Идеальность (СИ) - Матюхин Александр - Страница 35

Через несколько минут свет погас. Скрипнула дверь. Ната различила чей-то силуэт, выходящий из журнальной комнаты. Ната представила, что поджидает Леру. Как бы всё было просто, верно? Всадить стрелу между лопаток сестры, вызвать полицейский и рассказать трогательную историю о том, как увидел открытое окно, подумала про воров и просто оборонялась…

Силуэт двинулся к лестнице, и одновременно с ним двинулась Ната. Она сделала несколько шагов, остановилась у края лестницы, прицелившись. Одного выстрела должно хватить. Чтобы не бегать потом за раненой дичью по всему дому.

Нащупала рукой выключатель. Щелкнула. Яркий свет залил лестницу и весь второй этаж.

Конечно же, внизу на лестнице стояла не Лера. Это был её брат, Пашка.

− Твою мать! — пробормотала Ната сквозь зубы, но отступать было поздно.

Взвизгнула тетива, отправляя стрелу в цель.

Пашка успел полуобернуться, и стрела тяжело вошла ему в правое плечо. Пашка оступился, упал, вскрикнул.

Ната торопливо заправила вторую стрелу, натянула затвор до щелчка. Спустилась на несколько ступеней. Азарт охоты пустил по артериям адреналин.

Можно было вызывать полицию. Но зачем, если дичь еще жива?

Она выстрелила второй раз. Стрела угодила в живот, разорвала одежду. Пашка заорал, хватаясь руками за воздух.

Ната подошла ближе. Третья стрела легла в желоб.

По полу поползли первые тонкие струйки крови. Они выглядели не так круто, как кровь кабана в реке, но всё же. Завораживали.

Пашка нашёл в себе силы подняться и выбрался в коридор. Ната не стреляла.

− Зачем убегать? − мягко спросила она. — Ты же всегда хотел умереть, да? Ну вот, представь, что я исполнительница твоих желаний.

На полу в коридоре стояла недопитая с утра бутылка виски. Ната прихватила её.

Пашка вломился в комнату, через которую проник в дом. Заляпал кровью хорошие дорогие обои. Вот урод.

Ната замахнулась и что есть силы ударила бутылкой Пашку по голове. Аккурат в залысину на затылке.

— Убегающий от проблем — слаб не только телом, но и духом, — произнесла она. — Хорошая цитатка, надо бы записать.

Вокруг Пашки был густой осенний лес, пахнущий дождём, перегноем, грибами, смертью. Так, должно быть, представлялся персональный загробный мир, куда Пашка хотел угодить много лет.

Но это ему показалось. Сразу стало понятно — накинулся морок, выдрал из реальности и погрузил в приятное сновидение. Так мозг сбегает от проблем и боли. Спасается.

В лесу всё было не так, как Пашка хотел. Запахи не те, ощущения… подвох…

Вдобавок проступили неясные тени, какие-то дёрганные силуэты, в глазах двоилось, и вот уже Пашка увидел Нату и ещё одну Нату, и они неловко заталкивали его в багажник автомобиля и переговаривались сами с собой одним и тем же голосом. А в багажнике едко пахло выхлопами и машинным маслом. Запахи немного отрезвили, наваждение рассеялось, Ната стояла одна, в темноте, зажав в губах сигарету — его, Пашкину самокрутку! — и пыталась прикурить, чиркая спичками и ломая их.

Пашка шевельнулся, неловко упёрся в канистру с «незамерзайкой». С хрустом отломилось оперение стрелы, торчащей в плече. Боль взвилась до затылка, Пашка застонал, но Ната его не слушала. У неё получилось закурить. Она захлопнула багажник, завела мотор.

Пашка снова оказался в лесу — уже точно сообразил про морок и боль, и стал пытаться выкарабкаться из влажной высокой травы. Где-то журчал ручей, где-то была та самая яма, в которую упал отец. Рука не слушалась, живот болел, а из носа и рта капало. Кровь или что-то ещё — не разобрать.

Очнулся в помещении. Куда-то его уже перенесли. Было тепло. Кто-то (конечно же Ната!) уложил его на бетонный пол и прикрыл до пояса старым драным одеялом. Пашка сразу заметил дверь, потому что сквозь узкую щель проникал гутой оранжевый свет, рассеивающийся по пыльному полу. Когда глаза привыкли к полумраку, он смог различить множество картонных коробок, стоящих, лежащий, валяющихся сна боку с вываленными внутренностями — книгами, одеждами, пустыми бутылками и прочим разнообразным хламом, который обычно убирают в подвал, чтобы забыть навсегда.

