Время желаний. Другая история Жасмин - Брасвелл Лиз - Страница 57

– Я явилась к тебе по доброй воле, Джафар, – сказала она недрогнувшим голосом. – Слишком много вокруг смерти и разрушений. Я хочу мира.

Я согласна выйти за тебя замуж.

Последнее желание

– Это какой-то трюк, – тут же заявил Джафар и подошел чуть ближе, склонив голову набок и пристально разглядывая ее, как ящерица – возможную добычу. – Обман. Уловка.

– Ну конечно, – чуть устало сказала Жасмин. – Обыщи меня, если хочешь. У меня нет при себе ни волшебного посоха, ни ручного джинна, ни кольца-талисмана. И я нигде не прячу ни кинжала, ни крохотного арбалета, ни отравленного дротика. Проверь сам.

Она сбросила покрывало, подхватила за подол платье, приподняв его до грани приличия, и взялась за застежку на своих шальварах.

– Нет-нет, в этом нет необходимости, – поспешно сказал Джафар, воздев ладонь и бросив нервный взгляд по сторонам, проверяя, не смотрит ли на них кто-нибудь. Разумеется, никто не смотрел. Или же успел отвести любопытный взгляд. – Но я не могу поверить, принцесса, что твои чувства ко мне внезапно переменились.

– Они и не менялись, – бросила Жасмин. – Я по- прежнему не хочу выходить за тебя. Но это убивает Аграбу.

– Ты сама убиваешь Аграбу, – зарычал Джафар, склоняясь над ней. – Все было просто прекрасно, пока твои Уличные Крысы вконец не обнаглели. Я обеспечил безопасность. Все были сыты, везде царил мир и покой. При мне Аграба была гораздо более счастливой, чем при любом правителе из вашей семейки.

– Безопасность? Покой? Это когда люди трясутся по домам от страха, или когда их клеймят, как скот... когда никто не осмеливается выйти на улицу с наступлением темноты или сказать хоть слово против тебя, а в небе рыщут твои патрули из живых мертвецов? Это не называется счастье, Джафар. Это называется рабство. Тюрьма.

– Не уверен, что все жители города согласились бы с тобой, принцесса. Но в любом случае ты можешь рассматривать Аграбу всего лишь как пробу пера... Потому что это тот порядок, который ожидает весь остальной мир. Я сейчас как раз работаю над тем, чтобы наладить мое правление над прочими землями.

– Об остальном мире мы можем потолковать и позже. Ведь половина того, что ты творишь с Аграбой, связана с твоим желанием заполучить меня. Что ж, вот она я, в твоих руках. Пожалуйста, отзови теперь свои войска.

– Хм... – протянул Джафар.

Он медленно обошел вокруг нее, разглядывая ее со всех сторон, как кошка, изловившая мышь и теперь настроенная от души позабавиться со своей добычей.

Аладдин рассказывал Жасмин, чему он был свидетелем на Моряцкой площади. Ей пришлось приложить усилия, чтобы сохранять спокойствие и прогнать из воображения разные кошмарные вещи, которые он мог бы с ней сделать.

– Хм... – снова повторил Джафар.

В комнате царила полная тишина, даже скрип перьев писцов и тот стих.

– Но ведь я хочу, чтобы ты полюбила меня, – сказал наконец Джафар с пугающей мягкостью. – Что мы будем делать с этим, Жасмин?

– Мы могли бы... заставить остальных думать, что я тебя люблю.

– Хм... – сказал Джафар в третий раз. – Твоя честность воистину радует меня, хотя смысл твоих слов не доставляет мне удовольствия. Я обдумаю твое предложение. А тем временем я хочу занять твое внимание небольшой демонстрацией того, что случается с теми, кто осмеливается лгать мне. Или что-то замышлять против меня.

Он картинно развел руками, а потом его посох сам собой потянул его к тронному залу.

Жасмин ахнула, ужаснувшись представшему перед ней зрелищу.

