Операция «Катамаран». Падение. После похорон - Фалуш Дьёрдь - Страница 63

— Теперь все позади, — тихо сказала Анна.

— Конечно, — подтвердил директор.

Когда Анна Нильсен вернулась в отделение, она услышала, еще проходя по коридору, громкие голоса Поульсена и самого младшего своего сотрудника, Йоргена Тофта, споривших в тесной приемной, плотно набитой столами, полками, шкафами, сейфами. Из нее вели двери в три кабинета, занятые Анной, Клейнером и Франком. Еще одна дверь в комнату, предназначавшуюся для допросов и бесед.

Поульсен был разумный и старательный служащий, но не обладал большой фантазией и инициативой. По этой самой причине он до сих пор и, видно, уж надолго оставался всего лишь сержантом, хотя и приближался к пятидесяти годам. К этому можно было добавить полное отсутствие чувства юмора, что, в свою очередь, служило причиной горячих споров, в которые он вступал, не понимая, что коллеги хотят подшутить над ним.

Поульсен особо не обращал внимания на шутки товарищей, но нередко ярость была его единственным оружием. В действительности Поульсен не был так уж недоволен своими коллегами. Он хорошо знал, что те, в свою очередь, испытывают огромное уважение к нему за чувство товарищества и готовность прийти на помощь. Вообще любят его. Анне тоже нравился Поульсен.

Совсем по-иному с Йоргеном Тофтом, которого она сразу не полюбила. Если бы она сама набирала людей, то, конечно, не взяла бы его. Но он в штате с апреля месяца. Он просто горел на работе от энтузиазма, но, глядя на него, каждый ощущал легкое неудобство. Нельзя было даже представить, куда его занесет.

Тофт разговаривал с ней, с Клейнером и Франком медленно, тщательно выговаривая слова, что в нормальном обществе переносится с трудом. Анна, по крайней мере, этого не выносила. Она привыкла к тому, что послушание абсолютно необходимо, когда отдаются приказы и распоряжения, но взгляды и точки зрения сотрудников нередко создают основу для приказов.

Когда Йорген Тофт отдавал распоряжения, то всегда стремился угадать, что скажут вышестоящие. Из таких людей не получаются хорошие полицейские. Анна пыталась объяснить подобное неопытностью начинающего.

Тофт был честолюбивым молодым человеком в возрасте около тридцати лет, страшно гордившимся, что лопал на службу в уголовную полицию. Не самое лучшее отношение к работе.

Когда Анна появилась в комнате, Тофт выглядел возмущенным. Он резко кричал. Не оставалось сомнений, что на этот раз он вышел из себя. Рука отчаянно жестикулировала, как бы помогая драматическому повествованию.

— И я въехал на Естергаде, поставил машину поперек, чтоб тот парень не мог ничего предпринять, а только остановиться, потому что на тротуаре рабочие ремонтировали канализацию, поэтому я выбрал это место.

Он умолк, давая Поульсену возможность оценить по достоинству его поведение.

— Ну, — торопил его Поульсен.

— И какого черта: парень, не снизив скорость, помчался прямо на «вольво»! Я даже струсил на секунду. Инстинктивно нагнул голову, когда «хонда» с парнем перелетела через мой радиатор. Черта с два, если он не разбил вдребезги витрину «Фетекса». Он сшиб детскую коляску, она хрустнула, как раздавленный сухарь. Я на минуту подумал, что… к счастью, пустую. Ребенок был на руках у матери. Она застыла на месте. Никогда не видел ничего подобного.

Йорген Тофт приостановился. Он заметил вошедшую Анну. Франк распахнул дверь из коридора. Его всегда спокойное лицо сейчас напоминало сморщенную маску:

— Что она… а, ты уже здесь! Мы звонили в ратушу, нам сказали, что ты только что ушла. Все летит к черту. Тофт должен был показать нам и всему Эгесхавну, насколько он ловок и быстр, и он прекрасно доказал.

— Что случилось? — коротко, спокойно спросила Анна.

По-другому нельзя было их успокоить. Франк рассказал о погоне.

— Я ведь вполне определенно сказал, что должны быть не полицейские машины, что его должны повести в центр, где необходимо соблюдать правила. Но Тофт, конечно, думал по-другому и приперся в полицейской «вольво», как на пожар.

