Грани одиночества (СИ) - Рем Терин - Страница 40

— Я знал, что ты скоро осознаешь, кого потерял, но рад, что ты отдал Аллу мне. Не потому, что она дала мне сыновей и сильнейшее гнездо, и даже не потому, что спасла мою жизнь, подарив великое счастье быть любимым, а потому, что такой, как ты, не мог сделать ее счастливой, даже несмотря на истинность. Теперь она — моя жизнь, мать моих детей, отрада и гордость всех арахнидов, — уверенно сказал Сэпий, без видимых усилий выбивая меч из рук Андариэла. — Ты проиграл.

Бросив этот приговор, мой муж направился ко мне, повернувшись спиной к императору.

— Вернись! Достань свой меч, бейся со мной до смерти! Если мне суждено умереть, то я погибну с честью, как все правители Нимеи! — кричал покрасневший от натуги блондин, с ненавистью выплевывая слова, но Сэпий шел ко мне, не обращая внимания на отчаяние человека.

Я с ужасом заметила, что Андариэл что-то шепчет и бросает в моего мужа проклятьем. И, видимо, Сэпий прочел мои эмоции, понимая их причину, но муж лишь удовлетворенно улыбнулся мне, молниеносно отражая чёрный сгусток и развеивая злую магию своей силой — яркой, искристой и колючей, как снежинки в ясный морозный день.

Следующим смазанным движением он подлетел к безумному императору, просто отнимая клинок, как будто в руках Андариэла была не смертоносная сталь, а опасная игрушка у заигравшегося ребенка.

С противным лязгом королевский меч полетел на каменный пол, а Сэпий заломил обе руки императору за спину, легко удерживая их длинными пальцами, а второй рукой потянул императора за волосы, заставляя запрокинуть голову и смотреть в свои безжалостные глаза.

— Честь?! У тебя нет чести, позор королевской семьи. Ты уронил свое достоинство не тогда, когда посмел бросить безоружному в спину проклятие, а когда имел подлость проклясть ребенка. Как смел ты, ее истинный, оставить печать отторжения беззащитной девочке, зная, что черная магия заставит всех от нее отвернуться? Что чувствовал, обрекая предназначенную тебе провидением на одиночество и презрение? О чем думал, когда отдавал ее монстру, лишь бы не расставаться с любовницей? Ты — жалкое ничтожество. Я убил бы тебя, избавляя наш мир от плесени, что губит все, чего касается, но пощажу твою беременную королеву, что полюбила тебя вопреки рассудку. Живи и помни. Надеюсь, твой сын вырастет достойным своих славных предков, ведь ты покрыл их имя позором, — прошипел Сэпий.

Сейчас он не был моим невозмутимым, почти флегматичным арахнидом. В каждом слове мужа сквозили сила, власть и презрение. Бросив Андариэла на пол, Сэпий спокойно направился ко мне.

От слез, застилавших мои глаза, я мало что видела, лишь любимые черно-золотые очи моего мужчины, предвкушая, как прыгну в его объятия. Он тоже смотрел лишь на меня, как будто больше не было никого в этом зале, в этом мире, но наш транс разорвал резкий вскрик Сантоса:

— Нет, Андариэл!

Потом был звук столкнувшихся клинков и полный боли стон.

Я зажмурилась, боясь открыть глаза и увидеть, что Сэпий умирает от ножа, брошенного в спину. Сердце сжало стальными тисками боли, но сильные, уверенные руки мужа обняли меня, возвращая в реальность.

Стонал Андариэл. Клинок, брошенный в Сэпия, отбил Сантос, и по странной воле судьбы он отлетел прямо в сердце императора.

— Нет! Не-е-ет!!! — надрывно кричала Алисия, баюкая безжизненное тело.

Я потянулась своей магией к Андариэлу, но спасать было уже некого. Он умер на руках у жены со своим же клинком в груди.

Белое, бескровное лицо Сантоса выражало ужас, стражники в растерянности метались по залу, не зная, что предпринять. Лишь старший лорд Феросс молча подошел к дочери, магией усыпив бьющуюся в отчаянии женщину, и зычным голосом отдал распоряжение страже:

— Отнесите свою императрицу в белые покои. Позовите графа Ригасса Мортен. Он давал клятву стать тенью королевы, пусть приступает к обязанностям. Позовите лекаря: недопустимо, чтобы Алисия из-за горя потеряла наследника. Каждый из вас принесет обет молчания и больше не произнесет ни слова. Вы допустили смерть императора, и это лучшая из уготованных вам участей. Тело императора обмыть и скрыть следы ранения. Пусть Граф Мортен позаботится об этом. Для всех император умер от сердечной хвори. Я не допущу, чтобы род правителей Нимеи был осквернен подлым поступком Андариэла.

