Морфы: отец и сын (СИ) - Огнев Евдоким - Страница 19

Кто-то сказал, что лагерь в джунглях, где-то через полкилометра. Но лучше дождаться утра, чтоб до него добраться. Утром прорубят к нему дорогу. Пока же джунгли были непроходимы. Материк киберов превратился в спутанный зеленью комок. Одно было плюсом: зелень была неколючая, и неядовитая. Наши учёные уж не стали слишком зверствовать. Ведь они хотели, чтоб кибер «полюбили прекрасное», а не возненавидели его. Но в результате добились противоположного эффекта. Киберы не прониклись прекрасным. Да и я сам не проникся к нему. Уровень кислорода зашкаливал. Кружилась голова. Хотелось лечь на землю и просто лежать, сливаясь с окружающим миром.

Я дошёл до деревьев и завалился в густую траву. Листва словно почувствовала родственную душу. Скользнула ко мне лианами, предлагая укрыться ими, как пледом. Я провёл по листве ладонью, мысленно отказываясь от столь лестного предложения. Не хватало ещё стать частью дерева. Листва послушно отступила в сторону. Тут уже учёные переборщили. Дать зачатки разума траве — это надо быть вымороженными на всю голову. Вроде когда-то таким звероморфы занимались. Они пытались управлять животными. Дали им разум. Потом чуть не оказались порабощены этими самыми животными в рабство.

«Что там слышно по поводу власти и эвакуации? — спросил я сына».

«Мы днём совершили налёт на материк звероморфов. Пытались остановить гниль. Но она сожрала наши растения».

«Потому что это настоящая дрянь,» — ответил я.

«Согласен. Дрянь редкостная. У нас ребята просыпаются с кошмарами и ощущениями, что их самих эта дрянь сожрала».

«Отголоски мыслей родных. Когда родители погибли в этой гнили, показалось, что я был вместе с ними».

«Значит бабушка и дедушка…»

«Они не стали эвакуироваться. Возраст. Им не было бы места на корабле. Вначале поехали к порту, а когда узнали, что ничего не получится, повернули назад», — ответил я.

Как ни странно, но разговор давался легко. Словно не было той боли, которую я тогда почувствовал и не смог осознать, принять, осмыслить. Сейчас всё это казалось странным, дурным сном, который вроде был, но прошёл.

« Главы объявили переговоры. Соберутся на острове и будут решать, что делать дальше. Где жить», — сказал Лешик.

«Подальше от гнили. Похоже придётся нам тесниться на одном материке».

«Отвратительно. Жить с теми, кто стал причиной смерти родных!»

«Тяжелее всех придётся звероморфам. Сам посуди, им придётся жить вместе с народами, которые не только друг с другом передрались, но ещё и их втянули в конфликт».

«Я об этом не подумал».

«Ты ни о чём не думаешь. Видишь только то, что хочешь. Или то, что тебе говорят. Надо думать головой. А ты это забываешь».

«Как будто ты в моём возрасте был умнее!» — Я удивился тому, что он ещё и огрызаться начал.

«Головой думать умел».

« Твоя самоуверенность и правильность убивает! Хочешь сказать, что с рождения ты жил только по правилам?»

«Я старался их не нарушать. Зачем вносить в жизнь суматоху?» — ответил я, пытаясь понять, к чему он клонит.

«Суматоха! Это всего лишь глоток свежего воздуха в жизни. А ты считаешь, что это суматоха! Живёшь, как дерево, что пустило в землю корни. И только думаешь, как не засохнуть, не замечая, что жизнь состоит не только из насущных проблем».

«Но и из войны?»

«При чём тут война? Пап, жизнь — это не война и мир. Движение. Ты же почти засох в своей жизни, несмотря на то что думал только о том, как добыть воду. При этом ты не только сам засох, но ещё и мать засушил. Она ведь поэтому от тебя ушла, что больше не смогла всё это терпеть».

«Терпеть засуху? Возможно. Но не вся вода пригодна для жизни. Море это доказало», — ответил я.

«Ты циничная скотина», — спокойно сказал Лешик, отключаясь.

