Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки - Страница 18

О чем он думает? Может, о том, что перед ним первоклассная шлюха? Или о том, что она легкомысленна и легкодоступна?

— Afol, — сказал коротко, приглашая следовать за собой. "Идем".

Офицер шел быстро и размашисто, и Айями едва поспевала. К тому же, она растерялась. Ощущения, пережитые в кабинете музыки, ошеломили и потрясли, создав полнейшую неразбериху в голове.

Даганн вел коридорами на третий этаж, где в былые времена находились кабинеты начальных классов. Встречные солдаты салютовали офицеру, а вслед Айями цокали языками. "Сладкая цыпочка…"

В одном из помещений теснились сдвинутые кровати, заваленные сумками. Все-таки недавно приехал, — мелькнуло в голове, когда даганн, поднапрягшись, извлек искомое из кучи малы. Расстегнув молнию, он бросил на кровать несколько банок с консервами и прямоугольные брикеты.

— Mimok, — кивнул на еду. "Бери".

Айями, запутавшись в ручках пакета, неловко складывала продукты, а стыд жёг и отравлял душу. Только что она продалась за жратву и умудрилась получить удовольствие от собственной продажности. Грязная, распутная, беспринципная…

— Пойдем, — сказал даганн.

Как оказалось, он вел её вниз, к выходу. И Айями испытала невольную благодарность, ибо концентрация военных на один квадратный метр зашкаливала.

А в фойе школы накурено. И офицеры здесь, и солдаты. Смеются, подшучивают — не поймешь, то ли над Айями, то ли над её спутником.

— Ot, libhih roam? Adig kan votih sot him dafil (Эй, хороша цыпа? Вроде бы раньше здесь не бывала).

— Ot, ninis, afol om htod (Эй, сладкая, иди ко мне).

— Qriutil, afis pipex. Kriobet infis eminox? (Смотри, как дрожит. Испугалась твоего хозяйства?)

— Ot, roprih gvot! Kif htod lulum (Эй, приходи еще! Ты мне нравишься).

— Dudun git nun? Him libil divast (Целочка или нет? Не люблю девственниц).

— Afis omm? Turtin preg? (Как она? Горячая штучка?)

— Pinigot im pinigot (Бревно и есть бревно) — ответил прохладно спутник Айями. — Sirom tutur linbid (Везде одно и то же).

Она и трети слов не разобрала, но похабные интонации и разочарованные возгласы не оставляли сомнений. А еще поняла, что паек отработан, и её отпускают.

Выскочив на улицу, Айями побежала через площадь, забыв переобуться в сандалетки. Скорее бы спрятаться в тень, подальше от света фонарей, и заткнуть уши, в которых звучит издевательский мужской смех.

А завернув за угол, в спасительную темноту позднего вечера, Айями с разбегу влетела в лужу. И отдышавшись, побрела в мокрых туфлях и с грязными ногами. Дома с темными окнами казались театральными декорациями: толкнешь — и фальшивая фанерная конструкция завалится с грохотом. Кое-где в окнах светились огоньки тлеющих лучин, являя разительный контраст с цивилизованностью центральной улицы. До этого вечера Айями не высовывала нос из дома в столь поздний час. А сегодня шла — медленно, на ощупь, и вспоминала странные бутерброды, гротескно раскрашенную даганскую женщину, рояль в кабинете музыки, немногословие чужака, его дыхание, опаляющее кожу, и глаза, прожигающие насквозь. Наверное, он ненавидел Айями за бесчинства её нации над его народом. Наверное, испытал извращенное удовольствие, поимев очередную амидарейку и своеобразно отомстив противнику. Наверное, презирал местных женщин за то, что они охотно торгуют собой за еду.

Вот почему Оламирь велела её дождаться. В отсутствии уличного освещения можно запросто убиться, запнувшись о кочку или попав ногой в рытвину. Айями доковыляла до подъезда, и, держась за стену, осторожно поднялась по ступенькам. Поскреблась в дверь.

— Свят-свят, ты ж промокла вся. Почему не раскрыла зонт? — бормотала Эммалиэ, ощупывая вернувшуюся гулёну. — Ступай в ванну, я принесу горячей воды. Упаси нас заболеть сейчас.

