Дочь Белого Меча - Бахшиев Юсуп - Страница 14

Почему-то именно сейчас впервые за много дней Акболат подумал, что может и пережить сегодняшний вечер. Мысль, недостойная воина Ахура Мазды, но вполне простительная для полководца, знающего, что все главные сражения ещё впереди…

Великий царь Корох жил так долго, что пережил всех своих сыновей. Младшего, Ифихана, унес тот же чёрный мор, что и самого царя — правда, несколькими днями раньше. По обычаю праотеческому, в древней столице Тикре собран был Круг из магов-маздаитов, волхвов-камневеров, жёлтых будахов из резного Храма Безмятежности и шамана рода Кутху, живущего на Железной горе и стерегущего Тропу Ворона. Делом их было оберегать от чужих рук Белый трон, Вальнахатуль, — возможно, последнее в Становом царстве, что осталось от легендарных времён, когда люди ничего не делали руками, а только волшебством. Тут же во все царства отправились послы, дабы найти достойного наследника престола. Таковых в результате оказалось всего двое: немолодой уже воин Додон, старший зять Короха, начальник конницы у киммерийского царя Волоша. И второй, младший зять Короха, египтянин по имени Сутех, царевич незнатного рода, флотоводец у безумного фараона Тахоса, — того самого, который сначала разорил страну, собирая несметную силу для войны с персами в Сирии, а потом, когда Египет взбунтовался, возглавил восстание против самого себя… Сутех потерял в том восстании всё — именье, семью, рабов, службу, — но зато вывез пророка Эзру, который теперь объявлял его на площадях грядущим царём-искупителем…

На жирную крысу походил Сутех лицом своим. На умную жирную крысу.

По закону и обычаю из нескольких претендентов, буде такая беда случалась, выбирали на публичном диспуте одного, и он царствовал столько, сколько требовалось женщине, чтобы понести и родить от него дитя. После этого Круг решал, достоин ли наследник восседать на Вальнахатуле; и если вдруг оказывался недостоин, то процедура повторялась.

Правда, за всю писаную историю Станового царства не случалось такого, чтобы однажды усевшийся в глубокую ладонь Белого трона покидал её по воле Круга. Как-то так оказывалось, что новый царь устраивал всех.

Потом уже могло быть разное…

Диспут должен был проходить на обширной Мостовой площади перед зимним царским дворцом. Два достойных временных трона были воздвигнуты друг против друга, их окружили многоярусные скамьи для апологетов и праздной публики. Додону жребий отвёл красный трон, Сутеху — золотой. Судить диспут должен был шаман рода Кутку, который отказался от специального седалища для себя, но велел окружить диспутантов большими жаровнями для костров, ибо много тёмных духов сползлись и слетелись, чтобы видеть, слышать и влиять…

Но не духов опасался Акболат.

Пророк Эзра возил за собой небольшой, в виде сундука, гроб из кедра и чернодрева, украшенный резным тонким узором. Говорили, что изнутри гроб выстлан листовым золотом, а поверх золота — барсучьим мехом, покрашенным в синий цвет. Никто, кроме Эзры и его раба-нубийца с отрезанным языком и увитого неснимаемыми цепями, не может прикасаться к гробу. На красной тетрере гроб стоял над абордажной палубой, и всегда по углам его горели масляные огни. Когда гроб спускали на берег, то несли его на высоком помосте, никогда не ставя помост на землю. Шептались люди, что недолго живут рабы, носящие помост…

И даже будучи при смерти, уже ничего не боясь на этом краешке жизни, не могли рабы рассказать про то, что видели и знали. Рот их открывался, а слова вылетали нелепые и страшные.

Случалось, что гроб проносили по улицам открытым, со сдвинутой наполовину крышкой. Тогда нести его было легко. Но под тяжестью закрытого гроба подгибались ноги самых крепких носильщиков и скрипели их могучие колени.

Никто никогда не видел того, кто обитал в этом гробе.

Так принято было считать. Но Акболат знал иное…

Сборы по многим причинам оказались не столь быстрыми, как хотелось Ягмаре, и вышло так, что праздник Подружек застал её ещё в городе. Последние два она пропустила, потому что была в стойбищах, и это было неправильно — её могли начать забывать. Собственно, уже начали.

