Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария - Страница 27

Даже не попрощавшись, спасатели рассеиваются, как темнота перед огнем. Но на этот раз сгорел не дом — на этот раз сгорел я.

Захар

ДО

Мою Хлопушку, маленькую беззащитную Тору заменили на фигурку из железа. Она здоровается со снующими из кабинета в кабинет спасателями и шагает все быстрее и увереннее. Я тащусь следом, но Хлопушка даже не оглядывается. Дошло до нее, наконец, что я не отцеплюсь и, тем более, не смоюсь.

Сегодня у меня экзамен.

Стены облеплены стендами, потолки — ребрами люминесцентных ламп. За десять минут нашего спринта каменный лабиринт успел мне порядком надоесть. Должно быть, мы будем бродить по нему лет четыреста, а потом нас прооперируют и заменят наши органы на шестеренки фирмы Zahnrad. Мы превратимся в часы.

— Тора, подожди! — кряхчу я. — Да подожди же ты!

Хлопушка сбавляет скорость и закусывает губу. Растрепанный хвостик, смешно покачиваясь, дает хозяйке пощечину. Мол, вспомни, кто ты, дурочка.

— Мы спешим, Захар. Чтобы ты понял, куда попал. — Тора хватает меня за локоть и тянет за собой. — Я не собираюсь тебя отговаривать. Решай сам, что для тебя важнее, когда сдашь экзамен.

— Экзамен для новичков, надеюсь?

— Как по-твоему, почему спасатели такие живучие?

— Экстрасенс из меня неважный.

— Они не треплются по пустякам!

Мы ныряем за очередной угол и — слава небесам! — оказываемся в тупике, щедро нафаршированном железными дверями. Тора притормаживает у девятой и выуживает из кармана ключи.

Щелчок — и мы проскальзываем в помещение, больше смахивающее на мини-коридор (куда же еще могла привести меня мини-девочка?). Потрепанное кресло, телевизор на тумбочке, рядом — часы с золотистой надписью. Стеллажи выстроились кривыми шеренгами. Странно, но полки завалены не книгами, а медикаментами, жгутами и шприцами.

В конце «коридора» темнеет проход. Портал, ха-ха.

— Зачем вам бинты? — интересуюсь я.

— Чтобы ты не сдох. Экзаменационная комната там. — Тора кивает в сторону портала. — Я буду следить за тобой через телевизор. Никаких глупостей. Выбирайся сразу же, как найдешь Zahnrad. Чем быстрее, тем лучше.

— Так вот же часы, — хмурюсь я и дотрагиваюсь до тикающего сердца с золотистой надписью.

— Это не те. Вперед, Захар. Удачи.

Тора тащит меня к проходу и заталкивает внутрь. Я попадаю в обычную квартиру.

Нет, ну действительно портал!

Что ж, поиграем.

Кто не спрятался, я не виноват.

Я просачиваюсь в спальню. Пыльное зеркало, календарь с фотографиями растений, сушеные абрикосы на пожелтевшей газете — все намекает, что я здесь лишний. В кухне фыркает радио. Шансон?.. Сквозь стекло улыбается веревка с сохнущей простыней в розочку. Балкон на троечку: окна упираются в кирпичную стену. Это единственное, что помогает не забывать: я на проклятом экзамене.

Я обыскиваю гостиную. Люстра с абажуром покачивается, машет мне. Трельяж усмехается трещиной на зеркале.

Наверное, сейчас из ванной выйдет седая женщина с фиолетовыми бигудями. Она занимается садоводством. Печет пирожки с вишней и продает их на ближайшей площади. По вечерам — сериалы. В мире этой женщины люди не охотятся на Zahnrad, а Zahnrad не охотится на людей.

И если бы мне предложили напялить бигуди, чтобы поменяться с ней ролями, я бы тотчас помчался в магазин за фиолетовыми брусочками.

Но в квартире пусто, даже часы не тикают. Они умные. Знают, что я по их душу.

В кухне, в забитой мойке, утопились доска для резки овощей и нож. Я вцепляюсь в них, как в щит и меч.

Домашний воин готов к бою.

Я спрашиваю у дома:

— Как тебя зовут?

А он отвечает:

— Ворон.

Во-рон.

Я запрокидываю голову. Потолок крутится каруселью.

Конечно, как я сразу не догадался. Вот же они — оранжевые выцветшие обои, шашки, разбросанные по обеденному столу, холодильник, усеянный магнитиками.

Что такое уют, если не магнитики на холодильнике?

