Терем-теремок (Юмористические рассказы) - Ардов Виктор Ефимович - Страница 7

А дело такое. Мой пост — тут за углом, недалеко. Еще новый сквер там разбит. С фонтаном. Место тихое, народу немного. Так что я уж, например, всех знаю: кто в каком доме живет, кто собачку прогуливает, кто сам погулять вышел. Пока четыре часа на посту отстоишь, всех обсмотришь, обо всем передумаешь. Тем более граждане теперь стали покультурнее: нарушают редко. Этак, смотришь, через несколько лет наших постов и не нужно будет. Вот разве только на стадионах в дни футбольных матчей…

И вот, знаете, заметила я у себя на сквере одну парочку. Аккурат они у второй скамейки всегда встречаются. На ней такой берет-пушистик, шубка с серым каракулевым воротничком и белые ботики. А он — в армейской шинели, но погоны сняты, и шапка из цигейки армейского образца, тоже без звездочки… Оба, знаете, такие молодые, симпатичные, веселые… Встретятся и воркуют. Только и слышишь: «Коля, знаешь, у нас на фабрике…» — «А у нас на заводе, Тонечка…»

Смотришь на них и сама улыбаешься.

А тут под Новый год собрались они целой компанией — человек восемь. Все молодежь, хороший народ. Один только мне не понравился. Который с гитарой. Гитара вся в бантах. А у самого брови подбриты, как у девчонки; волосы завитые, как у девчонки; лицо напудренное, как у девчонки. И зовут его как-то не по-человечески — там Васей или Петей, а — Альберт. Он вертится, старается всех рассмешить и сам таким противным хохотком заливается: «Хе-хе-хе…»

Аккурат я в тот вечер дежурила с девяти вечера до часу. И я еще была на посту, когда обратно прошли мои голубчики, то есть Коля и Тоня. Я на них смотрю и глазам не верю. То всегда они ходили под ручку, склонившись друг к другу — так, знаете, треугольником. А тут он идет впереди, она — сзади. И лицо у него сердитое, говорит злым голосом:

— А чего ты-то оттуда ушла? Пожалуйста, танцевала бы со своим Альбертом вволю!..

— Коля, я ведь с ним всего два разочка протанцевала. Не могу же я всем говорить, что я — только с тобой…

— Если тебе мало, возвращайся назад и танцуй еще двадцать раз!

— Коля, ну за что ты меня мучаешь?!

— Нет, это ты меня мучаешь!

«Ну, — думаю, — картина известная: ревность номер семь без привода в отделение». И так мне их жалко, хочется даже помочь. А как? Разве милиция имеет право вмешиваться в тихую ревность? Вот если буйная стадия, тогда — да. Тогда мы можем ликвидировать. Например, разве тот же Отелло успел бы задушить эту свою Дездемону, если бы на острове Кипр милиция работала нормально? Да ни за что!..

Но это дело — давнишнее. Нашего отделения Отелло не касается. А вот Коля с Тоней — те просто у меня на глазах допускают ненормальности. Я смотрю, они, не прощаясь, — в разные стороны. Она идет-идет и обернется на него поглядеть. А он идет, не оглядываясь. А за угол зашел, притаился и смотрит на нее… Ох, и народ — эти мужчины! Мне на посту все видно!

На другой день ровно в восемь заявилась она на сквер. Походила-походила, посидела-посидела — нет его… Так и ушла ни с чем. А в девять он заявляется. Тоже ходит, вздыхает, со скамейки на скамейку пересаживается… И тоже ушел, не солоно хлебавши.

И назавтра в восемь она опять пришла. И можете представить: пока она горюет на своей скамейке, подходит тот самый Альберт, который еще с гитарой. Увидел Тоню, подсел, кудрями трясет, туфли на нем на манер сбруи с бляхами. Так и рассыпается перед Тоней.

Вижу, Тоня вся затряслась: не дай бог Коля сейчас покажется, увидит ее с этим фертом… Она оглядывается по сторонам, отвечает без интереса. «Да. Нет. Необязательно…» Потом вскочила, говорит:

— Ну, до свидания, я очень тороплюсь…

И убежала. Вовремя убежала: только после нее Альберт убрался со сквера, с другой стороны подошел, значит, сам Коля.

И вот они, знаете, целых шесть дней ходили по скверу так вот, вразбивку. Она уйдет, он придет. Она уйдет, он придет… А я смотрю и думаю: «Как мне теперь это движение отрегулировать?»

Хорошо. И вот, значит, на седьмой день появляется моя Тоня. Личность совсем расстроенная. Шагает, вздыхает, делает проверку всем скамейкам… Ну, думаю, была не была, вмешаюсь я в это дело!

