Терем-теремок (Юмористические рассказы) - Ардов Виктор Ефимович - Страница 8

Вернулась я к моим друзьям: они уже по-прежнему треугольничком держатся. И воркуют на полный ход. Я гляжу на них и радуюсь: все-таки это мое достижение, правда?

Вот что значит другой раз учесть такую мелочь, как тот же окурок. Весь вопрос решил этот несчастный клочочек табаку с пеплом. Ясно? Ну, я пойду, граждане. Желаю здравствовать!

КОСЯКОВ РАСШИРЯЕТ КРУГОЗОР

— Разрешите войти, Пал Палыч? — почтительно спросил один из сотрудников базы, приоткрыв дверь в кабинет к управляющему тов. Косякову.

Тов. Косяков сидел за столом и на вопрос ответствовал не сразу, увлеченный подписыванием бумаг:

— А, это ты, Гурбенко… Ну, войди, войди… Чем сегодня порадуешь?

Сотрудник деликатной иноходью приблизился к столу, положил поверх папок толстую книгу и, указывая рукой на нее, доложил:

— Сегодня, если разрешите, Пал Палыч, будем прорабатывать «Войну и мир» Льва Толстого…

— Постой, постой. «Войну и мир» ты мне уже докладывал.

— Совершенно справедливо. Только то были первый и второй тома, а это — третий…

— Сколько же вообще этих томов?

— Всего четыре, Пал Палыч. Больше не будет.

— «Но будет»… Утешил! И так я с твоей «Войной и миром» второй месяц вожусь. Отстал от современной литературы, если хочешь знать. Вон, говорят, какой-то Серафимович написал еще что-то про чугунный ручей…

— Не чугунный, а железный. И не ручей, Пал Палыч, а лоток. Только это было лет сорок тому назад.

— Ну вот, видишь… А я до сих пор не имею времени ознакомиться. Я, правда, никогда ее не любил — эту художественную литературу. Еще когда в техникуме учился, то ребята наши кое-что почитывали, я помню… А я, бывало, только как уезжать из общежития на каникулы, заглядывал в библиотеку — знаешь, с этим «бегунком», с листочком… насчет того, что книг за мной не числится… Но теперь стали нажимать, на это дело. Третьего дня, например, в райкоме намекали: «Отдельные товарищи не растут, не читают беллестристики…»

— Белле-тристики, Пал Палыч. У вас в середке лишнее «с» произнесено…

— Разве? Ну, неважно… Да. Говорят: «Отдельные работники мало расширяют кругозор». Не могу же я в райкоме заявить, что именно ты ограничиваешь мой кругозор!..

— Помилуйте, Пал Палыч… Разве ж я осмелюсь?.. Все, что могу, делаю в данном смысле. В прошлом квартале сказки Горького для вас законспектировал. На Гоголя такую картотеку сделал, что хоть в музей выставляйте: отдельно — персонажи, отдельно — пейзажи, отдельно — афоризмы и прочие красоты стиля… Опять же из «Онегина» цитаты и выписки подработал, а они, между прочим, в стихах…

— А за что я тебя держу? Если хочешь знать, твою штатную единицу мне уже который год норовят срезать.

Пристают: «Ну, зачем вам нужен второй плановик?» А я не соглашаюсь на сокращение. Придумывал разные там доводы: зачем мне требуется плановик номер два… Но ты за это обязан наращивать темпы расширения моего кругозора. Ты мне темпы давай!

— Слушаюсь. Буду стараться еще более сжато, так сказать… А сейчас, если разрешите, я вас кратенько проинформирую касательно третьего тома «Войны и…».

— Ладно, выкладывай. Только, знаешь, давай без этих… без художественных красот и разной там психологии. Ты факты подавай. Факты и цифры. Ясно?

