Сердце Стужи - Сурикова Марьяна - Страница 71

Медведь почесал макушку, вздохнул и ответил:

— Дальше спас тебя солнечный бог и принес ко мне, позаботиться велел, а прежде свою силу влил. Захотел, чтобы превратилась ты в чародейку, по дару равную снежному лорду. Мгла ледяная!

Он успел отшатнуться от стола за секунду до того, как вся массивная деревянная столешница раскололась от жаркого сгустка, ударившего в нее пламенным столпом.

— Вот теперь я понял, о ком ты думаешь, — выдохнул хозяин обугленной комнаты. — Весса, силу контролируй, а то ведь и меня прикончишь ненароком. О хорошем вспоминай, да хоть о матушке.

— Я матушку не знала, — проговорила сквозь прижатые к губам ладони, не смея оторвать взгляда от тлеющего стола. — Умерла, когда я родилась. Именем наградила, выбрав самое редкое для Снежных земель, а еще даром чародейским и после ушла за грань или на вашу сторону брошенной душой вернулась, кто ее знает. На севере она жить не слишком любила, все сбежать хотела.

— Отчего не любила, коли мужа себе там присмотрела? — спросил собеседник, то ли правда интересуясь, то ли отвлекая меня от иных мыслей.

— Не было у нее мужа. Нашел отец ее в лесу и приютил, кров предложил, а большего не сумел, потому что кто она и откуда, сама не ведала.

Думала, сейчас спросит, где тот, кого отцом назвала, а чародей замолчал. Долго молчал, пока я на него не посмотрела. А как посмотрела, заметила, что закрыл ладонями лицо и будто окаменел.

Долго тишина ничем не нарушалась, и мне неловко было дальше говорить. А потом чародей опустил руки и глухо просипел:

— Ничейная, говоришь? — а глаза блестят. Слезы то ли от дыма едкого, то ли от сознания, что жил не тужил, а после Яр ему на голову чародейку безродную сбросил, которая полдома пожгла.

Пожала плечами.

— Своя собственная.

— А хочешь, Весна, мне дочкой стать?

Богиня ступала неслышно, плыла в мерцающей дымке мимо жилья с его запахом дыма, мимо дворов с заливающимися лаем псами, чтобы остановиться на пригорке и с него, невидимой, наблюдать за людьми, суетящимися по ту сторону деревянного забора.

Вот обычная северянка с черной косой, густыми бровями и красными огрубевшими руками, коими сейчас стирала в бадье грязное белье. Вот два крепыша темноволосых, один рубил дрова, другой в поленницу складывал, попутно переругиваясь с первым. Еще один мужик, ширококостный, приземистый, хмурился, укладывая в мешок меховые шкурки.

Семья той чародейки, которую Яр надумал против Бренна поставить?

Богиня сомневалась, что девчонка выживет. Яр не станет дрожать над ней и возиться, как когда-то Стужа ухаживала за умирающим огненным магом, чье опустевшее выжженное сердце медленно обрастало льдом. Подобно многим мужчинам, солнечный бог был нетерпелив, ему желалось всего и сразу, но на случай, если чародейка каким-то образом выкарабкается, богине хотелось отвести от Бренна лишние хлопоты. Никто и никогда не посмеет угрожать ее избраннику, ее лучшему лорду.

Стужа слегка нахмурилась и недовольно скривилась.

— Мало она на них похожа. — Хотела уже отвернуться, когда во двор выскочила девочка. Слетела с крыльца, мелькая босыми пятками, подскочила к собачьей конуре, сунулась туда и принялась вытаскивать наружу недовольно ворчащего пса.

— Пошли, Тява, пошли, — донесся до богини звонкий голос, — пошли Веснушу искать.

— Куда! — прозвучал грозный окрик матери. — Куда босиком по земле холодной? Отец! Снежка опять из дома выскочила.

Хмурый бородач обернулся. Девчонка еще ошейник не выпустила, а он уже ухватил ее поперек живота, на плечо взвалил и понес в дом.

Богиня заинтересованно взглянула и шагнула с пригорка, словно истаяла в пространстве.

Одетая в теплое Снежка присела на пригорке, перебирая в руках тонкие стебельки цветов. Раньше ей сестра плела красивые игрушки, а еще яркие веночки на голову. Снеже захотелось повторить. Веснуша учила ее, как правильно, но так ловко, как в тонких пальчиках сестры, Снежкины стебельки не сплетались.

