Я вернусь через тысячу лет - Давыдов Исай - Страница 63

• Предыдущая
• 63/74
• Следующая

– Я тоже знал.

– Про меня?

– Да.

– Ты прав. Я вспоминала. Точнее – не забывала.

Мы несколько секунд молчали и не отрывали друг от друга взгляда.

Потом Сумико тихо, почти одними губами, без голоса сказала:

– Ну, вот и все...

Я не понял.

– Что – все?

Она робко, неуверенно улыбнулась.

– Иди, Сандро. Беги. И знай, что я всегда помню о тебе. Всегда!

Я прижал к губам ее маленькую, смуглую руку и зашагал прочь. Не мог говорить больше. Не потому, что некогда. Внутренне – не мог. Да и о чем говорить, когда главное сказано с первых слов и когда это главное – боль, от которой нет и не будет лекарства?

Если бы я знал тогда, что вижу ее в последний раз! Если бы знать наперед хоть что-то из своего будущего!.. Добьется ли этого когда-нибудь человек? Но останется ли он человеком, добившись этого?

Всю обратную дорогу из Нефти я думал о том, что было бы, если бы вдруг в нашу лабораторию, вместо этого неизвестного мне Ната О'Лири, пришла Сумико. О том, что было бы, если бы мы работали с ней рядом. Каждый день. С утра до вечера. Наверно, мы стали бы задерживаться по вечерам, чтобы доработать какие-то схемы. Это получалось бы само собой, стихийно, но неумолимо. Наверно, мы вместе возвращались бы на биолете по вечерам в Город. И оба сидели бы всю дорогу напряженные, натянутые, как струны, мучительно ожидая и боясь чего-то. Наверно, в конце концов мы не сдержались бы...

Нелепые, дикие, ни с чем несообразные мысли... Я очень хорошо понимал, что все это абсолютно, совершенно невозможно, нереально. Но, как больной, думал и думал о Сумико, не в силах переключиться на что-нибудь другое.

Уже перед самым Городом Грицько напомнил мне:

– Так завтра я приволоку на космодром Ната! Хорошо? Он сейчас не в поле...

Я кивнул машинально и только потом понял, о чем была речь.

Из Города на космодром я летел один – мы с Бирутой все еще жили на корабле, – и чувствовал себя выжатым, обессиленным и каким-то ватным. Словно весь день таскал каменные глыбы, а потом кто-то бесшумно и безболезненно перебил мне все косточки до единой. Даже фаланги пальцев.

О Сумико я уже не думал. И, кажется, вообще ни о чем не думал.

...Нат О'Лири оказался громадным, рыжим, веснушчатым и улыбчивым. Лицо у него было таким широким и добродушным, улыбка – такой по-детски открытой, как будто он заранее видел в каждом близкого друга, родного брата, и готов был немедленно, сию секунду, обнять первого встречного и в порыве безудержной любви расплющить о свою могучую грудь.

– Разбираешься в киберах? – спросил я.

– Немного. С геологическими справляюсь.

– И променяешь поле на лабораторию?

– Так не навсегда ж! – Он растянул в безбрежной, добродушной улыбке толстые бледные губы. – Ты не был на Юге, Тарасов!.. Этим полуостровом заболевают, как на Земле – Арктикой... Хоть киберов туда забросить! Вернемся же мы! Надо готовить это возвращение! Вот и Амиров передает...

Вчера вечером передали по радио новую пленку Марата. Он сообщал, что после двух удачных “охот” на бычков ему стали доверять больше, и теперь он потихоньку подбивает старейшин племени обложить нас данью – из посуды и мяса – и прекратить войну. Старикам в племени ра эта идея вроде понравилась. А вот мне – не очень. Как-то противно чувствовать себя данником, хотя бы и понарошке. Как-то это унизительно. Можно все отдать – только на равных. Впрочем, Марату там виднее. Может, и будет толк от этой детской игры?

...Мы недолго выясняли отношения с Натом О'Лири. Он хотел у нас работать и мог работать. Это главное. Чего тут еще выяснять?

С пятым работником лаборатории я решил не спешить. Пятый должен быть специалистом – это уже ясно. Иначе у нас получится не киберлаборатория, а черт знает что. Только где его взять, этого пятого? Из большой бригады Заводского района? Из той, где Женька? Больше-то неоткуда.