Угу. Скотина. А он забыл, что такое уважение, раз так себя ведёт и грубит мне, человеку, без которого этого дурака и на свете не было. Воспитываешь детей, вкладываешь в них силу и душу, а в ответ получаешь, что ты скотина, которая не понимает, что такое жизнь. Зато мелкота, которая только вылезла из-за школьной парты — всё знает. Умнее, мудрее, легче на подъём, потому что ещё не сформировалась ответственность. Хотя сам был таким же. В его возрасте. Пока с Милой не познакомился. Пока не узнал, что будет ребёнок. Тогда сразу голова заработала, что я не вправе потакать своим желанием, а надо в первую очередь думать о семье, чтоб они не нуждались и не переживали по лишнему поводу. Но это всё никто не ценит. Им бы только тревог побольше. Поисков чего-то. Воды? Но ведь верно, что не каждая вода полезна. Мила же это на своей коже ощутила.

В листве скользили светлячки. Сразу вспомнилось, как они жили у нас дома. Считалось, что если светлячки прилетают в дом, то это к счастью. Неверная примета. Не от этого покой в дом приходит. Не от этого…

Я почти не спал. Проваливался в забытье, чтоб вновь проснуться. Лианы то и дело хотели меня укутать, поэтому приходилось быть начеку. Как ни странно, после такой ночи тело чувствовало себя так, словно успело отдохнуть. Всё-таки близость к земле и природе для нас многое значило.

Картина на берегу выглядела печальной. Морфы были на тюках, в которых сохранились какие-то вещи. А я свои где-то потерял. Вроде и брал что-то с собой, оставил в комнате у Даны и забыл забрать. Но возвращаться за вторыми штанами на корабль не было мысли. Новая жизнь, так новая. И пусть у меня из всего имущества остались лишь вещи, что были на мне, но при этом голова и руки оставались на плечах. Поэтому переживать по этому поводу я не стал. Проживу.

Где-то к обеду мы поняли о чём говорили военные. Каждый день им приходилось выжигать и вырубать дорогу вглубь джунглей, где располагался лагерь в небольшом городке, который покинули местные жители и заняли мы. Лианы всё равно упрямо тянулись к свободному пространству, стараясь его закрыть. Из-за этого дома представляли собой зелёные холмы, которые не выдерживали тяжести лиан и падали, образовывая развалины. Морфы в лагере жили под открытым небом. Кто-то пытался построить новые дома, но лианы их разрушали. Над этой проблемой ещё трудились учёные, которые пока не представляли как её решить.

Целый научный центр расположился чуть в стороне от города. Там стояли столы с колбами под тряпичными шатрами. Над приборами склонились зелёные головы, которые похоже не чувствовали горечи и гнили, так как вид у них был цветущий. Для меня звучало дико, когда я узнал, что они гордятся монстром в виде лиан, что сделали собственными руками. Для них это был прорыв в исследованиях, которые теперь предстояло остановить. Мила когда-то им помогала. Выращивала питательную среду для лиан, а сын распылял их. Каждый внёс свою лепту в общее разрушительное дело.

Я бродил по лагерю, знакомясь с общей жизнью, и эта жизнь мне не нравилась. Морфы пытались организовать палаточные лагеря и навесы, пытались искать еду, пытались наладить хоть какую-то жизнь, но у них это получалось из рук вон плохо. Большая часть морфов лежала на земле и горевали. Я видел отдельные картины, которая была одна горше другой и чувствовал бессилие. Вернуть жизнь, вернуть смысл народу, который остался без всего — это было почти нереальной задачей. И не моей задачей.

В центре лагеря военные, которые состояли из вчерашних мальчишек по возрасту моего Лешика, пытались вразумить мужчин по возрасту походившим им в отцы. Я подошёл к ним, узнать о чём шла речь. Всё было просто. Мужчины требовали еды и крыши. Они были уверены, что здесь им обеспечат хотя бы минимальные условия для жизни. Военные отвечали, что они делают всё возможное для жизни. В ответ им было обвинение в голоде и нехватке еды для детей.

Еда. Насущная проблема во все времена. Проблема усиливалась в том, что здесь были в основном городские. Чиновники с семьями, учёные, поэты и музыканты, мастеровые с завода изготовителя биологических смесей и химики — они имели лишь отдельное представление о том, как жить и тем более выживать. Я и сам не особо понимал, что нужно делать, но осмотреться тут явно не помешало бы. Хотя как осмотреться, когда вокруг лес из лиан? Или между ними можно было протиснуться? Тут появилась искра любопытства.