С одной стороны, это было обидно. С другой — внезапно появиться и собрать всё… Это ещё лучше.

Впервые Ягмара участвовала в празднике как раз десять лет назад. Тогда она, конечно, не могла ни на что претендовать, но всё-таки проплыла лучше всех первогодков.

Сейчас — другое дело.

В праздник Подружек девушки от шести лет и до замужества мерялись нарядами и украшениями, умением танцевать и готовить, но также и скакать на конях, плавать и бегать, стрелять из луков и обходиться с копьём. Уже за вечер происходило самое интересное: те, кто оказывался в числе лучших днём, пытались улучить свою судьбу, меча стрелы в чистое поле, где, замотанные в кошмы, разложены были подарки или предсказания. К чему стрела твоя попадала ближе, то и суждено тебе было в следующем году.

Парни со всего города и с округи собирались смотреть праздник, а также и из многих городов приезжали свахи, высматривающие будущих невест.

Ягмара приехала чуть позже, чем прозвучал второй колокол и уже почти все участницы собрались на Девичьем поле. Младшие, лет до десяти, стояли разноцветными стайками вокруг наставниц, которые им объясняли всё, что надо будет делать; старшие прохаживались перед трибунами, заранее демонстрируя зрителям свою стать, походку и платья. Лучшие места на многоярусных скамьях ещё пустовали…

Ягмара прекрасно понимала, что в ношении нарядов и украшений ей с первыми красавицами города не соперничать, потому она и не пыталась: надела простое льняное платье с вышивкой белым по белому, кемельму из яшмы и резного рога древнего северного зверя, и узкую головную повязку с символами рода. Запястья украшали только нитки жемчуга, на ногах были мягкие козловые тофы.

Первой её заметила Сюмерге, дочь нынешнего городского судьи и признанная первая красавица Тикра. Правда, Сюмерге могла и не приходить на празднество, поскольку уже на осень была назначена её свадьба с кошканским поручным царя Додона, Фрияном; сам Фриян с телохранителями, что полагались ему по положению, сидел в высоком ряду и переговаривался с будущим тестем.

Когда-то Ягмара и Сюмерге вместе играли в густом заросшем саду деда Вергиза…

— Сестрёнка! — воскликнула Сюмерге, направляясь к Ягмаре. — Как давно не видела я тебя! Кто-то говорил даже, что ты навсегда переселилась в стойбище!

— Мира тебе и процветания, сестра, — отозвалась Ягмара, прикасаясь сначала к своему сердцу, а затем к протянутой руке Сюмерге. — Я бы, может быть, и хотела бы навсегда в стойбища, да матушка велит хоть изредка показываться в городе. Кроме того, трудно возить по степи моих учителей и книги, тут нужны не кони, а верблюды, а кочевники не любят верблюдов. Говорят, тебя можно уже поздравить? — и она лукаво показала глазами на скамьи.

— Говорят, что поздравлять заранее — дурная примета, но тебе я разрешу, — засмеялась Сюмерге. — Да! Он красавец и воин, а как говорит — заслушаешься. Мы бы уже сыграли свадьбу в эти дни, но пришлось долго ждать разрешения от царя. Но это и почёт — свадьба по царскому повелению и по царскому же обычаю!.. Потому я и решила напоследок отпраздновать со всеми девицами, что ещё не невесты… Кстати, а ты? Говорят, тебя видели с красивым молодым ашином?

— Видели, конечно, но это просто гость. Нет, у меня всё по-прежнему — матушка даёт отворот всем сватам, даже не спрашивая, от кого они.

— Ждёт возвращения отца?

— Ждёт.

— И есть какие-то новости?

Ягмара помедлила с ответом, и Сюмерге вдруг поняла.

— Есть? — спросила она страшным шёпотом.

— Есть, — сказала Ягмара. — Но я сама не знаю, какие — плохие или хорошие.

Сюмерге несколько мгновений хранила молчание, потом улыбнулась — как-то кривовато.

— Хотела сказать, что лучше хоть какие-то новости, — пробормотала она, — но вдруг поняла…

— Ты права, Эрга, — сказала Ягмара. — Лучше хоть какие-то новости, чем жить так. Я… всё нормально. Тем более что появилась надежда. Больше я ничего сказать не могу, прости.