Подняв голову, девочка поймала строгий взгляд матери, не велевшей ей уходить дальше этого пригорка, и вздохнула.

— Что ты грустишь, малышка? — раздался мелодичный, точно хрустальный колокольчик, голос.

Быстро оглядевшись, Снежка увидела совсем рядом удивительно прекрасную фею. Она парила в воздухе и, улыбаясь, глядела на нее.

Настоящая волшебница! Как из Вессиных сказок.

— Ты пришла мое желание исполнить? — спросила у чарующего видения.

Фея склонила набок голову, улыбаясь ласково и чуть проказливо.

— А каково будет твое желание? — поинтересовалась она.

— Хочу, чтобы Веснуша вернулась. Мне без нее плохо.

— Обижают тебя? — Волшебница подплыла ближе.

— Никто не обижает, не пускают Вессу искать. И Тяву брать запрещают. Говорят, Веснуша никогда обратно не придет, потому что нас не любит.

— Отчего же не придет, — фея оказалась совсем близко и улыбнулась еще ласковее, — думаю, ради тебя придет.

Она вдруг склонилась и поцеловала девочку в лоб. Совсем легонько коснулась губами, но Снежке стало очень морозно на теплом солнышке. Девочка поежилась, обхватила плечи ладошками, зубы застучали. Волшебница отстранилась, махнула рукой, и холод ушел. Вглубь ушел и затаился.

— Вернется твоя Веснуша. Ты ее дождись.

И с этими словами фея исчезла.

Лорд был недоволен, ну а если откровенно, в гневе он был. Так жаром пылал, что хоть хворост о лысину поджигай. А еще вся речь вежливая куда-то исчезла, напрочь исчезла, он все пытался на ругательства не сорваться, но выходило лишь: «Ты! Ты… ты!»

Не зря мне думалось, что Зорий со мной быстро выкать перестанет. Ходил сейчас взад-вперед по домику речному, Ярмилой в жилой вид приведенному, и пытался по-человечески поговорить, потому что прежде от крика голос сорвал. Ярку он, кстати, выгнал. Едва увидел ее довольную, лучащуюся счастьем рожицу, как тут же прочь отправил. Ту хлебом не корми, дай кузена из себя вывести, а если еще и не она расстаралась, и не ей за это влетит, тогда удовольствие в разы ощутимее.

— Ты!

Я это, я.

Глянул так, что едва взглядом не поджег. Ярка в такие моменты смеялась: «Зорий у нас страстный мужчина. Видишь, как хорош, когда пламя пылает?»

Хорош, но непривычно немного, хоть голый череп его нисколько не портил, украшал даже, особенно когда вот так блестел.

— Ты смеешь указывать! — собрал мысли воедино чародей. — Перечить лорду смеешь?!

Пожала плечами. Проходили уже и гнев, и слова, полные ярости, и глаза, молнии мечущие. А я попросила только Вива вернуть. Его после случая на Зимнелетке к Огненным горам сослали, а вины за парнем никакой не водилось. Я виновата была. Я не прогнала Эрхана и истукану ледяному попалась, Вив же, напротив, убеждал правду сказать.

— Разве я перечу? Раскрой меня напарник, и волка бы убили, а он снежному лорду служит. И кому хорошо?

— Да ты издеваешься? Мало того, имеешь наглость говорить, как и кого мне наказывать? Или, может, уже возомнила себя главной? Откуда вообще взялась? Как тебя Акила нашел? И ведь отрицал поначалу, убеждал, что не знает, а теперь, смотри-ка, заявил, будто Яром отмечена. Удочерил безродную девку! А не прикажешь теперь тебя поклонами привечать и ноги целовать? На то, что род у Акилы древний, я плевать хотел. Мне известно, из какой грязи тебя достали. И метки я своими глазами не видел, вы оба лжете.

Я отвернулась от полыхающего яростью чародея, посмотрела в окно, за которым барабанил по листьям дождь. И не подумала обнажить плечо, чтобы показать красивую золотистую метку на внешней стороне. Ну его! Привычно, когда ни за что ни про что оскорбляют. Пускай хоть весь день орет. Место огненного лорда занимать я и не думала. Нужно оно мне! А Вива ему вернуть все равно придется.

— Вот и проверим! — услышала совсем близко, за спиной.

Отвлеклась на свои мысли, да и вреда от огненного не ждала.

Потому, когда он подскочил и развернул к себе, схватившись за рукав голубой формы, у меня на ответный удар несколько секунд ушло.