Меч и плеть (СИ) - Колесник Андрей Александрович - Страница 52

— Ты чего? — спросили его.

— Показалось…

В лесу, беспрерывно трубили в рожки. Спереди в тумане пронеслось несколько лишившихся своих всадников коней, в рыцарских попонах. Рассмотреть, что на них вышито было невозможно.

— Что за… — прошептал Клабс.

— Ты! — обвинительно уставился капитан на пленника. — Ты куда нас завел, ублюдок!

Вольный поднял лицо. На губах его играла отталкивающая, неприятная усмешка. Теперь уже заметная всем.

— Туда, — его голос изменился. Исчезли скулящие нотки. Теперь это был голос не раба, но мужа. — Где вам всем самое место, благородные.

Его ноги выпрямились как две мощные пружины. Разорванные веревки, которых пленник даже не заметил, только-только упали наземь, когда его рука сомкнулась на горле вскрикнувшего Дэмоса. Ярже не поверил своим глазам — пленник, буквально вырвал командира из седла, отпрянувшего назад коня, и сбросил себе под ноги.

— Убейте! Убейте его! — давясь испугом, хрипел командир, путаясь в собственном плаще. Пленник занес над его головой сжатый кулак. У всех телохранителей было все в порядке с реакцией. Но первым подоспел рыцарь с «химерой». Он сильно ткнул Вольного мечом в спину. Острие распороло рубашку и беспомощно скользнуло по коже. Пленный, не отвлекаясь, ударил Дэмоса в лицо. И оставил на его месте кровавую дыру. Тело упало на живот, накрытое бирюзовым плащом, точно саваном.

— Аааааа! — в ужасе закричал Ярже, рубанув Вольного по голове. Сабля отлетела в сторону, а Вольный, послав рыцарю, свирепый взгляд с силой врезал Гроцию в грудь плечом. Конь с жалобным ржанием повалился наземь, вместе с собой завалив соседа, а Ярже кубарем вылетел из седла. Вольный, пнул его ногой, сметя в сторону, словно вязальный клубок.

Ошарашенный ударом, Желтый Рыцарь, далеко не сразу понял, что происходит. Повсюду метались кони. Кто-то мчался в туман с криками: «Командир убит!!!». Кто-то просто бежал, подчиненный давящими тисками страха. В самом тумане рубились пешие и конные силуэты. Звуки, доносящиеся до него, были размытыми и какими-то мягкими, точно придушенными подушкой тумана. А Вольный и спешившийся рыцарь с «химерой» дрались друг с другом, как одержимые. Дрались, отбросив бесполезное, против использующих алмаз рудных магов оружие. Вокруг в тот момент сражалось множество людей, но этот бой был особенным.

«Химера» бросил Вольного на несколько метров, к стволу старой осины, так, что тот оставил в желто-буром лиственном ковре черный жирный след сорванного дерна. В попытке затормозить он вырвал из земли толстый древесный корень. Рыцарь насел на простолюдина, но Вольный явно не уступал противнику. И физическое преимущество или броня, здесь не играли никакой роли. Вероятно, в их бою были иные правила. Потому что первый же удар ногой в бронированный рыцарский бок, смял металлический нагрудник и швырнул королевского воина в скачущего мимо всадника. Два человека и лошадь превратились в живой аморфный кричащий, машущий руками и бьющий копытом в небо клубок. Из которого выпутался лишь один. Вольный перехватил рыцаря и с силой ударил локтем в личину, вгибая металл в плоть. «Химера» извернулся и наподдал Вольному коленом, откидывая его от себя. Зарычал от напряжения и боли, и сорвал с себя помятый шлем. Струйки крови текли из сломанного носа и смятой скулы. Рыцарь что-то спросил. До лежащего на земле, сдавленного сломавшим ребра панцирем Ярже, слова доходили с трудом.

Вольный, молча, согнул руку в локте. Порванный рукав сбился вниз, оголяя запястье. И длинный, свежий шрам. Тонкий надрез, явно не для красоты сделанный на руке.

Вольный и «химера» сошлись вновь. И наполненный влажной магией воздух застонал от могучих ударов. А землю вокруг, сотрясали тяжело несущиеся кони. Ярже радовался, глядя с каким запалом Верные мчаться на врага. До тех пор пока не понял, что те просто бегут с поля боя. Рядом тоже зашелестели копыта, Гроций жалобно заржал, прихрамывая на одну ногу, и склонил голову к своему хозяину, точно пытаясь помочь ему подняться. Он, своим тонким чутьем понимал происходящее много лучше распластанного на земле хозяина.