— Гражданочка, — говорю, — можно вас на минуточку?

— А что такое?

— Я, конечно, извиняюсь, но мне даже при исполнении служебных обязанностей жалко этого парня, которого вы мучаете.

Она говорит:

— Какого парня?

— Конечно, я говорю про вашего Колю.

Вижу, Тоня моя краснеет, как флаг, и бормочет:

— Это он меня мучает, а не я его…

— Не отрицаю. Он с вами в свою очередь обращается не как положено. На это ему милиция укажет. Но имейте в виду, что он вот уже шесть суток ходит сюда на сквер, как часы.

— Из-за меня?!

— Нет, скорее всего из-за Альберта…

Она опять покраснела и просит:

— Товарищ милиционер! Посоветуйте мне, как девушка: что же мне теперь делать?

— А вы подождите еще с полчасика. Тем более вы всегда навещаете сквер к восьми часам, а у него дома терпение лопается к девяти.

Ну, посидела она на скамейке еще, повздыхала от меня тайком (думала, я не вижу, а мы все замечаем). И действительно: в девять часов Коля делает первый заход на сквер. Я подаю команду:

— Прячьтесь, пока он вас не увидел!

— Зачем?

— А затем, что, если увидит, начнет притворяться, что не сюда шел. Я этих мужчин во как знаю!

Схоронилась она за деревом. А Коля подошел, сел на ту же самую скамейку номер два и в свою очередь вздыхает. Дала я ему посидеть минут пять, потом подхожу и говорю:

— Гражданин, кого вы дожидаетесь?

Он смутился, бормочет:

— Да тут у меня одна знакомая…

— Шубка с серым воротником, белые ботики, звать Тоней?

— Вы ее видели? Сегодня?!

— Она вас дожидается, как и вы ее.

— Нет, правда?!

— Гражданин, милиции по уставу врать не положено.

И глазами подаю Тоне сигнал. Она вышла из-за дерева. У Коли появляется улыбка — аж до ушей. И спрашивает он:

— Ты?

— Я.

— А это, — он говорит, — знаешь, я…

— Я вижу, — отвечает Тоня, и у самой такая же улыбка во весь рот.

Ну, и я вижу: договоренность налаживается. Отхожу в сторону. Только издали замечаю, что теперь он ее держит уже за руку, а оба так и не могут прекратить улыбаться. И так мне от этого приятно… Теперь, думаю, им никто не помешает. И точно накликала я!

Гляжу — по переулку прямо идет этот Альберт! И еще сигарету покуривает через толстый мундштук. Я думаю: ну как же мне его задержать? Ух, ты! Вот когда мне обидно, что должна я соблюдать полную законность. Ну, не за что мне его не допустить на сквер!

И вдруг я вижу: он вынимает из мундштука окурок, бросает на тротуар… Вот за это, думаю, спасибо! Это мне подарок!.. Принимаю официальное выражение лица и говорю служебным голосом:

— Гражданин, одну минуточку!

— А? Что?

— Зачем же вы, гражданин, нарушаете?

— Я?

— Вы! Окурок вы сейчас бросили?

— Ах, это… ну, бросил…

— Нет, не «это»! Вам, гражданин, никто не давал права так вести себя в условиях, когда мы стараемся весь город держать в полном порядке. Вот вы сами как будто грамотный, на гитаре играете, должны бы вроде соображать, что к чему. Так?

Ну, и пошла, и пошла… Слава богу, внушение сделать мы умеем!..

— Подымите окурок, гражданин! Подымите, подымите! Вот так! Теперь отойдем в сторонку… Что же у вас в таком случае получается? Вместо того чтобы способствовать поддержанию чистоты как на улицах, так и в помещениях, вы позволяете себе откровенно замусоривать…

Я сама рассуждаю, а сама все поглядываю на скамью: сидят они там еще? Сидят! Я тогда давай опять журчать:

— Вот вы вдумайтесь, что именно сейчас вы сделали? Вы, может, считаете, что это мелкое дело — бросить окурок. А вы прикиньте: сколько у нас в городе жителей? Если каждый житель кинет только один окурок в день, у нас же получится гора «Казбек» и других сортов. Так?

В общем, не выдержал мой Альберт. Смотрю — пятится от сквера, пятится, а сам в кулаке окурок несет, ровно воробья живого: аж трепыхается у него кулак. Я тут нарочно отвернулась, будто в планшете ищу квитанцию… Он тогда прыг в сторону и бегом от меня!.. Мне и смешно, и нельзя громко смеяться: все-таки я при исполнении…