— Я был поблизости и услышал тебя по радио. Я не знал, что парень…

Мягко говоря, Франк был в бешенстве. Анна еще ни разу не видела его таким, но прекрасно понимала его реакцию.

— Замолчи! Напиши все в рапорте. Копию — хозяину «Фетекса», и чтоб все было готово через полчаса, до встречи с корреспондентами. Придется им все объяснять. А ты сам гуляй два дня. Иди домой и обдумай все хорошенько. Если, конечно, хочешь остаться у нас.

Франк вошел вслед за Анной в ее кабинет.

— Он сейчас в реанимации. С ним Клейнер. Шеф хотел говорить с тобой, я только что от него. Он не видит во всем этом ничего смешного.

Франк вышел из кабинета, а Анна бросила портфель на край стола, по-прежнему заполненного делами о преступлениях среди молодежи. К черту это все сейчас! На столе лежала записка. Звонил некто Петерсен из городского отдела школьной психологии, телефон 43-15-75.

Она позвонила по этому телефону и попросила соединить ее с Петерсеном.

— Мы были удивлены, почему вы не пришли? — спросил усталый и немного раздраженный Петерсен.

— Куда не пришла? — удивилась Анна.

— А что, разве Пер вам ничего не сказал?

Она немного помолчала, пытаясь понять суть дела.

— Я еще не была… дома, и что Пер должен был сказать?

— У меня с ним на прошлой неделе был серьезный разговор. Мы договорились, что я побеседую с вами о его трудностях, о возрастных проблемах. Сегодня в 9 утра, а прошло уже два часа. Или он забыл об этом, или все-таки не захотел посвящать вас. Он относится к вам с большим уважением. Оберегает вас от всего. Но мы можем еще раз договориться о встрече. Как насчет девяти утра завтра?

— Да, конечно, — смущенно согласилась она, даже не проверив, свободна ли она в это время. — Что-нибудь серьезное?

— Я бы пока так не сказал, — ответил Петерсен. Сейчас его голос уже утратил оттенок недовольства и формальности и звучал несколько успокоительно, что хорошо подействовало и на Анну.

— Надо обсудить, как складывается жизнь у мальчика в новой школе. Ведь не все у него хорошо, вы согласны со мной?

— Не все, — вынуждена была согласиться Анна.

— Ну так давайте обсудим сейчас, пока не стало хуже.

— Хорошо, — ответила она.

Как и беседа с шефом, разговаривающим с ней будто с десятикилометрового расстояния, хотя она и сидела рядом с ним за столом, так и встреча с корреспондентами прошла скверно. Она не могла умолчать и не назвать имя Йоргена Тофта. Несчастным голосом она рассказала, как полиция предполагает выправить сложившуюся ситуацию.

Факты были таковы, что малый опыт Тофта и его необыкновенное тщеславие заставили полицию серьезно оценить положение дел. Достаточно того, что свидетели, бывшие на улице Естергаде и в магазине «Фетекс», подтвердили, что полицейская машина так близко подъехала к «хонде», что мотоциклисту уже нельзя было затормозить. А один из журналистов сообщил ей, что женщина с грудным ребенком в состоянии шока была доставлена в полицию вместе с Тофтом.

Дьявольщина, думала Анна, пытаясь без оправданий выслушивать нападки корреспондентов.

Анне было приятно снова встретить Нильса Олесена, того самого врача, с которым она познакомилась накануне вечером во время дискуссии. Он собирался куда-то ехать, когда она рядом с ним припарковала свою «вольво» во дворе городской больницы.

— Добрый день! — произнес он из открытой дверцы, пока она закрывала машину.

— Привет, — улыбнулась Анна, хотя улыбаться было абсолютно нечему. Просто подумала, что ее улыбка, предназначавшаяся симпатичному лицу доктора, снимет внутреннее напряжение перед тем, что ожидает ее через пару минут. Иногда десятиминутный послеобеденный сон продлевает день на несколько часов.

— Какие-то силы, очевидно, хотят, чтоб мы снова увиделись, — пошутил он и взглянул на небо.

— Кто знает, может быть, — согласилась она, направляясь к больнице.

— Вы не будете возражать, если мы пообедаем вместе как-нибудь? Понимаю, что повторяюсь.