Вокруг царила паника и ее любимая сестра. Беспорядочная бойня тех, кто бежал странными одетыми в похожие на обноски тряпки, перемазанными грязью людьми. Летали стрелы, посылаемые гашхарскитми луками, прямиком в цели. В гордые геральдические шлемы и нарядные кольчуги. Падали, освобождая седла, тела.

«Химера» бессильно покатился по земле. В воздухе блеснула бриллиантовая пыль, которой стал вырванный из-под панциря проигравшего талисман. Из-под смятых наколенников и рукавиц, из щелей доспеха текла кровь. Его победитель выглядел не лучше — с разбитым, ободранным, словно о точильный круг лицом и торчащей под неестественным углом рукой. Он мрачно поглядел на тело, в котором еще теплилась жизнь. Мало повалить мага. Нужно было бы размозжить его голову о камень. Но Вольный ограничился тем, что плюнул на лежащий в траве шлем и, баюкая сломанную руку, побрел в туман…

Следующее письмо, все в том же оптимистическом ключе сообщало, что враг понес известные потери и деморализован. «Победа, — говорилось в нем, писанном рукой Филлеса Мисгерда, — лишь вопрос времени. Столь малого, что она станет скромным подарком ко дню рождения Вашего Величества».

Однако не успели в столице получить второе, как пришло третье письмо. К нему прилагался солидный список погибших в результате очередной успешной облавы на части неприятельской армии. Венчали список четыре десятка имен офицеров королевской армии. Вместе с тем, в письме высказывалась твердая уверенность, что заданная неприятелю трепка, продемонстрировала решительное превосходство беонтов над врагом. Превосходство, которое окончательно будет установлено в грядущем генеральном сражении.

После третьего письма некоторое время известия с фронта приходили весьма скудные. Все больше описания каких-то военных хитростей и уловок, без малейшего намека на то, дали ли они хоть какое-то преимущество. Король особенно не волновался, гораздо больше внимания уделяя репетициям главного осеннего бала, а вот некоторые его подданные многозначительно переглядывались. Такая обстановка продержалась до двадцать третьего числа.

Ночью Филлес Мисгерд, никому ничего не объясняя, бежал из лагеря. Около полуночи он распорядился предупредить своего племянника Ларса, и четыре сотни приближенных людей, чтобы все они собирали вещи. Среди них оказался и Ярже. Формально: для обеспечения безопасности в пути. А на самом деле, потому что его отец поставлял коней королевскому двору и был полезен королевской тени.

Происходящее было странно и страшно. Но правильно. Клабс своими глазами видел, чем обернулось победоносное шествие королевского войска. Тридцать тысяч против шестидесяти семи. Разумеется, слова подосланного убийцы были ложью, но едва ли армия собранная предателем хоть сколько-нибудь уступала их войску. Отряды Верных попадали в засады, подвергались атакам лучников, угождали в ловушки, которыми кишел проклятый лес. Разведчики докладывали, что местность свободна, а через полчаса колонна воинов в том самом месте нарывалась на готового к бою неприятеля. Враг, кажется, знал о них все. И у него были маги. Их присутствие ощущалось в лагере постоянно. Тяжелым предчувствием, медленно разъедающим победоносную уверенность в себе.

Они трижды навязывали велонам бой. Королевская конница, одно из самых страшных орудий в мире. Бестигвальд десятилетиями доказывал это. Но здесь ей не было места. Не было равнины, заполненной своими и чужими, и способной продемонстрировать кто лучше. Они трижды навязывали врагу бой. Убивали Вольных и их командиров. Не захватывая никого в плен. Приказ командующих вести себя осмотрительно давно выветрился из полных хмелем и страхом солдатских мозгов. Да и сами Вольные предпочитали умирать в бою. Скольких они убили? Тысячу? Две? На полях, близ Малой Тисы до сих пор лежали мертвецы. Чужие. И свои. Потери были большие, и это бросалось в глаза. Королевское войско лишилось уже более семи тысяч человек — сабли и стрелы, и даже удивительные «драконы», которых в своей армии так и не дождались Клиггсы с Мисгердом, — все это разило наповал. Они навязывали бои, но не могли выиграть ни одного. Стороны расходились, теряя десятки и сотни воинов, но никто не мог одержать верх.