Крутой сюжет 1995, № 3 - Паркин Геннадий Иванович - Страница 32

Когда они сели за стол, Толя открыл шампанское, наполнил два хрустальные фужера.

— За что выпьем? — спросила Наташа.

— За успех, — ответил он.

Толя любил произносить тосты, но не умел. Они выпили, потом еще раз. Толя положил салат, попробовал и сказал: «Очень вкусно!». Салат был плохой. Наташа улыбнулась, делая вид, будто польщена. Толя был деликатен, никуда не торопился. Свои большие очки он снял, хотя без них видел плохо. Наташе это тоже понравилось, потому что в очках он был похож на кролика из мультфильма. Кролик сам по себе был ничего, симпатичный, но все же весьма далек от идеала настоящего мужчины.

Они весело болтали. Толик рассказал анекдот, но, несмотря на прекрасную атмосферу, Наташа чувствовала его напряжение. Толик кого-то ждал. Возможно, весь этот маскарад с шампанским и большой портфель предназначены для кого-то другого, а она задействована только из-за квартиры, как тихого безопасного места для чего-то еще. Наташа была неглупа и свою роль уже знала.

Звонок в прихожей никого не удивил. Толик аккуратно надел очки и произнес:

— Очевидно, это ко мне.

— Да? Ты приглашал кого-то? — почти искренне удивилась Наташа.

Открывать они пошли вместе. К вящему удивлению Наташи, в коридоре стоял новый знакомый, которого она с Галей встретила накануне. С безразличным лицом он холодно изучал Толю, стоявшего чуть сзади.

— Привет, — сказал он.

Миронович не думал, что у Наташи будет кто-то еще. Он решил не проявлять излишних эмоций и спокойно изучал очкарика, забредшего сюда явно не к месту. Тем не менее именно очкарик предложил ему зайти и выпить с ним немного шампанского. Миронович решил не отказываться, действовать по принципу «дают — бери, бьют — беги». Они допили бутылку, потом очкарик достал могучий портфель.

— Ну что… — произнес он, явно не зная, с чего начать.

Миронович молча смотрел на него.

— В общем, я все сделал, так что вот они, — он выложил на стол несколько коробок из белого полукартона.

Миронович открыл одну и увидел двадцать бутылочек — по пять в ряд — в которых плескалась светло-желтая жидкость. Он уже понял, что очкарик принимает его за кого-то другого, но отступать было поздно.

— Хорошо, — сказал Миронович. Он поставил пузырек на место и закрыл коробку. — У тебя есть во что положить?

Возникло замешательство. Наконец Толик вспомнил и достал новый полиэтиленовый пакет. Миронович уложил коробки, взял папку, молча встал, пошел к дверям. Он уже догадался, что ему предложили, и теперь стоило поскорее уносить ноги, пока не пришел тот, кто нужно, и не сцапал его на месте.

— До свидания, — сказала Наташа, не понимая, как ее случайный знакомый мог оказаться таким важным лицом.

— Всего хорошего, — пробормотал Толик, который был явно смущен.

— Пока, — сказал Миронович, закрывая за собой дверь.

Между восьмым и девятым этажом он встретил бритого громилу, который поднимался ему навстречу. В левой руке громила держал большую черную сумку и, отдуваясь, матерно выражал свое недовольство по поводу испорченного лифта. Миронович проводил его взглядом и пошел вниз, как-то не догадавшись связать это с тем, что произошло в квартире.

Только оказавшись на улице, Миронович подумал, что «кто-то» немного запоздал или он сам пришел чуть-чуть раньше.

Мужичок оказался химиком. Еще со студенческих лет он вел свои разработки, пытаясь синтезировать новый супернаркотик. То, что у него получалось, обладало слабо выраженным галлюциногенным действием и нисколько не окупало даже расходные материалы. Наконец, после двадцати лет поисков и неудач, до него дошли слухи о новом наркотике биологического происхождения. Затратив массу денег, он все же вышел на след, связался с парнем из лаборатории и купил у него технологию, образцы препарата и «штамм В». Это давало надежду. Надежду разбогатеть, компенсировать все затраты, а, главное, выкупить сына, который отбывал срок по 224 статье[3]. Однако теперь надежды рушились. Поняв, что жестокий грабитель по-прежнему не хочет вникать в его проблемы, мужичок начал умолять. Калямову это надоело.

