Загадать и принять (СИ) - Баскакова Нина - Страница 45

— Зачем тогда так напиваться?

— Не знаю, — он пожал плечами и весело посмотрел на меня.

Веселье. Его было много. И в основном благодаря Данко, который дурачился, как мог. Может ему тамадой подрабатывать? Прям талант пропадает. Когда у него начали ноги заплетаться, и он упал, то Гена не выдержал.

— Думаю, тебе пора завязывать, — сказал он, подходя к Данко.

— Не, я еще полон сил.

— Вижу. Только когда они закончатся, тебя на себе жена тащить будет? А если ей захочется тебя в ближайшую канаву уронить? — спокойно спросил Гена.

— Нет. Не захочет, — Данко сел. Протер лицо руками.

— Пойдем домой. А то твой друг прав, — сказала я, подавая ему руку, чтоб помочь встать.

— Мы только начали…

— И закончили. У тебя там ребенок не кормленый, — подковырнул его Гена.

— Серый? Да он сам чего хочешь приготовит. У парня талант. Нет. Не так. ТАЛАНТИЩЕ. Он еще нас всех заткнет за пояс. Станет шеф-поваром. Сеть ресторанов откроет, которые нас на порог не пустят, — Данко со второй попытки все же поднялся. — Нужна ему эта математика.

— Вот и пойдем, попробуем, чего он там наготовил.

— А пошли, — согласился Данко. — Элька, ты не представляешь, как я тебя люблю!

— Ты меня сейчас обнимаешь в порыве чувств или потому что ноги не держат? — сдерживая смех, спросила я.

— И то и другое, — он отлип от меня и пошел обниматься с Геной. — И тебя люблю.

— Угу, пошли, пока ты меня не раздавил, — разжимая его объятья, сказал Гена.

Данко что-то бормотал. Чуть несколько раз не упал в канаву, другой раз его понесло на дорогу.

— Я с тобой пить больше не буду. Больно ты дурной, — сказал ему Гена.

— Ничего не дурной, — возразил Данко. — Ноги длинные, а дорога неровная.

— Он всегда такой?

— Я его не видела пьяным. А вот Сереже довелось. Тогда у нас Данко до чертей допился, — ответила я.

— Не надо! Ты тогда умереть хотела, — возразил Данко. Споткнулся, мы его еле поймали.

— До чертей — это сильно, — сказал Гена.

— Мощно! — пробормотал Данко.

Не знаю, как я бы с ним дошла без Гены. Тот здорово помог, когда Данко начал отключаться. Под конец мы его уже чуть не тащили.

— Надо было его раньше остановить, — сказал Гена, когда мы почти подошли к дому.

— Я побоялась.

— Чего?

— Скажу ему, что хватит, так еще возмущаться начнет. Или еще смеяться будут, что я ему какие-то запреты ставлю.

— Возможно. Я его сейчас не узнаю. Другой человек. Хрен знает, как он отреагирует. Но тебя вроде любит. Два часа только и слушал о тебе дифирамбы, — сказал Гена. — Открывай дверь. А я это бревно к стенке прислоню.

— Я не бревно. Только дерево, — ответил Данко, не открывая глаз.

Это было последнее связанное предложение, которое мы от него услышали. А дальше стало страшно. Ему начали мерещиться какие-то черти, которые тащили его в ад. Этими чертями были мы, которые пытались уложить его в кровать. Сережа пытался нам помочь, но даже втроем мы не могли с ним справиться. У Данко появилась недюжинная сила. Он нас просто раскидывал. Я не увернулась от кулака. Отлетела к стене. Перед глазами поплыли мушки.

— Может его по голове ударить? — предложил Сережа.

— А если удар не рассчитаем? Так дураком и останется, — задумчиво ответил Гена. — Давай его под холодный душ. Пусть помокнет немного.

Наверное, это подействовало. Я не стала наблюдать, чем там дело закончится. Ушла на кухню. Было обидно. Дожили. Теперь еще и синяки замазывать. Вот жизнь райская. В деревянном бараке, с мужем, который как выпьет, так начинает руки распускать, с его друзьями уголовниками. И зачем я на все это согласилась? Даже подходить сегодня не надо было. Собрать чемоданы. Вернуться в Москву. Там бы со Светой чего-нибудь придумали. Так и сделаю завтра. А меня ведь предупреждали, что так будет. Но я не верила. Надо было еще зимой его выгнать. И плевать, что мы женаты.

— Уложили, — Гена вошел на кухню. — В кладовку его отправили спать. Там прохладно, как в погребе. Заодно и в себя придет.

