Долгий путь от любви до любви - Плен Александра - Страница 14

«Доктор, сделайте что-нибудь», — знакомый женский голос. Мама?

«Даже не знаю. Возможно, морфий поможет… Сейчас, правда, он не очень популярен. Есть побочные эффекты, но…».

«Мы согласны, доктор, — это папа? — Герцог уже спрашивал, что с его невестой, не больна ли она. Нужно как можно скорее поставить ее на ноги. Мы будем вам очень благодарны».

Что-то прохладное коснулось губ, потекло в горло, и опять меня накрыла тьма. Только уже не страшная, а мягкая и ласковая, как пуховое одеяло. Мне приснился сон. Я иду по пляжу. Лето, теплый песок, лазурное море. Впереди меня идет Роберт. Я пытаюсь его догнать, но он идет все быстрее и быстрее. Я уже почти бегу, только ноги вязнут в песке и, как я ни стараюсь, ни на шаг не приближаюсь к цели. Роберт все больше удаляется от меня. Я кричу: «Роберт! Стой! Подожди меня!», а он даже не оборачивается. А я смотрю на его напряженную спину, расплывающуюся в дымке, и ничего не понимаю. Он бросил меня?!

— Софи, — нежный тоненький голосок пробудил меня от беспамятства, — просыпайся, сестричка.

Я открыла глаза. В голове царили восхитительная пустота и покой. Я лежала в постели, за окном были сумерки, рядом сидела Адель и гладила меня по волосам. Горничная дремала в кресле у камина.

— Ты очнулась, — прошептала девочка и вдруг громко, с надрывом, зарыдала.

— Почему ты плачешь? — ничего не понимая, удивленно спросила сестренку. Разве я больна? Я никогда не чувствовала себя лучше. Мне было так спокойно и хорошо. Все проблемы, которые разрывали сердце на части, остались где-то там, далеко за горизонтом. Я огляделась. Кровать, два стула рядом. На туалетном столике какие-то бутылочки и склянки.

— Почему я лежу в постели? — пришла в голову странная мысль.

— Мисс София, вы проснулись! — подскочив, обрадованно воскликнула Мэри. — Сейчас позову миледи.

— А что произошло?

— Ты болела, сестричка, — тихонько прошептала Адель, — почти две недели.

Следующий месяц все в доме буквально носили меня на руках. Сдували пылинки, выполняли любые пожелания. Я стала «светом очей», «самой лучшей дочерью» и «спасительницей семьи». Папа опять превратился в милого легкомысленного джентльмена, а мама — в добрую великодушную родительницу. Но я больше не доверяла им. Мысленно я стала называть их обманщиками и лгунами. Я помнила искаженное гневом и презрением лицо отца и мягкие слезливые уговоры мамы. На всю оставшуюся жизнь это врезалось в память, вряд ли когда-нибудь я смогу забыть.

У меня еще немного заплетался язык и путались мысли в голове, но врач сказал, что это побочный эффект после приема лекарств. Внутри все выгорело. События, связанные с Робертом, казались давними, словно происходили не со мной. Словно прошли не недели, а многие годы. Шквал сильнейших эмоций — любовь, ненависть, тоска, боль — отступил, оставив после себя пепелище. Я смотрела в зеркало и видела серьезные взрослые глаза на похудевшем лице.

Понемногу стала выходить в свет. Герцог ухаживал за мной уже официально. Пусть он не танцевал со мной на балах, не подносил напитки и не говорил комплиментов, но всегда находился где-нибудь поблизости. Важный, надутый, неразговорчивый. Да, я вспомнила его. Мы с Лили шушукались за колонной тогда, на балу в Олмаке, а он проходил мимо и остановился, пристально рассматривая нас в лорнет. Наверное, именно тогда он и присматривался к дебютанткам. И выбрал меня. Мелькнула и пропала мысль: «Ну, хоть Лили повезло».

— Ты знаешь, — шептала мне подруга на ухо, — твой герцог был изрядным ловеласом в молодости. Мне мама рассказывала.

Я недоуменно приподняла брови.

— Этот хмурый старик с дряблыми обвисшими щеками и лысиной?

— Да, — таинственным шепотом продолжала Лили, — он был красавчиком. Я слышала, что у него куча любовниц и внебрачных детей.