— Заткни свой хавальник, — брезгливо процедил он, но тут их диалог нарушил звук приближающихся шагов. Калямов обернулся. К ним приближались четверо рабочих, которых в порту называли «докерами».

— Эй, ты чего к человеку пристаешь? — спросил первый — мужчина лет тридцати пяти с обветренным лицом и выцветшими усами. Чуть сзади шел парень лет двадцати в оранжевом жилете, за ним тучный мужлан с большим пивным животом и непонятного возраста личность, обладавшая узким скошенным лбом и длинными руками, похожая на питекантропа. Усатый, по-видимому, являлся лидером.

— Гребите отсюда, — презрительно выдавил Калямов и повернулся, чтобы закончить с мужиком, который собирался воспользоваться ситуацией и ускользнуть.

Четверка «докеров» приблизилась, шедший первым схватил Калямова за плечо.

— Ты что, не понял?

Вместо ответа Калямов ударил его тыльной поверхностью кулака в печень и солнечное сплетение. Мужчина согнулся, отступая на шаг.

— Ах ты, бритая башка! — парень в оранжевом жилете схватил с земли обрезок трубы, которыми рабочие закрывали контейнеры, и размахнулся, летя в сторону Калямова. У Калямова было время, чтобы достать кастет, удар трубы он отбил защищенным в железо кулаком. Труба со звоном отскочила, а парня он встретил мощным хуком с левой руки. В челюсти что-то хрустнуло, парень упал.

Жирный мужлан ринулся к нему. Калямов достал его в прыжке боковым ударом ноги. Толстяк двигался медленно, еще не успел набрать скорость, поэтому удар отшвырнул его. Он приложился о стенку контейнера, шумно выдохнул воздух и снова ринулся в бой. Усатый тоже очухался, теперь он создавал угрозу с другой стороны. Калямов отскочил. Отступать было некуда. Калямов оттолкнулся от контейнера и всадил каблук в солнечное сплетение толстяка. Это его остановило. Он тяжело упал и больше не поднимался.

— Отсосите, — сказал Калямов. Мужичок попытался бежать, но был схвачен за грудки и отброшен на место.

Настала очередь питекантропа. Он сжал кулаки и, раскачиваясь из стороны в сторону, ринулся на Калямова. Калямов врезал ему по черепу кастетом, но питекантроп не отреагировал, попытался достать его левой. Тогда Калямов поставил блок и акцентировано врубился в зубы. Послышался треск. Но питекантроп размахнулся и ударил Калямова по скуле. Казалось, он совсем не чувствует боли. Голова Калямова мотнулась в сторону, он автоматически увернулся от следующего удара. В дополнение ко всем своим прелестям, противник одинаково хорошо владел правой и левой рукой. Калямов присел, пропуская над головой удар, развернул противника за плечи и локтем ткнул его в позвоночник. Это наконец подействовало. Питекантроп замычал, упал на колени, потом медленно завалился вперед.

Калямов вскинул голову. Усатый молча приближался. Он держался осторожно и в то же время раскованно, обнаруживая навыки уличного бойца. Калямов медленно взвесил в руке нож-кастет.

— Ну ты, мразь панковская, — негромко произнес мужчина. Он что-то подкинул на ладони, Калямов догадался, что это свинчатка. Мужчина сводил счеты. Как и все портовые рабочие, он ненавидел панков, с которыми постоянно дрался, будучи еще пацаном. Это ясно читалось в его глазах. Калямов решил на этом сыграть.

— Фак ю селф, — сказал он, демонстрируя высунутый язык и средний палец. Мужчина разозлился. Прищуренные глаза его сузились, превратившись в злобные щелочки, на скулах заиграли желваки и он молча бросился в атаку.

Калямов отступил, пропуская первый удар. Мужчина промахнулся, но зато второй — грубым кирзовым ботинком по голени — достиг своей цели. Калямов дернулся и врезал усатому по скуле. Кастет рассек кожу, из раны брызнула кровь. Мужчина отступил. Он вытер левой рукой лицо и слизнул кровь, словно берсерк, готовящийся к бою. Глаза у него совсем побелели. Он зверел.