Стражники, все как один, опустились на одно колено и приложили медальоны к губам, а потом в полном молчании скрылись, унося тело Андариэла и спящую Алисию.

Сантос все еще пребывал в шоковом состоянии, не говоря и не двигаясь, только мокрые дорожки слез и седые волоски в его роскошной каштановой гриве выдавали, чего стоило это показное спокойствие.

— Теперь вы, — спокойно сказал лорд Феросс, обращаясь к нам с Сэпием. — Я понимаю, что вашей вины ни в чём нет, но Алисия слишком вспыльчива, а Андариэла она любила без памяти. Я знаю, что мы не представляем для арахнидов серьёзной угрозы, но если вы не хотите, чтобы пропасть между нашими народами росла, то вам лучше уехать с материка. Надеюсь, ваше гнездо уже достаточно сильно, чтобы разделиться и выжить на Варее. Мне принадлежат четыре корабля, пришвартованные сейчас у западного побережья. Они ваши. У вас есть неделя на сборы. До погребения тела Андариэла мы продержим Алисию в искусственном сне… и еще: Сантос поедет с вами.

Старый герцог потер лицо, пытаясь стереть бесконечную боль и усталость со своего строгого лика.

— Я так сожалею, сын. Но ты же знаешь, она не простит. Отправляйся сейчас в подземный город вместе с господином Арахни. Твои вещи и все необходимое будет ждать тебя на корабле, а пока тебе лучше здесь не появляться.

— Да, отец, — хрипло сказал Сан, опустив голову.

Старший Феросс шумно вздохнул, сгребая сына в объятия.

— Ты поступил правильно. Я тебя очень люблю и горжусь, что ты вырос достойным мужчиной. Прости меня и будь счастлив.

— И ты прости меня, папа. Береги Алисию и маму. Скажи, что я люблю их, — скупо сказал молодой аристократ, дрожа от напряжения.

— Прощайте. Пусть милостивые боги берегут вас, — тихо сказал лорд Феросс перед тем, как покинуть нас.

Мы молча разместились на спинах воинов и оправились в гнездо.

Теперь уже ничего не будет как прежде. Каждый из нас понимал эту истину. Было страшно, грустно и даже больно, но впервые исчезло чувство обреченности. Завтра будет новый материк и новые испытания, но все это завтра, а сейчас, пусть и ненадолго, я возвращалась домой к своим детям, к своей семье.

Оказавшись в родной прохладе подземелья, едва не расплакалась от счастья, сильнее вжимаясь спиной в Сэпия.

Там, на Земле, умирая от тоски, я так много хотела ему сказать, но сейчас была не в силах нарушить молчание, просто наслаждалась теплом его тела и гулкими ударами сердца под стальными мышцами.

Быстро добраться до наших покоев не удалось, ведь на протяжении всего пути арахниды приветствовали нас, молча, осторожно трогая меня лапками.

Встречая очередную группу братьев, Рохс останавливался или замедлялся, позволяя им выразить мне свою привязанность и радость. По крайней мере, мне хотелось думать, что именно эти чувства они демонстрировали. Стоило бы уточнить у Сэпия. Но было очевидно, что все гнездо встревожено и возбуждено, поэтому поговорить возможности не выдалось.

Сантос за время пребывания у нас успел адаптироваться к прогулкам на воинах и сейчас держался уверенно, но как-то отрешенно. Обычно общительный и дружелюбный, аристократ был растерян и подавлен, не пытаясь скрыть своего состояния. Даже Адаин не пытался его подначивать, как делал это раньше.

Едва мы добрались до покоев, Сан простился с нами и отправился в обжитые им комнаты.

Я планировала привести себя в порядок, перед тем как посетить мальчиков и гнезда, ведь запустила себя изрядно за время разлуки, но едва мы вошли в наш грот, как меня накрыл ураган рыжиков, ткачиков и деликатное пощелкивание маленьких воинов и рабочих нашего гнезда. Их было так много, что свободного места не осталось даже на потолке, и каждый стремился хотя бы прикоснуться ко мне.