Цвет настроения белый (СИ) - Карелин Андрей Дмитриевич - Страница 31

После этой прогулки я засыпаю почти мгновенно. Не верчусь в постели, ни о чём не думаю, не строю планы на будущее, а сплю. Обнимаю подушку, закрываю глаза, улыбаюсь и засыпаю. И мне никто не снится. Мне не нужен ни Сашка, ни Вика, ни этот… как его… Толя. Он хоть и приятный молодой человек, но он мне совершенно не интересен. Похоже, во мне окончательно атрофировалось способность любить, даже как-то непривычно ничего ни к кому не испытывать, лишь пустоту в груди. А некоторые бухают, чтобы этой пустоты не ощущать.

Нет, всё-таки пустота не для меня, я хочу чувствовать, хочу испытывать томящее чувство под сердцем. И пусть мне будет больно, но я хочу. Может, фотки Викины глянуть?

«Не вздумай! – одёргиваю я себя. – Ты сегодня первый день не плачешь из-за неё. Не вздумай всё разрушать. Насладись пустотой, насладись одиночеством как следует. Такое приятное чувство, когда тебе никто не нужен! Наверное, я навсегда останусь одна, всю жизнь проживу и никого никогда не встречу. Помру одинокой старушкой в каком-нибудь доме престарелых. И никто не сможет потом отыскать моих родственников. Такая заманчивая перспектива. Я так соскучилась по одиночеству, так соскучилась по лёгкости под сердцем! Хватит уже с меня страданий! Это так приятно – ничего не чувствовать! Приятно быть всегда одной и ни в ком и ни в чём не нуждаться.

Спасибо, Толя, что показал мне путь! Не думала, что клин клином – такая действенная стратегия. Я даже дрочить не хочу, не хочу больше себя трогать. Моей «кисуле» и так досталось в последние дни, пускай теперь отдыхает. А может, мне клитор удалить и часть половых губ (я слышала девушки такое делают, чтобы не получать удовольствия от секса)? Нет чувств – нет проблем. Я же этого всегда добивалась. Ещё и времени столько освободится.

Долбаная порнуха вызвала у меня зависимость, а постоянный доступ к своему телу и интернету окончательно меня испортил. Нужно завязывать. А может, это влияние алкоголя, может, мне нужно почаще бухать? Буду ходить везде, бухая, зато счастливая, улыбчивая, самовлюблённая Юлечка. Никого больше не буду любить, только себя. А может, краситься перестать и каблуки высокие не надевать, ходить в старье из секонд-хенда. Не-е-е-ет, я слишком себя люблю, чтобы так одеваться! Буду всегда красивой, неотразимой и вечно одинокой. Как же это романтично!

– Саваш! – слышу голос врача и поднимаю голову.

– Который сейчас час?

– Шесть утра, кровь сдавать.

– А-а-ах! – мучительно вздыхаю и поднимаюсь с кровати. Дико болит голова, меня знобит, клонит в сон, я бы сейчас к стене прислонилась и уснула. Но сестра ведёт меня в манипуляционный кабинет, а я уже эту дорожку на память знаю.

В холле кабинета оживление, многие сейчас сдают кровь. У них в шесть утра массовый забор крови, что ли? Оглядываюсь по сторонам, но Толи не замечаю. А я уже соскучилась по нему. Жду несколько секунд, зная его привычку появляться из ниоткуда, но его нигде нет. Захожу в кабинет, протягиваю палец.

– Саваш Юлия, – говорит сестра.

– Ага, – зевая отвечаю я.

– Кровь из вены. – Она надевает мне на реку жгут.

Из вены брать не так больно, но так страшно. Не могу смотреть, как сестра иголкой ищет вену, как заставляет меня работать кулачком, как прокалывает кожу и оттуда капает кровь.

– Можно не смотреть? – спрашиваю я.

– Да, пожалуйста.

Я отворачиваюсь и покорно жду, когда всё закончится.

– Кулачком поработай, – говорит сестра. Господи, ну когда же вы оставите мне в покое?! Мучают и мучают, ну сколько можно?!

– Ай! – громко кричу я, когда она прокалывает мне кожу.

– Больно? – удивляется сестра.

– Нет, пока терпимо. – Чувствую, как шприцем из меня вытягивают кровь. Это так не то чтобы больно. Просто неприятно.

– Всё. – Она заклеивает мне ранку и показывает как держать руку.

Нечастная и измученная, иду в свою палату и ложусь в кровать. Хочется плакать, себя пожалеть, но, слава Богу, я засыпаю. Я буквально проваливаюсь в сон. Я уже так обжилась в этой больнице, прямо как у себя дома.

