Воскрешающий легенды (СИ) - Ермашев Тимур - Страница 12

Амантай оказался более чутким надзирателем. Он вовремя разглядел опасность и убил ойрата раньше, чем тот смог навредить Жангиру. Найман спокойно окинул всех взглядом, вытер лезвие кинжала о ткань рубахи убитого. Затем снова заткнул оружие за пояс и вернулся в свою прежнюю позу с таким видом, будто ничего не произошло. Повисла пауза, которую первым нарушил султан:

— Как твое имя, батыр? Чей ты сын?

Амантай прижал кулак к сердцу, почтительно поклонился и лишь потом заговорил:

— Я — Амантай, сын Калижана из рода найманов.

— Я рад, что в моем войске будут сражаться такие парни, как ты. Тебе нестрашно доверить спину. — Казалось, султан сказал это вполне искренне.

Мирас поймал взгляд Кульмагамбета. Тот был чем-то насторожен, но не давал эмоциям овладеть собой. По его морщинистому лицу трудно понять, чего следует ожидать: наказания за то, что подвергли опасности жизнь султана, или все-таки благодарности за спасение этой самой жизни.

— Унесите его и похороните по-человечески, — велел Жангир. — Это достойный враг. Даже зная, что его непременно убьют, попытался напасть на врага своего повелителя.

Мирас и Амантай подхватили безжизненное тело и потащили его вон из юрты. Из раскрытого рта ойрата продолжала стекать густая струйка крови, оставляя на пестром ковре неровную красную полоску.

«Все-таки влетит нам сегодня! — подумал Мирас. — Такая красота по нашей вине испорчена!»

Уже сумерки простирали свои объятья над Тянь-Шанем, а поток приезжающих все не убывал. Казахи стекались маленькими группами — каждый аул отправил от силы по три-четыре джигита. Жангир ожидал этого. Все предпочитали безраздельно править своими землями, чем признать власть единого хана. Казахи раздроблены и разбросаны по всей Великой степи, и не было такой силы, которая заставила бы их сжаться в единый кулак, как прежние времена.

Вопреки пересудам, гулявшим по степи, султан Жангир никогда не желал власти над всеми казахами, хотя отец, хан Есим, воспитывал его как будущего правителя, поскольку именно в нем, а вовсе не в первенце видел своего наследника. Впрочем, с мнением хана, как обычно, многие оказались не согласны. Вернее сказать, бóльшая часть степной элиты вообще не хотела, чтобы у Есим-хана был преемник.

Как знать, быть может, если бы старший брат Жангира Жанибек сумел зубами вгрызться в отцовский трон, то он смог бы навести порядок. Увы, казахи не приняли Жанибека. У Жангира просто не оставалось другого выхода, так как ханство погружалось в хаос. Грызня между племенами грозила вот-вот перерасти в междоусобную войну. Соплеменникам нужен был сильный лидер, и сыну Есима пришлось стать таковым.

К ночи лагерь зашумел множеством молодых голосов. Это вернулись в аул те, кто прибыл раньше и весь сегодняшний день провел в ближайших горах на вырубке елей, необходимых для предстоящей битвы. Сарбазы отдыхали после изнурительной работы. То тут, то там вспыхивали костры. Аульные хозяйки колдовали над ужином.

Этими отчаянными женщинами были матери некоторых жигитов. Жангир разрешил им остаться только до конца завтрашнего дня. Так как послезавтра, по данным разведчиков, ойраты собираются войти в ущелье Орбулак, которое и стерег султан. Иначе нельзя. Не каждой матери удастся совладать с собой при виде окровавленного тела своего ребенка. Но даже не это самое страшное. Страшнее — не дождаться его с битвы. В детстве Жангир часто встречал старушек, которые до самой смерти продолжали ждать своих сыновей, сгинувших в жестоком бою.

Однако до сражения еще оставалось время, и Жангир не хотел лишать матерей возможности подольше побыть со своими пока еще живыми детьми.

Сам султан есть не хотел. Аппетит у него пропал сразу после разговора с ойратом. Он был поражен тем, как смело, если не сказать нагло, вел себя пленный. В его взгляде читалось только одно — ненависть к врагу. Все-таки Эрдэни-Батур был правителем от бога, коли сумел заставить подданных поверить в свою идею.

