Я тебе не секретарша (СИ) - Мелевич Яна - Страница 16

— Мамуля, мне срочно нужна твоя помощь, — акцент делаю на слове «помощь», чтоб не решила, что я просто так тут ее из десятого сна вырывала. Нервничаю уже, на фрукты косясь. — Прям, уже пылает.

«А помощь до человеческого времени дотерпеть не может? Ты время видела вообще, пострадавшая моя?» — тон, какой тоскливый, понимает — отвязаться не выйдет. Я же настырная, вся в отца.

— Не может. Личная жизнь на кону стоит. И нет, она тоже не подождет. Подумай хорошенько, прежде чем отказать. Дочь твоя несчастной будет на веки вечные, любовь всей ее жизни от нее уйдет, потому что оладьи те волшебные мамины не спекла, — отрапортовала, не давая даже слово вставить. Определенно после такой отповеди у нее нет шансов на отказ. Вообще. Никаких.

Тихий горестный вздох на том конце. Смирилась с упрямством моим, как и с любовью казалось бы безответной.

«Ладно» — проворчала, сопя недовольно.

«Рецепт записывай, смотри не перепутай ничего! Знаю тебя, ты в прошлый раз чуть кухню не спалила, печенье готовила в школу. Этими печеньками убивать можно, так что учти все. Значит: два банана, три яйца куриных, щепотка корицы, яблоко потереть по вкусу можно. Сковородку греешь, жаришь на сухой. Небольшими порциями льешь тесто, обжаривая чуть-чуть»

Ептить и все что ли? Ой, ерунда, за пару минут управлюсь.

Отключаюсь, пожелав спокойной ночи, не слушая ворчание в трубку и корицу хватая. Озадаченно крута. Щепотка это же немного, верно? Мечтательно улыбаюсь, прямо в душе ликуя, как пораженный моей кулинарной техникой Ливанский будет наповал сражен. Трясу, трясу, трясу эту несчастную пачку корицы, когда понимаю, что туда все сто грамм бахнула. Икаю от испуга, разглядывая коричневый порошок на дне кастрюльки. Плечами пожимаю, тянясь к яйцам. Ничего, добавлю апельсины. Полезно и вкусно, яблок-то нет. Бананы почистила, кое-как размяв с отвращением оттирая руки от склизкого белка. Сковородка греется, а настойчивые банановые сопли никак не хотят отлипнуть. Ладно, ничего страшного. Подумаешь пара крупинок скорлупы, мелочи. Главное с любовью. Хватаю апельсин, пару минут озадаченно верчу в руках, затем за нож хватаюсь почистить.

Вы вообще знали, что чистить цитрусовые травмоопасно? Вот! Знайте. Пока кожуру срезала. Язык, высунув от усердия, все пальцы изрезала. Вот смотрю теперь на гада оранжевого чищенного. Его кубиками, кружочками или давить? Решаю размять, как бананы, а мякоть после порезать. Будут с кусочками апельсина оладушки.

Сок бьет во все стороны из злосчастного фрукта, попадая прямо в глаза, жмурюсь от жжения, отскакивая, бросая апельсин на раскаленную уже сковородку. Шипение змеиное, озадаченно пытаясь слезы стереть, ойкая от боли. Руки все в бананах с яйцами, по сковородке аки яблочко наливное цитрус катается. Повсюду срач, банановая кожура с оставшимися яйцами, падает под ноги стоит мне руками взмахнуть в попытке удержаться. И вот уже тапком в это месиво наступаю, летя прямо на пол, задницу отбивая.

Рухнули, сижу, одно из яиц медленно скатилось до края стола, затем со шлепком мне на макушку приземлилось. Чувствую себя мерзко, зато точно знаю, кому позади меня так весело, что он уже пять минут поржаться никак не может.

— Маринка, — улюлюкает Ливанский, в ладоши хлопая, — я думал нас тут грабят, а это ты решила квартиру собственную разнести.

Он успокаивается, правда, еще посмеиваясь, осторожно обходя опасные участки. Волосы всколочены, джинсы расстегнуты, измятая рубашка просто на плечи накинута. Аккуратно комфорку отключает. Сковородка с изрядно прожаренным апельсином медленно остывает, а этот сурикат ко мне лицом с улыбкой поворачивается.

С ног до макушки оглядел, затем разгром и многочисленные кастрюли, резюмируя:

— Лучше бы ты, Стерлядь, цифры считала, чем готовила, — хмыкает.

Вот сейчас, я реально обиделась.

