Кельтский крест (СИ) - Каблукова Екатерина - Страница 11

— Вот как… — мое беспокойство было совершенно искренним: еще не хватало оказаться далеко от этого места и возможности вернуться обратно, — И что же мне делать?

— Вы останетесь у нас, по крайней мере, пока мой брат не вернется.

Я тихо выдохнула: герцога ждали не раньше, чем дней через семь, за это время я надеялась разгадать путь, по которому я сюда попала, и вернуться в свой мир. Остаток ужина прошел очень скучно: нахмурившийся молчаливый Алан и заунывная музыка не прибавили аппетита. Улучшив момент, я выскользнула из зала. Бетони ждала меня на галере, чтобы отвести в купальню.

Купальня была небольшой, тщательно протопленной комнатой, в которой витал запах мяты и роз. Каменные стены, высокие окна с цветными витражами, тяжелая дубовая дверь, слегка отсыревшая с внутренней стороны и старинная римская мозаика на полу. Я ахнула. Подобную я видела лишь в музеях. Посередине комнаты находилась большая бадья, над которой сейчас поднимался божественный пар. Бетони отвела меня туда сразу, как только я вернулась после ужина. Она помогла мне раздеться. Я с наслаждением прошла к бадье, чувствуя как теплый пар обволакивает тело, и погрузилась в божественно горячую воду, чувствуя, как по лицу стекают капельки пота. Мозг медленно прокручивал события этого дня. Лазурное небо и яркое солнце, огромные каменные глыбы, мрачно стоящие наперекор ветру, холодный взгляд огромных голубых глаз… Кто они, кто были эти двое? Голова кружилась. Камни замка, волны океана, доспехи воинов, золотой дракон на зеленом фоне, высокая фигура в зеленом плаще, его светлые кудри треплет ветер. Он начинает медленно поворачиваться…

— Миледи!

От неожиданности я вздрогнула и съехала по деревянной стенке в воду.

— Бетони! Нельзя же так пугать, — возмутилась я, вынырнув и отплевываясь от воды, тонкими струйками стекающей с волос прямо в глаза и нос.

— Простите, миледи, — девушка готова была расплакаться, — я лишь хотела спросить, не нужно ли вам помочь… Пожалуйста, не наказывайте меня!

— Чего? Зачем наказывать?

— Миледи Агнесс всегда наказывает за провинности, — девушка старательно шмыгала носом.

— И как же?

— По-разному: может на неделю отправить на черную работу. Или посадить на хлеб и воду.

— Мило, — я откинула голову, чтобы Бетони ее намылила.

— Милорд Филип может побить, его все боятся.

— А герцог? — таинственный герцог все больше интересовал меня.

— Личные слуги милорда Десмонда никогда не говорят о нем, — Бетони смыла пену водой из кувшина и протянула мне широкую простынь вместо полотенца.

— Почему?

— Не знаю. У него два слуги, которые следят за его одеждой, и несколько оруженосцев, он их сам отбирает, — Бетони помогла зашнуровать мне платье, — Вы сами скоро все увидите.

БАШНЯ — Влияние

импульс, который подталкивает ситуацию к развитию,

Боги-герои, мифические Творцы мира начинали свои действия с этой карты.

Нечто объединяющее людей в единое целое… подвергнется разрушению. Может быть, члены рода обретут свободу, свою дорогу, сумеют возвысится и подняться…

Но Башня разрушена, и вернуться им будет некуда.

Ночью мне впервые приснился этот сон.

Комната была просто огромной, дальние ее стены терялись в тумане, отчего создавалось ощущение безграничности. На стенах комнаты висели карты миров, старые, потрепанные, испещренные странными знаками. Случайный путник мог бы с удивлением заменить, что материки на картах двигаются в замысловатом танце, но случайные путники никогда не попадали в эту комнату. Хотя в нее вели тысячи дверей: высоких, с острым стрельчатым завершением, сделанные из прочного мореного дуба, они открывались со скрипом и впускавших с входящим вихри ветра. Иногда за ними можно было различить сполохи огня, иногда — рев моря, иногда там была просто тишина. Тишина была и в галерее, отделенной от основного пространства комнаты белоснежной оградой тонких мраморных колонн. В галерее было слышно лишь скрип дверей и эхо от шагов входящих людей. Я несмело делаю несколько шагов к центру, рассерженные вихри тумана безмолвными языками брызжут из-под ног, вечный гул голосов дрожит и вибрирует, причиняя едва ощутимую головную боль. Кошачий дракон точит когти о меч, оставляя на металле глубокие борозды огненных когтей. В свете факелов его золотая чешуя отливает красным. Увидев меня, он с яростным шипением высовывает раздвоенный язык и… внезапно подмигивает, быстро кивая головой. Я послушно иду в указанную им сторону, проталкиваюсь между эльфами, яростно спорящими о чем-то с Диогеном, по привычке сидящем на бочке, из которой слуги разливали вино. Паж в малиновом берете читает стихи, увидев меня, он осекается на полуслове и подходит:

— Идем.