— Конечно. Буду стараться, чтобы уложить всё данное произведение в… В общем и целом, Пал Палыч, третий том посвящен как раз Отечественной войне 1812 года…

— Ну, это я сам знаю: Наполеон, Бородино, пожар Москвы, Суворов…

— Кутузов, Пал Палыч, а не Суворов…

— То бишь Кутузов. Я знаю. Полный такой. Еще один глаз у него не работал… Ты мне конкретно расскажи, что с ними со всеми потом сделалось; там еще такая девчонка была, потом один толстяк, потом ряд офицеров…

— Точно! Наташа Ростова, Пьер Безухов, Андрей Болконский, Николай Ростов, Васька Денисов и…

— Вот-вот, я же помню, что их — целая орава… Знаешь что, брат Гурбенко? Ты приготовь-ка мне лучше какой-нибудь такой… м-м… подробный график на них на всех. Ну, на каждое действующее лицо анкеточку. Кто родители, чем занимались, что прежде делал. А потом и сводную таблицу. На этой таблице дашь, понимаешь ли, скажем, линию Наташи — голубой краской, Пьера — так, что ли? — коричневой. У Васьки у этого будет зеленая линия… Тогда я разложу перед собой все материалы и — того, пойму все быстро, с охватом, во взаимодействии, так сказать, всех элементов. Тебе ясно задание?

— Яяяясно…

— Ну вот, ступай теперь. Скажешь там, чтобы подали мне на подпись, если что есть еще…

— Слушаюсь…

— И смотри, ты отчетность по «Войне и миру» не задерживай. В темпе чтоб! Оперативность покажи… Нам уже давно пора бы заняться «Анной Карениной». Тоже путаная история с этой Анной, насколько я могу понять… Недавно мне замнач нашего управления Прохоров говорит: «Если вы меня будете резать с транспортом, то я окажусь как все равно „Анна Каренина“ — под поездом». А я стою дурак дураком, понятия не имею: кто такая? Из-за чего полезла под поезд?

— Так ведь я же вам грубо ориентировочно докладывал уже, что как раз Анна Каренина…

— Ладно, сейчас мне некогда. Потом подработаешь тоже и проинформируешь меня. А теперь иди… Нет, нет, «Войну и мир» оставь на столе. Это тоже свое действие оказывает, если на столе — художественная литература. Ну ступай… Да-да! Войдите! Кто там?

— Вы позволите, Пал Палыч?

— А, давай, давай, Свистунов… Так вот, Гурбенко. У меня к тебе все. Ступай и готовь мне сводку, о которой мы говорили. Садись, Свистунов. Книгу можешь отодвинуть. Не место ей, конечно, среди деловых бумаг… Но уж больно я люблю литературу. Вот взялся «Войну и мир» перечитывать, оторваться нельзя. Особенно там эта Надежда Ростова…

— Она — Наташа, Пал Палыч..

— Или Наташа… В общем, целиком и полностью поэтический образ. Потом этот… Пьер Безусый…

— Безухий он. Даже — Безухов…

— Разве? Хотя да, именно Безухов… Ну, и другие там поэтические типы… Так что у тебя там, Свистунов?

— В отношении снабжения метизами я пришел. Варакуксинский завод задерживает наши наряды, Пал Палыч…

И завязался деловой разговор. Проблема расширения кругозора П. П. Косякова временно была отложена.

ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ РАБОТНИК

На афишах и в программах про этого артиста писали так:

И надо сказать, Павел Смычков весь вечер пользовался большим успехом. Ему аплодировали, его шутки и трюки пересказывались в городе на другой день после спектакля. Более того — самого Павла узнавали, если он показывался на улицах. Скажут: слава артиста краткосрочна — едва успеет он покинуть населенный пункт, как уже и забыли его те самые люди, что хлопали и смеялись, плакали на его выступлениях и бросали цветы…

Возможно, конечно, что успех скульптора-монументалиста или эпического поэта — прочнее. Но в пользу нашего молодого героя говорит то, что его всегда узнавали, если жесткий цирковой «конвейер» (так называют систему гастролей в наших цирках: артисты перемещаются из города в город, как бы по «конвейеру»), если «конвейер», говорим мы, возвращал Павла Смычкова через год или два в город, где уже висели однажды афиши с приведенным выше сообщением: «Весь вечер в паузах Павел Смычков…»

Неизвестно, конечно, сохранилась бы память о Павле, буде он отсутствовал в данном городе десять или пятнадцать лет. Неизвестно по той причине, что Смычков работал в системе цирков всего только пятый год. Как, однако, молодой человек делается коверным клоуном?