========== Глава 24 ==========

Утром – звонок. С трудом разуваю глаза. Уже явно не шесть утра, так как в окно лупит майское солнце. Беру трубку.

– Алло, – сонным голосом отвечаю я.

– Юлька, ну ты там как? – Голос мамы.

– Колют, мучают, спать не дают. Сегодня пока без капельницы. Мам, забери меня отсюда! – Я чуть не плачу. Я так люблю поплакаться, люблю, чтобы меня пожалели!

– Я звонила врачу. – Оказывается, у меня есть врач! Почему я об этом не знала? – Он говорит, что ты идёшь на поправку, но тебя надо понаблюдать денёк-другой.

– Так ты меня заберёшь завтра?

– Посмотрим. – Неловкая пауза. – Извини, доча, меня сегодня не будет, начальник попросил задержаться на работе. Я, может, к вечеру зайду.

«Зашибись! Похоже, я навсегда тут застряла».

– Не беспокойся, я тут уже прижилась в больнице, – улыбаюсь я.

– Ладно, не скучай, пока, – говорит мамка и кладёт трубку.

– Пока, – едва успеваю сказать я.

Ещё один день в больнице. Супер! Откидываюсь на подушку и накрываюсь одеялом с головой. Я в «домике», «Посторонним в…»… как ещё сказать? Хочется поплакать, но, видать, закончились слёзы.

– Юлька, привет! – слышу я голос и узнаю его.

Радостная, раскрываюсь.

– Привет, Толя! – улыбаюсь я и смотрю ему в глаза. При свете дня он кажется мне даже симпатичнее. А я не накрашена… хотя какая разница, мы в больнице.

Он кладёт мне руку на щиколотку, и поглаживает её. Мне приятно, и я не спешу убирать свои ножки.

– Ты что, плакала? – спрашивает он.

– Не-ет, нет, что ты! – улыбаюсь ему, стараясь делать вид, что не замечаю, как он меня гладит, а самой так приятно. Как же мне не хватает ласки!

Повисает неловкая пауза.

– У тебя такие гладенькие ножки, – наконец, говорит он.

– Спасибо. – Я не могу скрыть улыбку.

– Ты как-то за ними ухаживаешь?

– Конечно. Пилочки, пемзочки, депиляторы, воск, крема, лак, молочко и лосьон для тела… тебе всё рассказать? Тебе реально это интересно?

– Не особо, – улыбается он и качает головой.

«Даже обидно немного».

Наконец, он набирается смелости и начинает мять мою стопу своими сильными пальцами. Я уже говорила, что обожаю массаж ног.

– Тебе нравится? – спрашивает он.

– Ага, – говорю я и томно вздыхаю. Чёрт, только бы он себе ничего себе не надумал!

Он пересаживается со стула на кровать и берёт в свои руки обе мои ноги. Сжимает их и прижимает друг к другу. Я томно вздыхаю и смотр ему прямо в глаза. А Толя смотрит на мои ножки и продолжает их мять, по очереди разминая каждый пальчик. Я тяну носочек, мне нравится потягиваться по утрам, особенно когда твои ножки кто-то массирует. Чёрт, как же приятно, у меня даже в ушах звенит!

– Они такие изящные! – говорит он. – Мне нравится твой цвет лака.

– Это матовый перламутр, – отвечаю я. Вспоминаю картинку из контактика, как мужчины и женщины называют цвета. Там у женщин по десять названий: фисташковый, цвет весенней зелени, цвет мха и другие, а у мужчин – коротко и ясно: зеленый. Поэтому я уточняю: – Белый.

– Тебе очень идёт, – шепчет Толя. А я даже голову запрокидываю – так мне хорошо. Не в сексуальном плане – что вы там себе надумали? Неужели мне просто не может быть приятно? Хотя мне кажется, что я сейчас кончу. И тут он бережно целует мою ножку. Я как можно сильнее тяну носочек – так, будто на каблучках стою.

– Спасибо, – говорю, – что поцеловал.

– Мне нравятся твои ножки и пальчики. – Он прижимает каждый пальчик по отдельности и продолжает большими пальцами массировать мне стопы. Это дико приятно, я бы даже сказала – возбуждающе.

Толя целует большой пальчик моей правой ноги и упирает её в свой пресс. Это ещё сильнее заводит меня, я уже почти растаяла. Давай, у тебя получилось! Видать, рановато я себя записала в чистые лесби. Хочу секса.

– Прости за мою бестактность, – говорит он.