— Прекрасно, — рассеяно ответила ей. Мне было неинтересно. Сам герцог, его характер, биография, состояние… Я смотрела на жениха отстраненно, как на неизбежное зло. Как, например, на ураган или на землетрясение. Я пыталась принять свою судьбу стоически и вытерпеть то, что изменить не в силах. Что будет дальше, после свадьбы, мне представлялось весьма расплывчато и туманно. И если, как говорит Лилия, у него есть любовницы, мне стоит только порадоваться этому факту.

Мы с Лилией, как две шпионки, наблюдали за внушительной фигурой моего будущего мужа, прохаживающегося по залу. Прятались за колоннами и злословили за его спиной.

У меня было стойкое ощущение, что эта свадьба нужна ему так же, как и мне. Его надменный холодный вид пугал меня, но, слава богу, мы почти никогда не оставались наедине. То мама, то Лилия, то тетушка все время были рядом. Мы вместе посещали театры (у герцога была своя ложа рядом с королевской). Иногда выезжали в ландо на прогулки. За два месяца мы обменялись, кроме приветствий, от силы несколькими словами о погоде.

Балы герцог не любил. И частенько, проводив меня в зал, удалялся в бильярдную, курительную или в кабинет.

Лилия дурачилась, всячески пытаясь меня приободрить. Она даже заметила, что сейчас я выгляжу гораздо красивее, чем прежде, болезнь словно пошла мне на пользу. По ее словам, в моем облике появилась некая таинственность и загадочность. В глазах теперь мерцала бездонная глубина и недетская взрослость. А худоба делала меня похожей на фею, только без крылышек.

— Не стой на сквозняке, — отодвинула меня от окна подружка, — ветер подхватит и улетишь отсюда. Лови потом…

Я кривовато усмехнулась.

— Лили, не нужно меня опекать, я в порядке, — попыталась отмахнуться от ее заботы. — Кстати, как твой Бертон?

Я перевела разговор в другое русло.

— Ах, он прелесть! — воскликнула Лилия. Я залюбовалась ее оживленным личиком. Стоило только произнести имя ее жениха, как подружка преображалась. Неужели и я была такая? Сердце кольнула мимолетная боль.

— Представляешь, он подарил мне собаку, — заулыбалась она, — сказал, что она будет охранять меня тогда, когда он сам не сможет.

— Интересно, от кого бы это? — пробормотала я. Лилия не обратила внимания на мои слова. — А порода?

— Кавалер-кинг-чарльз-спаниель. Такой милашка!

— Ну, этот наохраняет! — рассмеялась я. — Скорее, это тебе придется его охранять — от кошек.

— Ну тебя! — надула губы подруга.

Однажды, спустя несколько недель после болезни, я спросила у мамы, что случилось с Робертом.

— Надеюсь, его отпустили? — деланно равнодушным тоном поинтересовалась у нее. — Не хотелось бы, чтобы Роберта посадили в тюрьму из-за того, что он влюбился в неподходящую девушку.

— Да, его отпустили в тот же вечер, — ответила мама. — Он уехал, Софи. Далеко. Тебе нужно его забыть.

— Я забуду, — согласилась я просто, — почти забыла.

В моей комнате не осталось ни одного изображения Роберта. Не то чтобы я искала… Но раньше его лицо смотрело на меня отовсюду. Портреты в альбомах, зарисовки на полях в тетрадках, даже в книгах и журналах я умудрялась черкать на свободных листах. Подозрения подтвердились, когда я не нашла в сундуке писем. Мама спрятала или уничтожила все, что могло меня расстроить? «Это к лучшему», — решила я и стала жить дальше.

Месяцы помолвки пролетели быстро. Ежедневная рутина — умыться, одеться, причёска, прогулка, ответные визиты, чаепития, сплетни, обед, бридж, театр — спасала не только от мыслей, но и от свободного времени. Как хорошо, что кто-то умный и дальновидный придумал этикет, манеры, условности, протоколы и церемонии.

Обида на родителей засела в сердце острой иглой. И где-то глубоко-глубоко внутри я до последнего надеялась, что Роберт приедет и спасет меня, прямо из-под венца. Прискачет, как рыцарь на белом коне, решительно скажет «Я против этого брака!», и все сразу станет хорошо. Мечты… Мечты… Они были совершенно сказочными и неправдоподобными. Ведь папа уже занимал деньги у кредиторов под обещание породниться с герцогом. И его банкиры ждали свадьбы даже больше, чем он сам.