Знал бы, что на праздник День Металлурга надо выглядеть, как бравый пионер, не согласился даже пакость эту оранжевую натянуть. Стою, в белой рубашечке, на мне косынка с эмблемой предприятия. Только что пилотки нет — ни дать, ни взять Костя Иночкин. И наша Лидия Федоровна бродит, инструктаж, проводя — пионервожатая. Чулки натянула черные, юбку с блузкой и косынка. Тьфу.

— Значит так, ты Кирилл будешь встречать гостей на дверях. Открываешь, помогаешь при случае сориентировать по местам, — вещала она, строго поглядывая из-под рисованных вытатуированных бровей. Жуть какая, особенно если видишь, какие они не симметричные.

— Вас понял, — так и захотелось честь отдать, да только Машка меня в бок локтем острым ткнула, шипя:

— Не поясничай.

— Ага, — скучающе отвернулся, подмигнув улыбнувшейся мне Кристине. Им вдвоем с Машкой и еще парой секретарей самая ответственная работа досталась: вручать цветы да грамоты награжденным. В большом Доме Культуры, где через пару часов должен был начаться праздник, мы собрались для предварительной репетиции. Прошлую-то я успешно прогулял. Отпустили прямо с обеда, лучше бы документы разбирал, чем такой ерундой занимался. Тем более с Маринкой в ее кабинете. Делами… сугубо важными.

Именно всякая внеурочная работа не отпустила меня, настоящего трудоголика секретарского фронта, с девочками в ресторан на прошлых выходных. Всю субботу, как не в себя пахал, потом воскресенье. Так неделя пролетела с задержками, минимум, на пару часов в кабинете. Обедать некогда.

При мысли о сегодняшнем утреннем чаепитии неудобно стоять стало, Машка еще шипит чего-то в ухо.

— Что? — склоняюсь, а она меня локтем своим острым опять под ребра тыкает. Так дырку в человеке проделать можно, ну!

— Гляди, Махмудовна, прекрати мечтать, — рыкнула тихо, — по глазам вижу, не о празднике думаешь.

— Чего это не о празднике, — обиделся даже, глаза прищуривая на нашу Светленскую, между стройными девичьими рядами секретарей прохаживающуюся. По холлу метались наши работники социально-хозяйственного отдела. Вон вижу, бедная закупщица Любаня уже с ног сбилась, туда-сюда бутылки мартини таская.

Весь зал украшен ленточками, плакатами вдохновляющими вроде: «За сталь», «Почетный металлург» и прочая дребедень. Шарики, декор, дальше зал с расставленными столами. Придется еще после прибытия гостей на концерт помогать еду да напитки расставлять хозяйственникам. Пока все будут песни, пляски местных звезд да хор пенсионерок слушать, мы будем заняты. И не скажу, что хуже. Наверное, все же, самодеятельность. Это я еще по универу помню. Ох уж эти жуткие песнопения под гитарку, брр.

Краем глаза замечаю Марьяновну в белом платье с юбкой такой красивой, разлетайкой. Косынки на ней нет, оно и понятно, заместители директоров такой ерундой не украшают. Не знаю, что больше меня заводит. Колыхание ткани при ходьбе или то, как она командует всем, будучи сегодня ответственной за вручение наград. Каблукам не изменила, правда шпилька меньше. Без того маленькая, сейчас вовсе на Дюймовочку похожа. Руки чешутся в угол затащить, потому не особо бесхитростно оглядываюсь, понимая, что все отвлеклись на Махмудовну. Та показывает, как букеты нести. С чистой совестью тихонько в сторону Марины двинулся. Не видит ничего, в телефоне копается, подкрадываюсь незаметно и за талию хватаю, в сторону банкетного зала утягивая.

— Кирилл! — шипит, а у самой глаза сверкают предвкушено. Брось, знаю твои желания. Когда платье это без рукавов с декольте одевала, точно ведь думала обо мне.

— Юбка у тебя жуть, какая удобная, — мурчу ей в ухо, таща темному коридору, ведущему к черной двери за сцену. Там нас в ближайшие сорок минут никто не побеспокоит. Кому мы там за кулисами нужны.

Вот и заветная коморка за тяжелыми портьерами бархатными. Тут же невысокая тумба, на которой мелочевка наша всякая валяется: от микрофона до бутылки воды. Дальше колонка здоровая, вот на нее пристраиваю свою начальницу, беспрестанно ворчащую на тему, что платье помнется.

— Тебе идет белый, — делаю комплимент, стягивая глупую косынку с шеи. Есть у меня одна идея, и я ее думаю.