Вот и его, Пашку, тоже убрали, чтобы забыть.

Он хотел сесть, но боль в области поясницы и в плече заставила вернуться в исходное положение. Перед глазами мельтешили белые пятнышки, во рту пересохло, ужасно хотелось пить. По затылку разливалась тёплая и вязкая боль. Пашка вспомнил звон стекла, вспомнил про удар по голове. Каким же он, все-таки, стал слабаком! Ни армия, ни тренировки не помогают от слабости духа. Хотел бы выжить — выжил бы. А так, что остаётся? Лежать и подыхать на пыльном полу. Идеальное место для смерти.

У одной из стен стояли и тихо гудели два старых холодильника. Когда они синхронно замолчали, стало слышно, что над головой кто-то ходит. Послышался приглушенный голос. Скрипели половицы.

Что это за дом, интересно? Куда его привезли?

Осторожно, чтобы не вызвать очередную волну боли, Пашка нащупал стрелу в области живота. Она воткнулась ниже пупка, правее — это был даже не живот, а жировая складка (хоть в чём-то повезло быть толстым!). Острый конец стрелы торчал справа сбоку, распоров кожу. Ранение уж точно не смертельное. Вот только вряд ли кто-то повезёт Пашку к врачу в ближайшее время…

В дверях заскрипел проворачиваемый ключ. Дверь приоткрылась, впуская много густого света, вошла Ната. Она была в чёрных очках, с платком на голове, скрывающим волосы. Платье помятое, с пятнами крови. В руках Ната держала пластиковый контейнер.

— Очнулся?

— Смотря, для каких целей интересуешься, — с трудом выдавил Пашка. Казалось, звук голоса сдирает кожу внутри рта, будто мелкая наждачная бумага.

Ната подошла, присела рядом. Контейнер поставила у его головы, извлекла плоскогубцы.

— Зубы драть будешь? — усмехнулся Пашка.

Вообще-то, он не шутил.

Ната не ответила, сняла очки, брезгливо осматривая Пашку. Зажала плоскогубцами стрелу в животе, надавила и с хрустом переломила у основания.

От вспыхнувшей боли Пашка едва не заорал, рефлекторно попытался схватить Нату за запястье, не смог, а она засунула руку под Пашкин бок, нащупала кончик стрелы и вытащила её с громким чавкающим звуком.

Пашку разом покинули силы. Он обмяк и заморгал, изо всех сил пытаясь не провалиться обратно в лес, во влажную траву, в загробный мир.

Ната, между тем, нащупала наконечник второй стрелы, под лопаткой, резко выдернула и её тоже. Тут же достала из контейнера пузырёк перекиси, обильно полила на обе раны. Пашка зашипел от боли, задёргался.

— Может, лучше к врачу? К врачу, а? — зашипел он сквозь зубы.

— Заткнись, — коротко бросила Ната, раскладывая на полу пузырёк йода, какую-то мазь, свернутый рулон ваты.

Несколько минут Ната неловко возилась с ранами, прижигая и обрабатывая с двух сторон. Потом направилась к холодильникам. В полумраке было не разглядеть, что там лежит. Ната вернулась с кубиками льда в целлофановой упаковке. Положила одну на живот, вторую на плечо.

Пашка затих. Холод приятно растекался под кожей, заглушая дёргающуюся боль.

— Ты какая-то извращенная маньячка, — пробормотал Пашка шепотом. — Так обычно не делают, если хотят завалить человека.

— Мне твоя смерть не нужна, — ответила Ната. — Ты мне ничего не сделал… Если не считать, что сунул нос, куда не надо. Но, я думаю, договоримся.

— Конечно, договоримся.

Ната едва заметно улыбнулась, посмотрела в глаза Пашке и спросила:

— Передумал умирать?

— Что?..

— Ты же всегда был трагической фигурой в семье. После смерти вашего отца в петлю лез. Я помню, мне родители рассказывали, как тебя вытащили. Едва не повесился, потом в армию пошёл, рвался в горячие точки. Один раз таблеток наглотался. Хотел умереть, да? Выработал этакое показное безразличие к жизни. И каково сейчас? Когда у тебя две новые дырки в теле, хочется умирать? Мне почему-то кажется, что не очень.