Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир - Страница 81

формальные внешние отношения как условия возможности реальных

отношений (действия и противодействия, стало быть, общения). –

Точно так же нетрудно доказать, что возможность вещей как

величин

и, следовательно, объективная реальность категории количества также

может быть показана только во внешнем созерцании и только при его

помощи может быть затем применена и к внутреннему чувству.

Однако во избежание многословия я должен предоставить самому

читателю найти примеры, подтверждающие это.

Все это замечание очень важно не только потому, что подтверждает

изложенное выше опровержение идеализма, но и еще в большей

степени потому, что, когда пойдет речь о

самопознании

из одного лишь внутреннего сознания и об определении нашей

природы без помощи внешних эмпирических созерцаний, они укажут

нам границы возможности такого познания.

Последний вывод из всего этого раздела, следовательно, таков: все

основоположения чистого рассудка суть не более как априорные

принципы возможности опыта и только к опыту относятся также и все

априорные синтетические положения; более того, сама возможность их

основывается целиком на этом отношении [к опыту].

Глава третья. ОБ ОСНОВАНИИ РАЗЛИЧЕНИЯ ВСЕХ ПРЕДМЕТОВ

ВООБЩЕ НА PHAENOMENA И NOUMENA

Мы теперь не только прошли всю область чистого рассудка и внимательно

рассмотрели каждую часть ее, но также измерили ее и определили в ней место

каждой вещи. Но эта область есть остров, самой природой заключенный в

неизменные границы. Она есть царство истины (прелестное название), окруженное обширным и бушующим океаном, этим средоточием иллюзий, где

туманы и льды, готовые вот-вот растаять, кажутся новыми странами и, постоянно обманывая пустыми надеждами мореплавателя, жаждущего

открытий, втягивают его в авантюры, от которых он никогда уже не может

отказаться, но которые он тем не менее никак не может довести до конца.

Прежде чем отважиться пуститься в это море, чтобы исследовать его по всем

широтам и узнать, можно ли найти что-нибудь в них, полезно еще раз

взглянуть на карту страны, которую мы собираемся покинуть, и задать прежде

всего вопрос, нельзя ли удовольствоваться тем, что в ней есть, или нельзя ли

нам в силу необходимости удовольствоваться ею, если нигде, кроме нее, нет

почвы, на которой мы могли бы обосноваться; и еще нам нужно узнать, по

какому праву владеем мы этой землей и можем ли считать себя

гарантированными от всяких враждебных притязаний. Хотя в аналитике мы

уже с достаточной полнотой ответили на эти вопросы, все же краткий обзор ее

результатов может укрепить наше убеждение, соединяя все моменты

аналитики в одном пункте.

Мы видели, что все, что рассудок черпает из самого себя без заимствований из

опыта, имеется, однако, у него не для какой иной цели, кроме применения в

опыте. Основоположения чистого рассудка, и а priori конститутивные (каковы

математические основоположения), и чисто регулятивные (каковы

динамические основоположения), содержат в себе только как бы чистую схему

для возможного опыта; в самом деле, опыт получает единство только от того

синтетического единства, которое рассудок первоначально и самопроизвольно

сообщает синтезу воображения в отношении к апперцепции и с которым

явления как данные для возможного знания должны уже а priori находиться в

связи и согласии. Однако, хотя эти правила рассудка не только истинны а

priori, но и заключают в себе источник всякой истины, т. е. в соответствии

наших знаний объектам, благодаря чему они содержат в себе основание

возможности опыта как совокупности всего знания, в котором объекты могут

быть нам даны, тем не менее нам кажется недостаточным услышать только то, что истинно, – нам надо услышать и то, что мы стремимся узнать. Поэтому

если с помощью такого критического исследования мы узнаем не более того, что мы узнали бы и так, без утонченных изысканий, путем одного лишь

эмпирического применения рассудка, то нам кажется, что выводы, извлекаемые из этого исследования, не окупают затраченных сил. Правда, на

это можно ответить, что ничто так не вредит расширению наших знаний, как

нескромное желание знать приносимую ими пользу еще до исследования и

даже до того, как можно себе составить хоть какое-нибудь понятие об этой

пользе, если бы даже она стояла у нас перед глазами. Есть, впрочем, одна

полезная сторона таких трансцендентальных исследований, которая даже

самому тупому и неповоротливому ученику может стать понятной и важной.

Она состоит в следующем: рассудок, занятый лишь своим эмпирическим

применением и не размышляющий об источниках своего собственного знания, может, правда, делать большие успехи, но одного он не в состоянии

выполнить, а именно определить самому себе границы своего применения и

узнать, что находится внутри или вне всей его сферы, так как для этого

[знания] требуются именно такие глубокие исследования, как наши. Но если он

не может различить, входят ли те или иные вопросы в его кругозор или нет, то

он никогда не может быть уверенным в своих правах и в своем достоянии и

должен всякий раз ожидать смущающих его наставлений, когда он (неизбежно) выходит за пределы своей области и запутывается в иллюзиях и заблуждениях.

Итак, утверждение, что рассудок может все свои априорные

основоположения и даже понятия применять только эмпирически и

никогда не трансцендентально, может привести к важным выводам, если

оно твердо усвоено. Трансцендентальное применение понятия в любом

основоположении относится к вещам

вообще

и

самим по себе,

а эмпирическое – только к

явлениям,

т. е. к предметам возможного

опыта.

Что всегда возможно только эмпирическое применение понятий – это

видно из следующего. Для всякого понятия требуется, во-первых, логическая форма понятия (мышления) вообще и, во-вторых, возможность

дать ему предмет, к которому оно относилось бы. Без предмета оно не

имеет никакого смысла и совершенно лишено содержания, хотя и может

заключать в себе логическую функцию образования понятия из случайных

данных. Но предмет может быть дан понятию не иначе как в созерцании, и, хотя чистое созерцание возможно а priori до предмета, тем не менее и

оно может получить свой предмет, стало быть, объективную значимость

только посредством эмпирического созерцания, составляя лишь его форму.

Таким образом, все понятия и вместе с ними все основоположения, хотя

бы они и были вполне возможны а priori, тем не менее относятся к

эмпирическим созерцаниям, т. е. к

данным

для возможного опыта. Без этого [условия] они не имеют никакой

объективной значимости и суть лишь игра воображения или рассудка

своими представлениями. В качестве примера возьмем лишь понятия

математики, и прежде всего в ее чистых созерцаниях: пространство имеет

три измерения, между двумя точками можно провести только одну прямую

линию и т. п. Хотя все эти основоположения и представление о предмете, которым занимается эта наука, порождаются в душе совершенно а priori, тем не менее они не имели бы никакого смысла, если бы мы не могли

каждый раз показать их значение на явлениях (эмпирических предметах).

Вот почему необходимо

сделать чувственным

(sinnlich) всякое абстрактное понятие, т. е. показать соответствующий ему

объект в созерцании, так как без этого понятие (как говорится) было бы

бессмысленным

(ohne Sinn), т. е. лишенным значения. Математика выполняет это

требование, конструируя фигуру, которая есть явление, предлежащее

нашим чувствам (хотя и созданное а priori). В этой науке понятие

количества ищет смысл и опору в числе, а число – в показываемых нам