А за шкафом… наши ладони, тщательно прорисованные мелом.

Тора. Она все подстроила. Вместо того, чтобы заменить мои органы на шестеренки, Хлопушка выдавливает из меня силы. Удивительно, что я до сих пор не лежу под землей и по-прежнему выполняю капризы несносной девчонки.

Я стираю рукавом рисунок и направляюсь к «порталу». Предвкушаю, как выскажу Торе все, что о ней думаю, но внезапно пол начинает вибрировать. И это не трамваи. Я не спутаю подобное ни с чем.

— Ты болен, Ворон?

— Дома не умеют болеть.

Ты прав, друг. Дома просто уезжают на море.

Его голос кажется мне смутно знакомым.

Я стискиваю нож и доску — где бы раздобыть доспехи? — и обыскиваю спальню. Часов нигде нет. Роюсь в шкафах. На пол летят платья, парики, расчески, книги — все что угодно, кроме железного сердца.

— Почему? Почему у меня в ушах не тикает? — вспыхиваю я. — Живые не могут без Zahnrad.

— Ты же можешь.

— Трудно возразить, — фыркаю я, опираясь на подоконник. Если Тора надеется, что я поведусь на это, она вдвойне дурочка. — Кто твои хозяева, Ворон?

До коридора — шагов десять. Скорее всего, дверь в спальню захлопнется, если я не потороплюсь. А впрочем, дома раз в сто проворнее людей, бессмысленная затея. Бессмысленная для тех, кто не умеет заговаривать зубы.

— Они любили кота и обожали играть в шашки… — шипит псевдо-Ворон.

Я крадусь к «порталу» на цыпочках, как чертова балерина.

— Хозяин был моряком…

Надо мной громоздится полка с книгами. Я поддерживаю ее рукой — мало ли что выкинет псевдо-Ворон.

— Они обвели ладони…

Пол вздрагивает. Я выныриваю из-под полки, и она падает, чудом меня не задев.

— В восемьдесят три хозяйка умерла от инсульта…

С потолка сыплется штукатурка. Тающий снеговик, не иначе. Я прикрываю себя доской вместо зонтика.

— В девяносто скончался хозяин. Уснул и не проснулся…

Я с ужасом представляю, как этот монстр будет трепаться обо мне со следующими студентами. «Он отбросил коньки от обильного кровотечения прямо у порога. Я прибил его шкафом и заколол осколками разбитого зеркала».

До коридора мне не хватает всего шага, и дверь дает мне подзатыльник, точно желает побыстрее вытолкать вон.

Я теряю равновесие, но чудом остаюсь на ногах.

— Они хотели ребенка, но их мечта не сбылась. Купили кота к старости, чтобы о ком-нибудь заботиться. Знаешь, что с ним случилось?

— Что?

Из кухни раздается тиканье. Что, если я, слепой кретин, не заметил Zahnrad? Что, если разгадка близко?

Я в два счета оказываюсь там, где были обведены чьи-то ладони. Дом не убьет меня. Не успеет. Я только проверю…

— Он сбежал. Любил облака. Мурлыкал мне, что там его сердце. Он единственный чувствовал, что я не просто кучка кирпичей. Все коты это чувствуют. А люди зажимают уши.

Я роюсь в шкафах, но не нахожу ничего, кроме заплесневелого хлеба. И уже думаю валить отсюда, как вдруг ящик захлопывается и с аппетитным хрустом жует мои пальцы.

Я отпрыгиваю.

Вспоминаю все известные мне ругательства.

Ногти горят огнем.

А через миг включается песня. Та самая.

Нет, я не выдержу взгляд этот из-под бровей.

Глаз — правильный квадрат на пустой голове.

Не отражается в них ни пряник, ни плеть,

Они открыты просто так, им все равно куда смотреть.

И фонари умных слов светят там и тут — зря! — там и тут.

Они как окна домов, люди в них не живут.

Нет! Нет! Ты слеп!

На полке рядом с чашками стоит проигрыватель. С царапиной посередине и мутными глазами-динамиками. С улыбкой, нарисованной фломастером.

Это он. Мой личный Вячеслав Геннадьевич.

Я тянусь к нему, забываю о боли, о том, где я и где Тора. Погружаюсь теплый летний день — день рождения Хлопушки. Вот тот фломастер. Вот растрепанные косички. А вот я дарю Торе проигрыватель и кассету с композициями Тартини.

А она танцует. Где-то по соседству со звездами.

Щелчок.