Сердце Стужи - Сурикова Марьяна - Страница 70

Свет померк, и Акила ослеп на мгновение, вновь очутившись в темноте просторного зала. Светильник раскололся, не выдержав буйства стихий, а наставник, тревожно и напряженно дыша, подобрался ближе к дивану, затеплил несмело на ладони огонек, но магия уже успокоилась. Она не среагировала на внешнее воздействие, чародейка и маг так и лежали неподвижно, пока наставник не тронул за плечо бывшего ученика. Ему показалось на одно ужасное мгновение, что эти двое не дышат. Однако безмолвие спало, широкая грудь, прижавшаяся к узкой спине, дрогнула и поднялась, и в такт задышала чародейка уже спокойно, без хрипов, без судорожных попыток протолкнуться сквозь сжигающий огонь и прожить еще одну лишнюю секунду.

Бренн открыл глаза, приподнялся. Быстрый взгляд на еще не пришедшую в себя девушку, и вот он уже спрыгнул на пол и принялся одеваться.

Его пошатнуло от слабости, и он оперся о кушетку, пытаясь устоять на ногах. Наставник заметил и то, как судорогой свело побелевшие скулы, и что руки, точно шальные, с трудом держали одежду.

— Справился, снежный демон, — вполголоса произнес Акила.

— А ты думал, — усмехнулся бывший ученик. — Я дар на мерзкое пойло не тратил.

— Вот и уноси ноги, пока я про дар не вспомнил, а то ведь убью. Или сам сдохнешь? Больно бледный даже для снежного.

— Чтоб я вас всех так порадовал? Не дождетесь.

— Дерзишь, сволочь. Катись уже. Время ради этой девочки даю. Уж коли спас, так и быть, поживи еще.

— Давно мог убить, если б хотел, сколько шансов имел! — ни на секунду не поверил его словам снежный маг. — Я сам когда-то об этом просил, не помнишь? — Он выпрямился и взглянул Акиле в лицо. — Не пощадило тебя время, старый медведь.

— Тебя тоже, огненный щенок.

— Давно уж не огненный.

— И как ты выжил, променяв огненное нутро на лед? Магу не дано стать иным.

— Сила проходит с нами даже круг перерождения. Ведь так говорят великие мудрецы, наставник?

— Я мало верю в перерождение, но дар не изменить на противоположный. Либо смерть, либо выгорание. Что же ты такой особенный, а, Бренн?

— Стужа позаботилась, чтобы выжил. Она свою силу постепенно вливала, и моя агония не день и не два длилась, — он усмехнулся, — хотя богиня слабо верила, что я душу за грань не отдам. Только упрямая очень, захотела себе цепного волка и получила.

Он затянул пояс и вновь оглянулся на чародейку.

— Проснется, когда уйду. Если ощущения какие вспомнит, будто я рядом был, так и скажи, что добить являлся. А не вышло, ты помешал.

— О как! Она ж после такого имени твоего слышать не захочет.

— Тех, кому мое имя музыкой звучит, богиня в первый черед убивает. Прощай, наставник, надеюсь, не свидимся больше.

— Хотел бы уж навсегда от тебя избавиться, язва ты снежная.

И когда бывший ученик исчез в темноте, пробурчал себе под нос: «Но чую, еще заявишься. Зараза она на то и зараза, что сложно вытравить».

Голову приподняли чьи-то заботливые руки, в рот влили воды, а я принялась жадно глотать, потянувшись за чашкой и пролив ненароком часть на себя.

— Да не торопись, не торопись, не отберу, — услышала мужской голос. Сильный такой, с хрипотцой и совсем незнакомый.

Открыла глаза, взглянула на сидящего рядом человека, мельком оглядела темное пространство вокруг. Как будто меня куда-то под землю снесли. Убил все-таки Сердце Стужи, а после в склеп отволок. Теперь вот с призраком косматым, на медведя похожим, век коротать.

Оглядела еще раз нового знакомого.

— Пыльно у вас тут.

Пыльно и затхло, так и должно быть, наверное. А как бы хотелось вырваться к свету и отыскать того, кто боль невыносимую причинил. Не пережила ее, не справилась, хоть и помнила до сих нор, как она в тело впивалась, ломала его и пожирала сердце. Такую не позабудешь, и его я век помнить буду. Вот так, пожалуй, рождается на свет неупокоенная нечисть, не желающая уходить за черту, и берется преследовать обидчика. Ах, вырваться бы! Отыскать, вцепиться в снежные пряди, глаза выцарапать, вены прокусить и крови напиться, ни капельки ему не оставив. Являться бесконечно, рядом бродить, чтобы покоя не знал. Он Стужу защищать бросился, своей спиной заслонил, пока я от муки на полу корчилась, а за меня и словом не вступился, по первому приказу, не колеблясь, жизни лишил.