Он спешит, этот паж, постоянно поправляя берет, норовящий соскользнуть с бешено вьющихся кудрей. Он почти еще мальчик, но его глаза… я не хочу смотреть в его глаза. Пока не хочу, хотя в один из дней я загляну в них.

Паж деловито просачивается среди посетителей, словно капелька ртути, я с трудом следую за ним. Наконец он подводит меня к столу, за которым сидят двое. Они красивы, нет скорее прекрасны, как могут прекрасны быть только ангелы, особенно если они падшие. Оба ангела одинаково смотрят на меня холодным взглядом ярко-голубых глаз. Тонкие пальцы одного из них тасуют потрепанную колоду карт. Карты ложатся неровно, постоянно норовя упасть.

Я всматриваюсь в их лица, что-то неуловимо знакомое в их взгляде. В памяти всплывают огромные глыбы, стоящие в кругу и два равнодушных туриста, один из них пожимает плечами…

— Зачем вы это сделали?!!! — я крикнула прежде, чем успела понять, кто эти двое. Они смерти переглядываются, и я вдруг ясно понимаю кто они — Ангелы смерти. Безразличные ко всему, они играют тасуют жизни простых смертных, будто колоду карт.

— Твой друг оросил своей кровью камни, — от голоса по коже бегут мурашки.

— Он просто порезал руку!

— Он высказал желание, — их неумолимость пугает меня.

— Он же пошутил! — я чувствую, как ужас и отчаяние охватывают меня, — Вы не вправе! Вы не можете просто так играть моей жизнью!

Усмешка раскалывает скульптурно очерченные губы. Брови издевательски приподнимаются вверх. Две пары глаз с любопытством исследователей рассматривают меня. Под их взглядом я чувствую себя ничтожеством. Я инстинктивно пячусь назад и растерянно шепчу:

— Я хочу домой…

— Где твой дом?

Действительно, где он? Можно ли назвать ту квартиру, где я жила домом? Я судорожно трясу головой, отгоняя назойливую мысль:

— Как мне попасть домой?

— Так же.

— Но Герка остался в моем времени!

— Камни выполняют лишь одно желание влюбленного. Твой последний вопрос.

Я задумалась:

— Это золото… зачем оно?

— Купить свободу.

Я открыла глаза. Синяя ткань балдахина и резные деревянные столбики кровати красноречиво указывали, что я все еще находилась в замке, в той самой комнате, где очнулась вчера.

Я накинула длинный меховой жилет, с вечера заботливо оставленный Бетони на прикроватном столике, засунула ноги в меховые тапочки и подошла к окну. За окном было светло. Хотя летом светло было постоянно: вечерние сумерки плавно перетекали в утренний рассвет. Золотисто-розовые облака, гонимые ветром, величественно плыли над стенами замка. Я осторожно, памятуя вчерашнее, приоткрыла окно. Ветер тут же попытался ворваться, но в это раз я удержала створку окна. Вместе с ветром в комнату вошел запах моря, дыма и свежевыпеченного хлеба. Где-то вдалеке кричали чайки, паря над бирюзовыми волнами, в конюшне заржала лошадь. Постепенно небо из золотисто-розового становилось голубым, шум нарастал, по двору уже суетились слуги. Несколько воинов прошли сначала к стенам, потом обратно: смена караула, догадалась я.

Внезапно во двор вылетела пестрая курица, за ней гналась женщина в темном платье. Пара мужчин, подметавших двор, присоединились к погоне, отчаянно квохча, курица кружила по двору, постоянно проскальзывая между ног ловивших. Наконец, один из мужчин прыгнул и ухватил пеструшку за лапы, курица возмущенно закудахтала. Женщина бесцеремонно схватила за ноги и потащила вглубь замка, неся вниз головой. Курица изгибала шею и возмущенно кудахтала.