Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир - Страница 80

благодаря которому мы составляем понятие о такой фигуре. Таким же

образом и с тем же правом мы можем постулировать основоположения

о модальности, потому что они вообще не расширяют понятия о вещах

[59]

, а только показывают, как оно вообще связывается с познавательной

способностью.

* * *

Общее замечание к системе основоположений

В высшей степени примечательно, что по одним лишь категориям мы

не в состоянии усмотреть возможность какой-нибудь вещи, а всегда

должны пользоваться созерцанием, чтобы по нему выяснять

объективную реальность чистого рассудочного понятия. Возьмем, например, категории отношения. На основании лишь понятий вовсе

нельзя усмотреть, каким образом 1) нечто может существовать только

как

субъект,

а не просто как определение других вещей, т. е. быть

субстанцией,

или каким образом 2) благодаря тому, что существует нечто одно, должно существовать нечто другое, иными словами, каким образом

нечто вообще может быть причиной, или 3) каким образом, если

существует несколько вещей, из существования одной из них может

нечто следовать в существовании остальных, и наоборот, так что

имеет место общение между субстанциями. То же самое относится к

другим категориям, например каким образом одна вещь может быть

однородной со многими другими вещами, т. е. быть величиной, и т. п.

Итак, до тех пор пока нет созерцания, неизвестно, мыслим ли мы

посредством категорий какой-нибудь объект и может ли им вообще

быть присущ какой бы то ни было объект; так подтверждается, что

сами по себе категории вовсе не

знания,

а только

формы мышления

для того, чтобы из данных созерцаний порождать знания. – Поэтому-

то из одних лишь категорий нельзя построить ни одно синтетическое

суждение. Например, [в суждении]

во всяком существовании есть субстанция,

т. е.

нечто такое, что может существовать только как субъект, а не лишь

как предикат,

или

всякая вещь есть величина

и т. д. нет ничего, что могло бы помочь нам выйти за пределы данного

понятия и связать с ним другое понятие. Поэтому никогда и не

удавалось из одних лишь чистых рассудочных понятий доказать

синтетическое положение, например положение о том, что все

случайно существующее имеет причину. Самое большее, чего можно

было достигнуть, – это доказать, что без отношения причинности мы

бы вовсе не могли

понять

существования случайного, т. е. не могли бы а priori познать с

помощью рассудка существование подобной вещи; но из этого не

следует, что отношение причинности есть также условие возможности

самих вещей. Поэтому тот, кто снова обратится к нашему

доказательству принципа причинности, заметит, что мы могли

доказать его только в отношении объектов возможного опыта: все, что

происходит (всякое событие), предполагает причину; и притом мы

могли доказать это положение не на основе одних лишь понятий, а

только как принцип возможности опыта, стало быть, познания

объекта, данного в

эмпирическом созерцании.

Никто, впрочем, не станет отрицать, что положение

все случайное должно иметь причину

для каждого становится очевидным на основании одних лишь

понятий; однако при этом понятие случайного берется уже в таком

смысле, что оно содержит в себе не категорию модальности (как нечто

такое, небытие чего можно

мыслить),

а категорию отношения (как нечто такое, что может существовать

лишь как следствие чего-то другого), и мы имеем здесь, конечно, тождественное суждение

то, что может существовать лишь как следствие, имеет причину.

Действительно, когда нам нужно привести примеры случайного

существования, мы всегда ссылаемся на

изменения,

а не на одну лишь возможность

мыслить противоположное

[60]

.

Изменение же есть событие, которое, как таковое, возможно только

благодаря причине и небытие которого, следовательно, само по себе

возможно; так мы познаем случайность из того, что нечто может

существовать только как действие причины; поэтому если вещь

признается случайной, то утверждение, что она имеет причину, есть

аналитическое суждение.

Но еще более примечательно то, что мы, дабы понять возможность

вещи согласно категориям и, следовательно, доказать

объективную реальность

категорий, нуждаемся не просто в созерцаниях, а именно во

внешних созерцаниях.

Если, например, мы возьмем чистые понятия

отношения,

то мы найдем: 1) что, когда мы желаем дать соответственно понятию

субстанции

нечто

постоянное

в созерцании (и тем

самым

доказать объективную реальность этого понятия), нам требуется

созерцание

в пространстве

(материи), потому что лишь пространство определено постоянно, тогда как время и, стало быть, все, что находится во внутреннем

чувстве, постоянно течет; 2) дабы представить

изменение

как созерцание, соответствующее понятию

причинности,

мы должны взять для примера движение как изменение в

пространстве, более того, только таким путем мы можем сделать для

себя наглядными изменения, возможность которых не может быть

понята никаким чистым рассудком. Изменение есть соединение

противоречаще-противоположных определений в существовании

одной и той же вещи. Каким образом из данного состояния следует

противоположное ему состояние той же самой вещи – это разум не

только не может объяснить без примера, но не может даже понять без

созерцания; таким созерцанием служит созерцание движения точки в

пространстве, лишь пребывание которой в различных местах (как

следствие противоположных определений) делает для нас наглядным

изменение; ведь для того чтобы сделать мыслимыми для себя

внутренние изменения, мы должны образно представлять себе время

как форму внутреннего чувства посредством некоторой линии, а

внутреннее изменение – посредством проведения этой линии

(посредством движения) и, стало быть, последовательное

существование нас самих в различных состояниях – посредством

внешнего созерцания; истинная причина этого заключается в том, что

даже для того, чтобы всякое изменение было воспринято как

изменение, оно предполагает нечто постоянное в созерцании, а во

внутреннем чувстве никакого постоянного созерцания нет. – Наконец, категорию

общения,

если иметь в виду ее возможность, нельзя понять одним лишь

разумом, и, следовательно, объективную реальность этого понятия

нельзя усмотреть без созерцания, а именно без внешнего созерцания в

пространстве. В самом деле, как мыслить себе возможность того, что

если существует несколько субстанций, из существования одной из

них может следовать нечто в существовании других (как действие), и

наоборот, стало быть, так как в одной из них существует нечто, то и в

других должно существовать нечто такое, что не может быть понято из

одного лишь их существования? Ведь именно это требуется для

общения, а между тем оно совершенно непонятно в вещах, которые, обладая субстанцией, полностью изолированы друг от друга. Именно

поэтому Лейбниц, приписывая общение субстанциям мира только так, как их мыслит один лишь рассудок, был вынужден прибегнуть к

божеству как посреднику, так как из одного лишь существования

субстанций ему совершенно правильно казалось непонятным общение

между ними. Однако мы вполне можем сделать понятной для себя

возможность общения (между субстанциями как явлениями), если

представим их себе в пространстве, следовательно, во внешнем

созерцании. В самом деле, пространство уже а priori содержит в себе