Оказывается, начался дождь, а Айями не заметила, утонув в раздумьях. С остервенением шоркая по исхудавшему телу мочалкой, она с ужасом вспомнила, что не попросила "своего" офицера о помощи с трудоустройством. Никуда не денешься, придется завтра его разыскать. Хотя, увидев скелетообразное чучело при свете дня, даганн сделает вид, что не помнит вчерашнюю амидарейку из клуба. Или потребует новую оплату в обмен за помощь. Дура, дура! — шмякнула Айями мочалкой. Как же его найти, если она даже имени не знает? Все чужаки на одно лицо, а особых примет у него нет — ни шрамов, ни родинок, ни лысины. О, прекрасная мысль! Она спросит у Оламирь об офицере с двумя птицами на погонах. Та не может не знать.

— Выпей, — Эммалиэ протянула отвар из ромашки с листьями малины. Они сидели на кухоньке, и Айями потягивала горячий напиток, поджав ноги. — Больно?

Айями покачала головой.

Оскорбляли? Унижали? Может, били? — допытывалась Эммалиэ.

Нет, нет, нет. Не оскорбляли и не унижали. Один, а не двое и не трое. И не рота. И вел себя не грубо, а… по-мужски напористо.

Эммалиэ покрутила в руках консервы.

— Не по-нашему написано, но что-то мясное.

— Завтра переведу, — сказала тихо Айями. — Как думаете, надолго хватит?

— Если хорошенько постараться, то на неделю растянем, — заключила Эммалиэ. — Иди, ложись. Завтра я пойду на рынок.

— Нет, схожу я. Мне нужно.

— Айями… — замялась соседка. — Ты не жалеешь?

— Нет. А вы поддержите… перед ними? — запнулась Айями. "Они" — это соседи, косые взгляды и острые языки. Это осуждение в глазах и в речах.

— Да, — ответила Эммалиэ просто. — Ты да Люня — вот и вся моя семья.

— Спасибо… Знаете, что мне непонятно? Под столицей вот-вот произойдет решающее сражение, а они веселятся и развлекаются. Чересчур самоуверенные. Вдруг мы победим?

— Вряд ли, — вздохнула Эммалиэ. — Даганны — охотники. Они давно просчитали возможные комбинации. Расставили силки и капканы, разложили приманки в ловушках и ждут, когда наживку заглотят.

Айями долго лежала без сна. Она знала, что и соседка не спит, прислушиваясь: как бы сгоряча Айями не натворила дел, раскаиваясь в содеянном. Зряшное беспокойство. Айями не жалела о своем выборе. Она переступила черту, за которой гордости не место. Зато на время отогнала всевидящую Хикаяси от дома. Но с потерей принципов исчезало и светлое незамутненное прошлое. Айями тянула руки в отчаянии, но образ Микаса просыпался как песок сквозь пальцы. Отдалялся, превращаясь в зыбкий мираж. А всё потому, что перед глазами стояло лицо даганна и его пристальный взгляд. А еще яростное соитие на рояле в кабинете музыки.

Вскочив, Айями схватила со стола свадебную фотографию и прижала к груди. Так и уснула в обнимку с рамочкой.

Уму непостижимо, сколько гор можно свернуть, когда ты сыт. Когда в том месте, где живот прилипал к позвоночнику, появляется едва заметная выпуклость. Это желудок, и он не урчит и не откликается сосущей болью при малейшем движении. И полдня не минуло, а ты успел дважды сбегать к речке и прикатить тележку с бидоном, нагреть воды, вскипятить чайник, устроить стирку, убрать в квартире, наколоть паркетных досок с запасом для растопки печи, настрогать щепу, заштопать прохудившиеся колготки с носками и отправиться на рынок. Еще вчера на все дела и суток бы не хватило. Ползала Айями сонной мухой, спотыкаясь, и ведро с помоями казалось неподъёмной ношей.

— Ничего странного, — объяснила Эммалиэ. — Посчитай, сколько калорий съедено.

Действительно, у даганских пайков умопомрачительная энергетическая ценность — так указано на этикетках. Еще бы! Чужакам нужно думать о сражениях и победах, а не зацикливаться на мыслях о еде. Ко всему прочему, содержимое пайков витаминизировано и начинено микроэлементами. Поневоле позавидуешь питательному рациону даганнов.

С помощью тетради Айями перевела надпись на консервах с зелеными крышками: "тушеная конина". А содержимое синих банок так и осталось тайной за семью печатями — знаний, почерпнутых из тетради, не хватило.

— Тоже что-то мясное, — повертела банку Айями.