Ох, и поднялась в душе ярость, как рванулась на волю, зашипело и вспыхнуло кругом. Еще и возглас: «Вот снежная бездна!» — на макушку мою прилетел. Хлопнуло, звякнуло, покатилось, я вместо чего-то мягкого на твердом оказалась, а потом вдруг в склеп свет пробился. Сумрачный, точно разгорающийся рассвет.

— Да, пыльно было, а теперь вот пепельно. Ну, кошка! Все мне пожгла. Кушетки единственной и то не осталось. Спать теперь на столе в кабинете будешь?

Все ж призракам земное чуждо, завывать и пугать могут, а вот последними словами ругаться… Этот костерил на чем свет стоит и, кажется, не столько меня. Закончилось все убедительным: «Ты поосторожней будь, сил-то теперь немерено».

Я молча взглянула в ответ, а странный косматый мужик ухватил меня за руку, поднял с пола и потянул за собой.

— Ну, садись, — втолкнул в новую комнату, указал рукой на кресло, — тут приятней болтать. Эх, жаль, выпить нечего.

На мой взгляд, и здесь не слишком приятно было, но в кресло села. Это не склеп, я уже уяснила. Дом. И похоже, что хозяин сейчас передо мной стоял.

— Так, девочка, эмоции сдерживай, тебе пока не то что злиться, простое недовольство проявлять не следует. Не освоилась еще. А в чужом доме, знаешь ли, некрасиво обстановку крушить и шторы жечь. Или Аина хорошим манерам не учила?

— Кто не учил?

Мужчина как-то сразу нахмурился и внимательно посмотрел.

— Неужто ошибся? Показалось? Оно и могло, сколько лет прошло!

Потом он странно рассмеялся.

— А я уж напридумывал себе, знаешь? — провел ладонью по лицу. — Яру высказал. Он на Стужу взъярился. Я тоже решил, что добралась гадюка до сердца, легко меня с пути устранила. Не сама Аина сбежала, помогли ей.

Яра помянул, а мне сразу мужчина вспомнился в ледяном дворце, веяло от него силой знакомой, оттого ласковой. Неужели огненный бог? Так вот против кого лорд выступил, вот от кого богиня за его спиной укрывалась. Против божества пошел и не дрогнул.

Пальцы сжались на подлокотниках, а те вдруг вспыхнули.

— О! — Мои ладони быстро накрыли другие, широкие, крепкие. — Так, девочка, быстро о цветочках думай или о птичках! Что еще девчонки любят? Только не о том, что сейчас на ум пришло.

Притушил пламя, а я быстро убрала руки и на коленях сложила. Странное творится. Где я сейчас? Почему огонь внутри плещет, как если бы до краев тело наполнил, и вот-вот перельется?

— Саму-то как зовут? — отвлек меня косматый, на медведя похожий собеседник.

— Весна. Весса.

— Весна?

— Весса.

Он нервно потер лоб.

— А матушку как же звали?

— Найденой, — пожала плечами.

— Найденой? А имя кто тебе дал?

— Матушка и дала.

— Эх, Весса, — он сел на край большого стола, широкие ручищи уперлись в столешницу, голова на грудь свесилась, — красивое у тебя имя, редкое. У меня, знаешь, невеста была когда-то.

Замолчал.

— Весной звали? — спросила, чтобы что-то спросить.

— Аиной, — произнес, словно улыбнулся, — а ей имя богини-матери очень нравилось. Говорила, если дочка родится, так назовет. Детей-то все больше в честь Яра и Стужи именуют, потому как благословение богов для них хотят, а о прародительнице мало уже вспоминают. Твоя матушка тоже, значит, это имя любила?

— Не знаю.

Наверное, этому чародею я показалась странной. Взгляд у него стал больно изумленный. А меня его вопросы удивляли. Почему все выпытывает, а прежде не объяснит, кто сам таков.

— Я помню дворец и как меня убить пытались, — решила не ходить вокруг да около. — Яра успела узнать, пока совсем невмоготу не стало, а дальше что случилось?