Ты Есть (СИ) - Кистяева Марина - Страница 22

Он сел за стол и положил подбородок в сложенные лодочкой руки.

— Скажи честно, малолетка, ты под предлогом болезни сбежала с базы? Чего ты испугалась? Меня? Или того, что между нами происходит?

Я напряглась.

— Могу показать градусник.

— А вдруг ты его к батарее прикладывала?

— Макс!

Меня позабавила его фраза. По телу прошла теплая волна. Он у нас на кухне. Такой широкоплечий, с легкой щетиной. В глазах ирония, но какая-то светлая, добрая.

— Что Макс? Ты же сбежала, признайся.

Я прислонилась бедрами к столешнице кухонного гарнитура. Сама кухня у нас была небольшой, восемь квадратов, и взрослый мужчина сразу брал акцент на себя.

Но как же мне пришлось по душе, что он приехал.

Приехал и все тут.

Закусила губу и тотчас услышала:

— Малолетка, нарываешься…

Я поняла его без лишних пояснений.

Меня спас щелчок чайника.

— Ты… чай? Или кофе? Могу кофе сварить. Маме на работе подарили кофемашину, но мы ее еще не пробовали.

— Нет, давай чай. Как и себе. Черный, с лимоном. Лимоны, кстати, тоже есть в пакете.

Я в изумлении покачала головой. Он продумал все.

— Тебе чертовски идет быть домашней, Юля.

Моя поднятая рука, что потянулась за кружками, замерла в воздухе. Его интонация резко изменилась. Пробирала до дрожи.

Вечер закончится не так, как я планировала. Определенно.

— И как понимать твои слова? — мне хотелось их услышать.

— Домашнее платье, носочки, волосы в «хвосте»… Очаровательно. Редко встретишь девушку, которая без косметики да еще с красным носом вызывает настолько сильное желание посадить ее на стол и проверить какие трусики на ней.

— Орлов!

— Заваривай чай, малолетка.

— Я тебя когда-нибудь…

— Отымеешь на стуле? Так я не против.

— Скажи, у тебя кроме секса о чем-то еще есть мысли?

— Были. Но увидел тебя, и все, испарились. К тому же, знаешь, как хорошо быть в отпуске и дурачиться? Общаться без протоколов. Наслаждаться обществом понравившейся девушки.

Я со звоном поставила одну кружку рядом со второй.

— Долго ты еще… в отпуске будешь?

— Две недели. У нас есть… Черт.

Он не договорил — раздался незнакомый рингтон. Максим полез в задний карман брюк, давая мне возможность спокойно заварить чай. Правда, его слова про понравившуюся девушку и так подрезали мое и без того расшатавшееся спокойствие.

Нет, я не была настолько наивна и понимала, что, раз молодой человек приходит к тебе с пакетом лекарств, это что-то значит. Но догадываться и слышать — разные вещи.

— Орлов слушает. Да… Что? ЧТОООО? Повторите!

Я резко напряглась. Даже отложила в сторону сахарницу, за которую взялась. Повернулась.

И у меня подкосились ноги.

Потому что Макса я ни разу не видела таким.

Он вскочил на ноги, лицо побледнело, в глазах появился дикий огонь и еще нечто, с чем я ни разу не сталкивалась.

— Когда?.. Вы мне можете дать конкретные данные? Адрес больницы какой? Да, знаю! Сейчас буду!

Что-то случилось…

А потом…

— Кто был за рулем уже известно? — и голос ледяной, замораживающий.

Как и взгляд, которым он в меня впился.

Словно я в чем-то виновата.

И моя вина неисчислима. Неисправима.

— Она со мной. Да. Уже еду.

Он нажал на отбой и аккуратно, чрезмерно аккуратно положил айфон на кухонный столик.

Я молчала. Не могла ничего сказать.

Смотрела на него.

Он на меня.

— Значит так, малолетка, — он говорил коротко, рвано, словно каждое слово, каждый вздох давался ему с трудом. А у меня мир сдвинулся. Чувство надвигающейся беды подкралось, притаилось. — Твоя мать под воздействием наркотических средств села за руль. Отец пытался ее остановить. Не получилось. Вернее… В общем, я пока — слышишь! — пока не знаю подробностей. Но! Сука!!! — он ударил кулаком о стену. — Мой отец с переломами доставлен в больницу. Твоя мать… тоже, но, скорее, в наркологическое отделение.