Ойрат даже не пытался что-то скрыть от казахского султана. Он рассказал и о численности армии, и о командовании, и даже немного о тактических планах — словом, обо всем, что следовало знать о противнике. Пленник явно не верил в то, что столь маленькому войску казахов удастся остановить наступление ойратских орд. Слово в слово султан запомнил последние слова ойрата, сказанные им до того, как он испустил дух.

«Мой повелитель сметет твоих казахов, подобно тому, как коршун одним взмахом крыла способен смести целый муравейник… — шипел вражеский лазутчик. — Нас пять туменов, и мы идем за тем, что должно принадлежать нам. Вы, казахи, разжирели на привольных пастбищах, сами уподобившись баранам. Нам даже не понадобится выгонять вас — сами побежите. А если такой безумец, как ты, и посмеет выйти против нас, его едва ли поддержат остальные. В этом я убедился. Ты ведь уже был у нас в плену, сын Есима. Лучше поспеши склонить голову перед владыкой степи Эрдэни-Батуром, сыном Хара-Хулы!»

Если каждый ойрат в войске Эрдэни такой же бесстрашный, как этот отчаянный воин, Жангиру действительно придется несладко.

Одни входили в юрту, другие выходили, но обитель султана ни на миг не пустела. Наконец Жангир поблагодарил всех собравшихся и попросил оставить его наедине с батырами. При этих словах на лицах многих присутствовавших появилось выражение недовольства, чему в тот момент султан не придал особого значения. Ему необходимо было обсудить план предстоящей битвы с давними соратниками, имевшими в военном деле гораздо больше опыта, нежели остальные бии и старшины. Разработка тактических действий не должна превращаться в базарный спор дилетантов.

Когда все, кому следовало покинуть юрту, сделали это, за порогом раздалась какая-то возня. Верный слуга, неотступно следовавший за Жангиром всюду, — Маралбек из рода Керей, осторожно нырнул внутрь юрты и, тихо ступая, направился к султану. Он остановился в шаге от правителя, склонил голову и приложил руку к сердцу.

— Говори, — разрешил Жангир.

— О почтенный султан, мы поймали каких-то странных людей. Один из них урус, второй утверждает, что казах. Возможно, тебе будет интересно с ними побеседовать.

— Урус? — удивился султан. — Пожалуй, это действительно любопытно. Неужели урусам интересна грызня между кочевниками? Вели привести их.

Маралбек быстро удалился, но вскоре вернулся в сопровождении двух молодых людей. Одеты они были действительно странно. Ноги обоих обуты в причудливые цветные башмаки. Необычными выглядели и штаны, сшитые из невиданной, местами потертой синей ткани. Обрезанные на предплечьях рубахи с замысловатыми рисунками и непонятными надписями иноземцы носили на выправку.

Пока султан изучал доставленных пленников, которым, от греха подальше, связали руки, сами пришельцы изучали помещение. Особо нагло вел себя урус. Он без стеснения шарил глазами по развешанным на стенах коврам и остановил взгляд только на висевшем за спиной Жангира мече, изготовленном специально для султана бухарскими мастерами.

Второй отличался от первого лишь монгольскими чертами лица. Он вел себя куда скромнее и стоял с опущенной головой. Судя по всему, понимал, перед кем оказался. Ойрат?..

Наконец Жангир заговорил. На всякий случай на ойратском:

— Кто вы и что вам здесь нужно?

Язык, на котором прозвучал ответ, очень напоминал казахскую речь, но ее портил незнакомый сильный акцент:

— Я Максат, сын Маруана. Из кипчаков…

Пожалуй, единственным человеком, который радовался возвращению Максата и Жеки, был Мирас. Не то чтоб другие отнеслись к друзьям враждебно. Просто всем остальным, занятым своими делами, было не до них. Даже старик Кульмагамбет ограничился лишь словами приветствия.

Максат, хотя и был лишь на несколько лет старше Мираса, искренне считал, что имеет право называть себя его отцом. Ведь этот молодой казах — плод его воображения! А вот Жека относился к персонажу еще не оконченной книги вполне по-дружески. Их сближение произошло после памятного поединка с Амантаем.