В одном углу зала помещались огромные песочные часы. Они являли собой нарочитую противоположность любимым игрушкам ее отца: вместо уменьшенных моделей больших предметов это была многократно увеличенная модель совсем небольшой вещицы. В нижней половине колбы она увидела Маруфа, Ахмета и Ширин. Вопреки явной усталости, старик все время двигался, как заведенный, тормоша своих перепуганных внучат: то сажал их себе на плечи, то подсаживал на верхушки быстро растущей кучи песка, то ерзал, чтобы устроить всех поудобнее на все более тесном пространстве около этой кучи. Но все его усилия шли прахом: несмотря на обретенную с раннего детства привычку к ужасам нищеты и уличных опасностей, личики Ахмета и Ширин опухли от слез, а широко открытые глаза помутнели от непереносимого страха.

В верхней колбе песка оставалось совсем немного.

Все трое вдруг заметили Жасмин. Зареванные мордашки детей озарились улыбками, они закричали что-то радостное... наверное: колдовское стекло не пропускало никаких звуков.

Первым побуждением Жасмин было закричать, броситься к ним, разбить проклятые часы... хотя бы попытаться их вызволить.

– А вот здесь, если ты вдруг не заметила... – Джафар указал на угол по другую сторону трона и приглашающе развел руки. Его мантия величественно заколыхалась у него за спиной.

Здесь находится джинн.

Он все еще выглядел крупнее обычного человека, но сейчас казался бледнее и тоньше. Он был растянут на спине на утыканном гвоздями ложе, и каждое острие глубоко вонзалось в его синюю кожу. Огромные золотые браслеты на его запястьях были прикованы цепями к паре перекрещенных досок над его головой. Все это пыточное сооружение слабо светилось пурпурным светом.

– Привет, принцесса, – слабым голосом окликнул ее джинн.

– Ты в порядке? – спросила она и тут же пожалела об этом.

– О, само собой. Лучше не бывает. А ты как?

– Умолкни, дурак, – рявкнул Джафар и, резко развернувшись на каблуках, направился к возвышению, на котором стоял султанский трон – его трон. Он решительно уселся, и красная подкладка его мантии как будто вспыхнула вокруг него. Уложив посох поперек колен, он потянулся рукой в сторону и сделал легкое ласкающее движение, как будто гладил устроившуюся рядом собаку или кошку. Но оказалось, что его ласка предназначалась старой, помятой медной лампе, которая покоилась на изящном золоченом столике возле самого трона.

Лампа.

А рядом с ней – книга в потемневшем от времени кожаном переплете, из которого как будто выглядывал живой человеческий глаз. «Аль Азиф».

– Как видишь, я не намерен оказывать снисхождение тем, кто выступает против меня, – проворчал Джафар. – Так что позволь мне, принцесса, еще раз задать тебе тот же вопрос. Готова ли ты поклясться, что явилась сюда объявить мне о своей непреходящей любви и согласии стать моей женой?

– Обещать тебе любовь я не могу, – сказала она, собрав все мужество. – Но насчет замужества – даю тебе слово.

Уголки губ Джафара судорожно дрогнули, кривясь в жуткой, но впервые по-настоящему искренней улыбке.

До зала аудиенций двое воров добрались без особых приключений. Он оказался не менее впечатляющим, чем бани, хотя поменьше размером и не такой роскошный. Самую широкую стену украшала мозаика в виде карты Аграбы и земель, лежащих между Великой Западной пустыней и Атразакскими горами. Фреску на другой стене совсем недавно подновляли, судя по свежей краске: она изображала вполне современную и весьма подробную карту города, вплоть до самых мелких переулков. Аладдин даже пожалел, что у них не было времени изучить эту карту поподробнее.

– Ха, – шепнул Дубан, указывая на Квартал Уличных Крыс. – А вот тут они приврали... этого фонтана на площади не существует еще со времен моей бабки.

– Да уж, – хмыкнул Аладдин. – Но лучше помоги мне найти на мозаике бродячего дервиша... он должен быть затерян в пустыне, точь-в-точь как в старой легенде.

Дубан немного растерялся, но сделал, что было сказано, добросовестно водя пальцем по мозаике вместе с Аладдином.

– Ага! – воскликнул Аладдин, первым отыскав фигурку старика с сумой на плече, собранную из крохотных коричневых пластинок. Он прижал палец к их потрескавшейся от старости поверхности и надавил.

Раздался явственный щелчок, и незаметная панель на одной из торцевых стен скользнула в сторону, открыв темный ход.