— Что?..

У меня подкосились ноги.

— Моя мама и наркотики… Макс, это…

— Молчи, малолетка. Я сейчас пытаюсь не сорваться на тебе. Не наговорить то, о чем я пожалею в последствии. НО! — он посмотрел на меня так, словно уже вынес приговор. — Но, если окажется, что твоя мать все же причастна… Я лично выступлю ее обвинителем. И посажу, не сомневайся.

— Макс, что ты такое говоришь…

— Ты едешь? Если да, у тебя три минуты.

Я, глотая слезы, полностью дезориентированная, ни капли не веря в услышанное, понеслась в ванную. Умылась холодной водой. Дальше в комнату. Как одевалась, не помню. Волосы расчесывала, одной ногой запрыгивая в джинсы.

В голове лишь одна мысль — мама не могла…

Только не моя мама! Не моя!

Что-то не так. Вот не так и все тут!

Я вылетела из ванной, на ходу застегивая джинсы.

Максим с лицом, на котором не отражалась ни одна эмоция, ждал меня у двери. И я подумала: вот он, другой, такой, каким я его не видела ни разу. Не знала. Младший помощник прокурора.

— Я готова.

— В гольфах поедешь?

Чееерт!

Я, прыгая то на одной, то на другой ноге, кое-как их стащила по очереди, благо под ними находились обычные носки. Дальше — зимние кроссовки.

— Все.

Максим молча кивнул.

Мы вышли, я заперла дверь.

Пока спускались по лифту вниз, молчали.

— Максим…

— Пока ничего не говори, Юля. Дай мне остыть.

Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться.

Потом были звонки. Не один и не два. Он звонил, ему звонили. Он ругался, извинялся, давал указания. Поднял народ.

Я сидела, притихшая. Съежилась на сиденье, меня била мелкая дрожь. Температура, видимо, снова поднялась.

На очередном светофоре, Макс, бросив на меня недовольный взгляд, перегнулся через сиденье и откуда-то выудил перевязанный тонкой лентой плед.

— Ты замерзла. Укройся.

Меня пробило на слезу. Вот, скажите, разве так можно обращаться с людьми? Сначала приходить с вареньем в гости, явно давая понять, что зашел, не пробегая мимо. Потом сыпать угрозами в адрес родительницы. А теперь снова проявлять заботу, от которой у меня ком в горле вставал.

Я, как послушная девочка, приняла плед, развязала ленту и укрыла ноги.

— Ленту кинь в багажник.

Со мной Макс говорил отстраненно, постоянно хмурясь.

— И плечи накрой. Дрожишь вся.

Еще бы не дрожать. Маму обвиняют черте в чем, я не могла не переживать.

А еще я сто процентов знала, что моя мама никогда, не под каким предлогом не будет принимать наркотики.

О чем и сообщила Орлову.

— Разберемся.

Дальше была больница. Частная.

Попадая в такие поликлиники, честное слово, начинаешь себя ощущать ущербной. Мы с мамой не бедствовали, да и сейчас, когда я начала зарабатывать маникюром, мы все равно не могли себе позволить частные клиники. Максимум — стоматология. Остальное уже за гранью.

Разница была ощутимой. Все чисто, аккуратно. Цветочки в больших кадушках и на окнах. Дорогой кафель. Приятные девушки на ресепшне, никаких тебе медработников, разговаривающих сквозь зубы и смотрящих на тебя с немым вопросом: «Какого ляда приперлась и что тебе вообще от меня надо?»

Я стояла в стороне, пока Максим общался. Он показал удостоверение, которое было при нем. А я подумала в очередной раз, что дура. Как я могла принять его за автомеханика? Нет, я ничего не имела против этой профессии, сама зарабатывала ручками на хлеб, но Макс… Он же другой.

Чем дольше он разговаривал, тем сильнее хмурился. Соответственно, и у меня градус тревожности поднимался. Я не выдержала, подошла и положила руку ему на плечо. Он обернулся и впился в меня каким-то шальным взглядом. Сейчас скинет руку, даст понять, чтобы я валила от него…

Нет.

Напротив.

Накрыл своей.

— Батю оперируют.

— А мама?..

— По-прежнему, в наркологическом отделение. Ее промывают.

Я пошатнулась, пол качнулся.