Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир - Страница 31

догматических философов, который впервые дал пример (и благодаря этому примеру

стал источником до сих пор еще не угасшего в Германии духа основательности) того, как именно следует вступать на верный путь науки с помощью законосообразного

установления принципов, отчетливого определения понятий, испытанной строгости

доказательств и предотвращения смелых скачков в выводах. Благодаря этому Вольф

был бы вполне способен возвести на степень науки также и метафизику, если бы ему

пришло в голову сначала подготовить себе почву посредством критики самого орудия

[познания], а именно чистого разума. Впрочем, это упущение следует приписать не

столько ему, сколько догматическому образу мышления его времени, и в этом

отношении современным ему философам, как и философам более ранних эпох, нечего

упрекать друг друга. Те, кто отвергает метод обучения Вольфа и вместе с тем метод

критики чистого разума, могут стремиться только к тому, чтобы вообще сбросить

оковы

науки

и превратить труд в игру, достоверность – в мнение, а философию – в филодоксию.

Что касается этого второго издания, то я, как и полагается, воспользовался случаем, чтобы по возможности устранить

трудности и неясности, способные привести к различным недоразумениям, на которые

натолкнулись, быть может не без моей вины, проницательные люди при оценке моей

книги. В самих положениях и доказательствах, а также в форме и обстоятельности

плана [сочинения] я не нашел ничего подлежащего изменению. Это объясняется

отчасти продолжительным испытанием, которому я подвергал свое сочинение до его

опубликования, отчасти же особенностью самого предмета, а именно природой чистого

спекулятивного разума, в истинной структуре которого все есть орган, т. е. целое

служит каждой части и каждая часть – целому, так что малейший недостаток, будь то

ошибка (заблуждение) или упущение, неизбежно обнаружится при применении

[системы в целом]. Я надеюсь, что система навсегда сохранит эту неизменность. Такая

уверенность вызвана не самомнением, а единственно очевидностью, вытекающей из

тождества результата восхождения от простейшего элемента к чистому разуму как

целому с нисхождением от целого (ибо и целое само но себе дано благодаря конечной

цели чистого разума в практической сфере) ко всякой части, между тем как попытки

изменить самую малую часть тотчас же ведут к противоречиям не только в системе, но

и в общечеловеческом разуме. Однако в

изложении

можно еще многое улучшить, и я попытался в настоящем издании сделать такие

улучшения, которые должны устранить, во-первых, неверное понимание эстетики

[22]

, особенно в понятии времени; во-вторых, неясности в дедукции рассудочных понятий; в-третьих, мнимое отсутствие очевидности в доказательствах основоположений

чистого рассудка и, наконец, в-четвертых, неправильное истолкование паралогизмов, в

которых я упрекаю рациональную психологию. Изменения, произведенные мной в

способе изложения, простираются только до этого места (а именно только до конца

первой главы трансцендентальной диалектики), но не далее

[23]

, так как времени было слишком мало и к тому же остальное, как мне кажется, правильно понято сведущими и беспристрастными судьями. Что касается таких судей, то они сами заметят в соответствующих местах, что я принял во внимание их указания, хотя я и не называю их имен с подобающей им похвалой. С этими улучшениями, однако, связана для читателя кое-какая потеря, которой нельзя было избежать, не

увеличивая чересчур объема книги. Дело в том, что мне пришлось опустить или

сократить многое такое, что несущественно для полноты целого, хотя и могло бы быть

желательным для некоторых читателей, поскольку может пригодиться для других

целей. Пришлось это сделать для того, чтобы дать место более ясному теперь, как я

надеюсь, изложению, которое, что касается положений и даже доказательств их, по

существу не изменилось, но по методу кое-где так отличается от прежнего, что не

могло быть достигнуто одними лишь вставками. Эта небольшая потеря, которую к

тому же при желании можно возместить, если сравнить с первым изданием, с избытком

возмещается, как я надеюсь, большей понятностью. Из различных опубликованных

сочинений (отчасти из рецензий на некоторые книги, отчасти из отдельных трактатов) я

с удовольствием и чувством благодарности усмотрел, что дух основательности в

Германии не угас, что он только на короткое время был заглушен модной манерой

гениальничающего свободомыслия и что тернистые тропы критики, ведущие к

систематической, но благодаря этому единственно прочной и потому в высшей степени

необходимой науке чистого разума, не помешали отважным и светлым умам овладеть

этой наукой. Этим достойным людям, столь счастливо сочетающим основательное

понимание с даром ясного изложения (которого я в себе не нахожу), я предоставляю

завершить работу над кое-где неудовлетворительной формой моего изложения. Быть

опровергнутым – этого в данном случае опасаться нечего; опасаться следует другого –

быть непонятым. В споры я отныне пускаться не буду, но все указания друзей и

противников я старательно буду принимать во внимание, чтобы использовать их при

будущем построении системы согласно этой пропедевтике. Так как за время этих работ

я уже успел состариться (в этом месяце мне исполняется шестьдесят три года), то я

должен бережливо относиться ко времени, если я хочу выполнить свой план –

построить метафизику природы и метафизику нравов в подтверждение правильности

критики как спекулятивного, так и практического разума. Разъяснения же неясных

мест, вначале неизбежных в этом произведении, а также защиты всего [моего учения] в

целом я жду от почтенных лиц, усвоивших его. В отдельных пунктах всякое

философское сочинение дает основание для мелких нападок (философское сочинение

не может выступать в такой броне, как математическое), но строение системы в целом, рассматриваемое как единство, может при этом не подвергаться никакой опасности.

Однако для обзора такого целого, если оно ново, только немногие люди обладают

гибкостью ума и еще меньше людей имеет к этому охоту, так как всякое новшество им

неприятно. Во всяком сочинении, в особенности если изложение ведется в форме

свободной речи, можно выкопать, выхватывая отдельные места и сравнивая их друг с

другом, также и мнимые противоречия, которые бросают тень на все сочинение в

глазах людей, полагающихся на суждение других, между тем как эти противоречия

может легко устранить человек, усвоивший идею в целом. Но если теория обладает

внутренней прочностью, то действия и противодействия, угрожающие ей вначале

большой опасностью, служат с течением времени лишь к тому, чтобы отшлифовать ее

неровности и даже сообщить ей в короткое время необходимое изящество, если ею

займутся люди беспристрастные, умные и способные действительно просто излагать

свои мысли.

Кенигсберг, апрель 1787 г.

ВВЕДЕНИЕ

I. О различии между чистым и эмпирическим познанием

Без сомнения, всякое наше познание начинается с опыта; в самом деле, чем же

пробуждалась бы к деятельности познавательная способность, если не предметами, которые действуют на наши чувства и отчасти сами производят представления, отчасти побуждают наш рассудок сравнивать их, связывать или разделять и таким

образом перерабатывать грубый материал чувственных впечатлений в познание

предметов, называемое опытом? Следовательно, никакое познание не

предшествует

во времени

опыту, оно всегда начинается с опыта.

Но хотя всякое наше познание и начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что

оно целиком происходит