Так и получилось – пятый появился оттуда. Точнее – не пятый, а пятая. Бойкая и остроумная, кудрявая и темнокожая Ружена Мусамба, родившаяся в Варшаве и выросшая на берегах Конго, пришла в нашу лабораторию уже тогда, когда нам дали помещение и когда мы втащили в это помещение первые ящики с деталями нашей собственной, лабораторной вычислительной машины.

Мы, отдыхая, сидели на этих ящиках, и Нат раскуривал короткую трубочку, когда по лестнице звонко процокали каблучки, и в дверях нашего большого, главного зала появилась точеная женская фигурка. Не в рабочем костюме – в коротком красном платье. Появилась – и застыла у входа.

Женщина оглядывала пустой, звонкий зал и нас в этом зале – оглядывала спокойно, деловито, совсем не робко. Не как гостья, а как новая хозяйка оглядывает предоставленную ей квартиру, из которой только что выехали другие жильцы.

Потом женщина медленно, неторопливо, по какой-то очень точно прочерченной прямой направилась к нам.

Мне сразу понравилось, что она прошла по такой точной прямой. Я давно уже заметил – кто прямо ходит по земле, тот прямо ходит и в жизни. А кто любит петлять – петляет везде.

Мы сидели молча, и в пустом зале размеренно, звонко, как падающие капли, цокали ее каблучки – цок, цок.

Женщина улыбнулась, поздоровалась, спросила:

– Вы и есть киберлаборатория?

Один за другим мы поднялись с ящиков, тоже заулыбались.

Грицько ответил:

– Мы и есть.

Ни он, ни я еще не знали, кто эта женщина. А Бруно и Нат знали, но молчали.

Впрочем, в тот момент я еще не думал, что они ее знают. Как-то вылетело из головы, что уж Нат-то должен тут знать всех, кроме тех, кто прилетел с нами.

– А кто из вас двоих Тарасов? – спросила женщина.

– Почему из двоих? – поинтересовался я. Женщина улыбнулась.

– Уж не думаете ли вы, что я не умею считать до четырех?

– Это Мусамба! – наконец представил ее Бруно – Ружена Мусамба. Наша лучшая программистка.

– Ты удивительно щедр на комплименты, Бруно, – поблагодарила его Ружена. И ласково осведомилась: – Может, ты обижен на меня?

– Вроде не за что.

– Вот и я удивляюсь. Я слегка поклонился:

– Тарасов.

– Мне сказали, что у вас в лаборатории еще нет программиста.

– Хотите попробовать?

– Вы не очень-то любезны. Особенно, если учесть вполне искренние комплименты Бруно.

– Что вы! Я верю ему, как богу! Поэтому и...

–...сразу ставите ограничения? – перебила меня Ружена. Я демонстративно поднял руки вверх.

– Пощадите, Ружена! Я уже понял, что такая женщина, как вы, может быть только лучшей программисткой. И никакой другой! Окажите нам честь!

Я показал на ящики. Больше негде было посадить ее.

– О! Это другой разговор. Вы делаете успехи, Тарасов! Даже быстрее, чем лучшая из машин, которых я обучала.

– Бруно, конечно, младенец перед вами – по щедрости комплиментов...

– Вас, кажется, зовут Александр? – поинтересовалась Ружена.

– Так точно.

– Сандро, – уточнил Бруно. – Мы зовем его просто Сандро.

– Меня это вполне устраивает, – Ружена улыбнулась. – Так вот, Сандро, можно ли считать законченной официальную часть нашей беседы?

Я пожал плечами.

– Наверное. Если вас всерьез интересует лаборатория...

– Излишнее уточнение. Иначе бы я к вам не пришла... А теперь чисто деловой вопрос – что я должна делать сейчас?

– Посидите с нами. Мы отдыхаем. С вами отдыхать будет веселее...

Она весело пришла к нам, она весело и работала. И позже, когда мы вымучивали своего “Первенца” – первого на Рите самостоятельного кибергеолога, когда у нас порой все спотыкалось и от отчаяния опускались руки – одна Ружена без устали шутила и не переставала что-то делать. И нам становилось стыдно за свою недолгую слабость, и мы тоже потихоньку начинали шутить и снова брались за работу.

Ружена действительно оказалась превосходной программисткой. Но даже если бы она была программисткой самой посредственной, она все равно стала бы незаменимой у нас уже только из-за одного своего характера.

• Предыдущая
• 63/74
• Следующая