— Я его одеялом накрыл, — сказал Сережа. — Обещал же, что больше такого не повториться.

— Но повторилось. Пусть и спустя полгода. Даже больше времени прошло. Но я не собираюсь терпеть такое, — слезы катились по щекам. Обида и боль. А чего я хотела?

— Успокойся. Не руби сгоряча. Завтра чудак проснется. Будет нормальным человеком, — сказал Гена.

— И будет обещать, что такое не повториться? — я поднялась. Поставила чайник на плиту. Хотелось движения. Выплеснуть обиду. — Я сегодня промолчала, когда он с девицей какой-то обнимался…

— Данко это не замечает, — сказал Сережа. — Я этому тоже удивился, когда он там с кем-то обниматься начал. Он говорит, что даже не замечает этого.

— Есть у него такая фишка. Особенно если компания большая, — согласился Гена. — Может чисто психологически. Страх какой-нибудь. Знаешь, когда кошмары мучают, то ребенок мишку плюшевого обнимает. Так этот обниматься лезет. Для него дико звучало, когда кто-то пытался ему втолковать о границах личного пространства. Все кто Данко хорошо знает, те уже привыкли.

— Все равно…

— Эль, успокойся. Сглупил. Бывает. Норму не рассчитал, — спокойно сказал Гена, как будто для него это было в порядке вещей.

— Может для вас это нормально, но для меня это неприемлемо.

— Мам, только не говори, что мы уедем отсюда. Я против, — сказал Сережа. — Я не хочу бегать по школам. Скоро учебный год начнется.

— Никто никуда не поедет. Сейчас твоя мама поворчит, выпустит пыл и успокоится.

— Не успокоюсь.

— Хорошо, не успокоишься, — примирительно сказал Гена. — Будешь воевать, как гроза, которая началась сейчас. Нужно выключить электричество на всякий случай. Как-то сюда молния попала, так вся проводка погорела.

— Я выключу, — сказал Сережа.

— Теперь понятно, почему в шкафу у Данко свечи лежат, — сказала я, доставая свечу.

— Тут всякое может случиться. Одну зиму из-за снегопада порвались провода. Мы неделю без света просидели. Вот радость была, когда не надо было в школу ходить с утра пораньше. Уроки начинались, когда рассветет. Мы тогда в старой школе учились. С независимой котельной. Ее уже нет. Сгорела.

— Данко говорил, что она погорела два года назад, — сказал Сережа.

— Чай будете? — спросила я.

— Не откажусь, — сказал Гена.

— А я спать пойду. Завтра в пять утра дядя Вася заехать должен. Мы же на рыбалку собирались. Только не думаю, что Данко будет в состоянии.

— Не знаю. Может его утром зарядку припрет делать, — хмыкнула я.

— Посмотрим. Я все равно спать пойду. А то еще просплю. Даже если мы и уедем, но на рыбалке я должен побывать. Будет, что вспомнить, — ответил Сережа.

Гроза разошлась не на шутку. Она напоминала ураган. И ничего не предвещало ее начала. Это как в жизни. Все идет хорошо, ровно, а потом неожиданно начинаются проблемы. Да такие, которые не знаешь, как решить.

— Серьезно думаешь уехать? — спросил Гена.

— Не знаю.

— Я могу тебя начать уговаривать остаться. Не пороть горячку. Но не в моем праве советовать человеку, как ему быть. Тем более что я не знаю всей ситуации. Меня слишком долго не было. Многое могло измениться. За семь лет человек из товарища, которого знаешь как себя самого, может стать совершенно чужим человеком. Это сейчас я и вижу. Раньше с Данко таких проблем не было. Но, как я понял, он остался таким, же раздолбаем, который не понимает своего счастья. Только стал более порывистый. Это мы с ним поменялись. Раньше я больше проблем доставал. Мне дурные идеи приходили. Он шел за компанию и меня вытаскивал. Теперь наоборот.

— Мне это не нравится.

— Ясное дело. Тебе его дома видеть охота, а не по пьяным кампаниям доставать.

— Ладно, когда зимой вместе жили. Тогда все свободное время работа занимала. Мы почти друг друга не видели. Теперь у него хороший график. До пяти вечера. После этого он идет по городу болтаться. Сережку с собой таскает. Приходят уже к десяти часам. Одно было терпимо, то, что не пил. Ладно, город посмотреть. Узнать, что изменилось. Но у вас город в одной стороне чихнул, а в другой уже платок достают. Что там полтора месяца смотреть?