Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир - Страница 25

самого

чистого разума.

Я разумею под этим не критику книг и систем, а критику способности разума вообще в

отношении всех знаний, к которым он может стремиться

независимо от всякого опыта,

стало быть, решение вопроса о возможности или невозможности метафизики вообще и

определение источников, а также объема и границ метафизики на основании

принципов.

Этим единственным оставшимся путем пошел я теперь и льщу себя надеждой, что на нем я

нашел средство устранить все заблуждения, которые до сих пор ссорили разум с самим

собой при его независимом от опыта применении. Я не уклонился от поставленных

человеческим разумом вопросов, оправдываясь его неспособностью [решить их]; я определил специфику этих вопросов сообразно принципам и, обнаружив пункт

разногласия разума с самим собой, дал вполне удовлетворительное решение их. Правда, ответ на эти вопросы получился не такой, какого ожидала, быть может, догматически-

мечтательная любознательность; ее могло бы удовлетворить только волшебство, в котором

я не сведущ. К тому же и естественное назначение нашего разума исключает такую цель, и

долг философии состоял в том, чтобы уничтожить иллюзии, возникшие из-за ложных

толкований, хотя бы ценой утраты многих признанных и излюбленных фикций. В этом

исследовании я особенно постарался быть обстоятельным и смею утверждать, что нет ни

одной метафизической задачи, которая бы не была здесь разрешена или для решения

которой не был бы здесь дан по крайней мере ключ. Чистый разум и на самом деле есть

такое совершенное единство, что если бы принцип его был недостаточен для решения хотя

бы одного из вопросов, поставленных перед ним его собственной природой, то его

пришлось бы отбросить целиком, так как он оказался бы непригодным для верного

решения и всех остальных вопросов.

Говоря так, я мысленно вижу на лице читателя смешанное с презрением недовольство

по поводу таких с виду хвастливых и нескромных притязаний. Между тем они

несравненно скромнее, чем притязания какого-нибудь автора самой обыкновенной

программы, в которой он уверяет, что доказал простую природу

души

или необходимость

начала мира.

В самом деле, такой автор берется расширить человеческое знание за пределы всякого

возможного опыта, тогда как я скромно признаюсь, что это совершенно превосходит

мои силы. Вместо этого я имею дело только с самим разумом и его чистым

мышлением, за обстоятельным знанием которых мне незачем ходить далеко, так как я

нахожу разум в самом себе, и даже обыкновенная логика дает мне примеры того, что

все простые его действия могут быть вполне и систематически перечислены. Но здесь

возникает вопрос, чего я могу достигнуть посредством разума, если я не прибегаю к

помощи опыта и к его данным.

Это все, что мы хотели сказать относительно

полного

достижения

каждой

цели и относительно

обстоятельности

в достижении

всех

целей, вместе взятых, которые поставлены перед нами не чьим-то предписанием, а

природой самого познания, составляющего предмет нашего критического

исследования.

Далее, что касается

формы

исследования, то

достоверность

и

ясность

принадлежат к числу существенных требований, которые справедливо могут быть

предъявлены автору, отваживающемуся на такое опасное начинание.

Что касается

достоверности,

то я сам вынес себе следующий приговор: в такого рода исследованиях никоим образом

не может быть позволено что-либо лишь

предполагать;

в них все, что имеет хотя бы малейшее сходство с гипотезой, есть запрещенный товар, который не может быть пущен в продажу даже по самой дешевой цене, а должен быть

изъят тотчас же после его обнаружения. Ведь всякое познание, устанавливаемое а

priori, само заявляет, что оно требует признания своей абсолютной необходимости; тем

более должно быть таковым определение всех чистых априорных знаний, которое

должно служить мерилом и, следовательно, примером всякой аподиктической

(философской) достоверности. Выполнил ли я в этом отношении то, за что взялся, об

этом я полностью предоставляю судить читателю, так как автору приличествует только

показать основания, но не высказывать свое мнение о том, какое действие они

оказывают на его судей. Но для того чтобы какое-нибудь случайное обстоятельство не

ослабило этого действия, пусть автору будет предоставлено право самому отмечать

места, которые могли бы дать повод к некоторому недоверию, хотя они имеют

отношение лишь к побочным целям; это необходимо для того, чтобы своевременно

остановить то влияние, которое могли бы иметь на суждение читателя относительно

главной цели даже малейшие сомнения его в этом пункте.

Я не знаю других исследований, которые для познания способности, называемой нами

рассудком, и вместе с тем для установления правил и границ ее применения были бы

важнее, чем исследования, проведенные мной во второй главе «Трансцендентальной

аналитики» под заглавием

«Дедукция чистых рассудочных понятий».

Зато они и стоили мне наибольшего труда, но я надеюсь, что этот труд не пропал

даром. Это достаточно глубоко задуманное исследование имеет, однако, две стороны.

Одна относится к предметам чистого рассудка и должна раскрыть и объяснить

объективную значимость его априорных понятий; именно поэтому она и входит в мои

планы. Другая сторона имеет в виду исследование самого чистого рассудка в том, что

касается его возможности и познавательных способностей, на которых он сам

основывается, иными словами, исследование рассудка с точки зрения субъекта, и, хотя

выяснение этого имеет огромное значение для поставленной мной главной цели, оно, однако, не входит в нее по существу; в самом деле, основной вопрос состоит в том, что

и насколько может быть познано рассудком и разумом независимо от всякого опыта, а

не в том, как возможна сама

способность мышления.

Последнее есть как бы поиски причины к данному действию, и в этом смысле оно

заключает в себе нечто подобное гипотезе (хотя на самом деле это не так, и я поясню

это в другом месте). Вот почему может показаться, что в данном случае я позволяю

себе высказать лишь свое

предположение,

но тогда и читателю должна быть предоставлена свобода иметь свое

мнение.

Ввиду этого я должен напомнить читателю, что в случае если моя субъективная

дедукция не вызовет в нем полной убежденности, на которую я рассчитываю, то все же

объективная дедукция, которой я придаю здесь наибольшее значение, сохраняет всю

свою силу, а для нее может быть достаточно по крайней мере то, что сказано на

страницах 92 и 93.

Наконец, что касается

ясности,

то читатель имеет право требовать прежде всего

дискурсивной

(логической)

ясности

посредством понятий

, а затем также

интуитивной

(эстетической)

ясности

[8]

посредством созерцаний

, т. е. примеров или других пояснений in concreto. О ясности посредством понятий я

позаботился в достаточной степени; это касалось сути моей цели, но и было случайной

причиной того, что я не мог в достаточной степени удовлетворить второму, правда не

столь строгому, но все же законному, требованию. На протяжении всей своей работы я

почти все время колебался, как поступить в этом отношении. Примеры и пояснения

казались мне всегда необходимыми, и поэтому в первом наброске они и в самом деле

были приведены мной в соответствующих местах. Однако вскоре я убедился в

громадности своей задачи и многочисленности предметов, с которыми мне придется

иметь дело, и так как я увидел, что этот материал уже в сухом, чисто