга насквозь.